Конец детства (сборник)

Вероника посмотрела на него сбоку, в глазах отразился свет окон ближайшего домика. — А можно?

— Разве я не начальник экспедиции? Вероника засмеялась.

— Богаев назвал вас “волюнтаристом с докторским дипломом”, и, по-моему, он прав.

— Конечно, прав, я волюнтарист, даже анархист, если хотите, но, к счастью, обладаю обостренным чувством риска: знаю, когда можно рисковать, а когда нет. Как видите, пока я не ошибался.

— Поэтому и в “зону ужасов” пошли, что предполагали благополучный исход “разведки боем”?

— Не предполагал — знал. Не верите? Ей-богу, не вру! Со мной ничего не может случиться, пока я держу свое бытие в прогнозируемом русле.

— А не хвастаетесь часом, “волюнтарист”?

Ивашура улыбнулся.

— Есть немного, из желания понравиться. Итак, летим?

— Летим! — без колебаний ответила девушка. — Только сообщите все же о своем решении Богаеву, я его почему-то побаиваюсь. И вообще как-то странно: директор Центра и вдруг — заместитель своего подчиненного… Вы не находите?

— Нет, все закономерно. Богаев стар, через год уходит на пенсию, да и сердце у него слабое, а тут забот невпроворот.

— А как вы с ним в Центре уживаетесь?

— Нормально. Я его уважаю, он меня, надеюсь, тоже.

— Я слышала обратное…

— Чепуха! — Ивашура начал сердиться. — Просто был случай, когда я оказался прав, а он нет. Но я сказал правду: мы уважаем друг друга. Еще раз спрашиваю…

— Да лечу, лечу, не сердитесь, Игорь. — Вероника взяла Ивашуру под руку. — Не хотелось бы пилотов беспокоить.

— Пилотом пойду я. Постойте минуту, я предупрежу Михаила. — Ивашура бегом направился назад к штабному вагончику и вскоре вернулся. — Все, идемте.

Они пошли к стоянке вертолетов, перебрасываясь на ходу ничего не значащими фразами.

Ивашура первым залез в кабину, включил свет, прогревание и помог подняться девушке.

Двигатель, застывший на морозе, долго не хотел просыпаться, фыркал, бурчал, тряс кабину, но все же завелся. Медленно закружились лопасти винтов, побежали веселей, и вертолет взлетел.

— Я гляжу, все, что мне о вас говорили, сбывается, — сказала Вероника.

— А что говорили? — Ивашура натянул на голову дугу с наушниками, поправил на горле ларингофон и выключил в кабине свет.

— Ну, например, что вы все умеете и все знаете.

— Снова преувеличение. Почему вы избрали профессию телекомментатора? Вам надо работать журналистом.

— А я и так журналист, во всяком случае, три года назад закончила факультет журналистики МГУ.

— Я так и знал, — с сарказмом сказал Ивашура. — Чего еще от вас можно было ожидать!

Вероника рассмеялась.

— С вами интересно, Игорь. Позвольте вопрос…

— Женат ли я? Нет, пока не женат.

— Ну вот. — Девушка с сожалением покачала головой. — Я думала, у вас есть чувство меры.

— Простите, — быстро сказал Ивашура и коснулся руки соседки, — Это со мной бывает очень редко. Простили?

— Я подумаю.

Вертолет облетел Башню кругом, порывы ветра то и дело заставляли его крениться с боку на бок, и приходилось не столько смотреть вперед, сколько прилагать усилия удержаться на сидении.

— Держитесь за меня, — предложил Ивашура, казавшийся вросшим в пилотское кресло. Вероника подумала и приняла его предложение.

Вертолет вошел в облака, кабину затрясло.

— Сейчас выйдем вверх и перестанет трясти, — сквозь зубы пообещал Ивашура.

— Игорь, что будет… — Вероника помолчала. — Что, если Башня не остановит свой рост?

Ивашура, казалось, весь увлекся управлением машиной и не слышал вопроса. Вертолет наконец пронзил облачный слой и оказался под темно-фиолетовым куполом с великолепным звездным узором. В пяти километрах от него парила угрюмая, светившаяся багровым накалом округлая гора Башни.

— Не знаю, — ответил Ивашура вдруг, словно вспомнив вопрос. — Этим делом займется специальная комиссия.

— Ну, а ваше мнение?

— Мое? — Начальник экспедиции снова замолчал.

— Ну да, твое, — Вероника не заметила, что перешла на “ты”. — Не поверю, чтобы у знаменитого доктора наук Ивашуры не было своего мнения по любому вопросу.

— Мое мнение — придется пригрозить тем, кто в Башне. Как — пока не знаю, — предупредил он следующий вопрос Вероники. — Что-что, а способ пригрозить у нас найдется.

Вертолет поднялся еще выше, и стало заметно, что колонна Башни с высотой как бы теряет плотность, становится зыбкой, прозрачной и постепенно исчезает, теряется в небе, и от этого не только сама Башня, но и мир вокруг становится нереальным, наделенным неведомыми свойствами, пугающим и неземным…

— Хочется закрыть глаза и проснуться… — прошептала Вероника.

Ивашура вместо ответа повел вертолет еще выше и повернул к Башне. Над Башней на высоте пяти километров он остановил движение, вертолет завис.

Только здесь становилось отчетливо видно, что Башня круглая. А в ее глубине, как в стакане рубинового стекла, плескалась и мерцала перламутровая жидкость-сияние, завораживающая взор.

Они смотрели минут десять, потом на крошечной панели управления вертолетом мигнул зеленый огонек и в наушниках проскрипел голос Рузаева:

— Игорь, как дела?

— Все отлично, — ответил Ивашура, поглядел на спутницу. — Возвращаюсь.

И они полетели обратно.

Перед тем, как лечь спать, Ивашура побродил вокруг лагеря один по утоптанным тропинкам, сожалея, что проводил Веронику, подавил желание вызвать ее снова и направился к вагончику ВЦ, вспомнив разговор с Меньшовым.

Экспедиции была придана экспериментальная ЭВМ среднего класса ЕС-2289, способная работать в режиме разделения времени и транспортируемая в закрытом фургоне. Вычислительным центром вагончик с ЕС-2289 назвать было трудно, однако функции он выполнял аналогичные любому кустовому ВЦ. Работало на ЭВМ двадцать специалистов, нередко в три смены. В этот вечер в фургоне дежурила смена Кобцева, укомплектованная молодыми программистами и математиками, вчерашними выпускниками вузов страны.

— Привет служителям культа интеллектроники! — поздоровался Ивашура с начальником смены, с лица которого никогда не исчезала скептическая усмешка, будто он сомневался в способностях машины решать сложные задачи.