Концерт Патриции Каас. 3. Далеко от Москвы. Город Солнечный
Шрифт:
Я вас обнимаю и крепко целую. Гриша.»
– Мне твои письма понравились. Ты все написал правильно – мы же на юге загораем. А почему ты Уличке ничего не написал? Или считаешь ненужным?
– Нет. Просто пока не получается … А вспоминаю ее все время – невольно как-то получается … А письмо не выходит …
Вечером по заведенному порядку Свиридов просматривал документы в штабе.
В материалах, полученных из Москвы, его внимание привлекла шифрограмма с неприметным текстом. Но прочитав ее внимательно Свиридов понял смысл – генерал Сторнас
НИНА САМОХИА ЖДАЛА НИКОЛАЯ
Нина Самохина ждала Николая Петрова на улице.
– Ниночка, что-нибудь случилось? Что это Василек меня вызвал?
– Пойдем, пройдемся.
– Ты, что, плакала? Не надо, нет ничего стоящего, чтобы тебе плакать.
– Ой, Коленька … Хотелось бы …
Они прошли молча до конца корпуса и повернули в лес.
– Коленька, выслушай меня … Только не перебивай … Я к тебе очень серьезно отношусь … И к нашим с тобой отношениям тоже очень серьезно отношусь … Я тебя полюбила …
– Я к тебе тоже серьезно отношусь, и люблю тебя …
– Не перебивай, пожалуйста! Только у меня есть сын …
– Ну, не дури! Вася мне не чужой, он твой сын, значит … Да и мы с ним …
– Коленька! Да беременная я! На третьем месяце!
Нина хотела вырвать руку и убежать, но Николай не дал, и ей пришлось идти дальше рядом с ним.
– Не было у меня никого, – не выдержав продолжила Нина, – Меня этот гад силой взял … изнасиловал … А теперь третий месяц …
Они опять шли молча и опять Нина не выдержала.
– Я виноватая перед тобой … не знаю, в чем, но виноватая … Прости меня, если сможешь …
– В чем ты передо мной виноватая – я знаю … В том, что сказать боялась. Стало быть, мне не верила … Это, стало быть, первое …
Нина замерла и сжалась.
– И опять же мне не верила … Если я тебя люблю … если ты меня любишь … то как я могу не принять твоего ребенка? Ну, объясни?
Нина ревела в голос, пыталась что-то сказать, а Николай вытирал ее лицо платком и обнимал.
– Прекрати рев. Ему вредно.
– Что? Что ты сказал?
– Я сказал – ему вредно. Прекрати. Успокойся. И пошли в тепло, а то сопли замерзнут.
– Коленька!
Они, не раздеваясь, поднялись на второй этаж, нашли свободную комнату, закрыли дверь.
Нина обессилено опустилась на диван, но Николай поднял ее.
– Разденься хоть.
Он помог ей снять полушубок и усадил. Потом стал снимать сапожки. Нина тихонько счастливо плакала. Он так осторожно разувал ее, так нежно гладил ее ноги.
– Тебе не будет жарко? Давай, сниму рейтузы.
– Давай …
Она почувствовала его руки на поясе, на бедрах. Он осторожно стал стягивать рейтузы, стараясь не стащить с нее одновременно и трусики, а Нина привстала и помогла ему.
– Ты из-за него мне … не позволяла? – он так и не сел рядом, а устроился около ее ног на полу и стал целовать ее колени.
– Врач сказал – дней через десять уже можно
будет … Уж три прошло …– Подождем … Где же он там у тебя?
Нина вытянулась, отдаваясь его руке.
– Коленька, милый … Ты взаправду не винишь меня? Мне ведь знать надо …
– Не береди … Сама сказала – силой взяли … Чем ты виновата? А он чем виноват? – и он нежно погладил то место, где, как он думал, уже находился неведомый никому еще человечек.
ПРИЛЕТЕЛИ УМАРОВ и ИВАНИЩЕВА
Прилетевших Умарова и Иванищеву Свиридов встретил в главном административном корпусе, в штабе.
– Ангелина Митрофановна, позвольте представить вам полковника Свиридова.
– Свиридов Анатолий Иванович. Очень приятно. – Свиридов поцеловал протянутую руку.
– Ангелина Митрофановна Иванищева.
– Здравствуйте, Эрнест Умарович!
– Здравствуй, Свиридов, здравствуй. Мы здорово устали с дороги.
– Комнаты вам подготовлены, все разговоры завтра. А сейчас по кружечке парного молока со свежим хлебом? Пойдемте в буфет.
Приехавшие с удивлением осматривались в буфете – уютно, небольшие столики под накрахмаленными скатертями, мягкий свет, сверкающая стойка, такие милые и домашние девушки с косичками и главное – под белыми салфетками оказались глиняные кружки с настоящим парным молоком, а хлеб был ржаной, духовитый.
– Анатолий Иванович, это ваш агитпункт? – с удовольствием вдыхая запах хлеба спросила Иванищева.
– Нет, Ангелина Митрофановна, это наш штабной буфет. В корпусе, отведенном для вас и ваших сотрудников, есть и такой же буфет, и столовая с таким же молоком и хлебом. И множество всяких других приятных удобств. Когда приедут ваши сотрудники?
– Часть должна прилететь послезавтра, остальные – попозже. Я хочу разобраться, насколько Эрнест Умарович прав, что здесь уже есть фронт работ.
– Вот завтра мы с вами побеседуем и разберемся, с чего начать и кто понадобиться в первую очередь. А сейчас, если вы не возражаете, вас проводят в вашу квартиру. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Иванищева в сопровождении Суковициной вышли.
– Как дела, учитель?
– Это я у тебя должен спросить, Свиридов – как дела?
– Для медиков большинство оборудования уже прибыло, можно начинать монтаж. Но для них появилась срочная и не запланированная нами ранее работа. Может быть, завтра? Вы устали.
– В двух словах.
– Детей, таких, как Олег Ерлыкин, оказалось больше, еще семеро. Таким образом мы имеем восемь матерей и восемь мальчиков. Одна пара – сопряженные телепаты, как мы их назвали, остальные матери такими способностями не обладают. Из отцов в живых пятеро, все работают в городе рядом. Надо исследовать эту группу подробнейшим образом.
– Да, материал интересный. Давай завтра все обсудим вместе с Иванищевой – она женщина серьезная, хоть и с заскоками. Ученица Тимофеева-Ресовского, чем весьма гордится.