Конец детства (сборник)
Шрифт:
— Ужас! — беззвучно проговорила Вероника, сжав подбородок пальцами обеих рук.
Вслед за ударом последовал грохот и грозный, вибрирующий гул, от которого задрожали стенки кабины вертолета. Машина заскрипела, закачалась с боку на бок. Пилоты озадаченно наклонились над панелью управления.
Вертолет продолжал вздрагивать и качаться.
— Что случилось? — прокричал Ивашура.
— Боюсь, как бы винты не пошли вразнос, — ответил старший пилот. — Идем на базу.
И вертолет, вздрагивая при каждом взмахе винтов, как хромой на ногу, отвалил в сторону и оставил за
Ивашура встал поздно, в одиннадцатом часу. Недоверчиво повертев часы перед глазами, он откинул полу спального мешка, сел на кровати. В вагончике никого не было, сквозь оконца просачивался свет хмурого зимнего дня. На столе стояла банка тушенки, в пакете аккуратно были завернуты хлеб, сыр и пачка масла, рядом — накрытый полотенцем чайник.
Гаспарян, мелькнула мысль, аккуратист… Странно, что меня не разбудили. И я хорош, разлегся барином! Как в отпуске. Устал, начальник? Не великовата ли нагрузка?
Он осуждающе посмотрел на свое отражение в зеркальце на стене, потрогал щетину на щеках.
Хорош! Таким Вероника тебя еще не видела, и хорошо, что не видела. Вон Сурен постоянно держит себя в форме, любо-дорого посмотреть! Когда он бреется? Вроде никогда его не видели с бритвой в руках…
Ивашура сделал зарядку, умылся, поел, продолжая недоумевать по поводу своего позднего пробуждения, и помчался в штаб. Там стало известно, что будить его запретил Одинцов.
В штабе было шумно, как и всегда: исследователи продолжали работу; переговариваясь между собой, у двух столов стояли и сидели люди, кто-то входил и выходил, хлопали двери, звонили телефоны.
Дежурил Богаев. Он поздоровался с Ивашурой и снова поднес к губам микрофон, вызывая какого-то “двенадцатого”. Рядом разговаривали Старостин и Одинцов, развернув на столе карту Жуковского района.
— Проспал, — виновато сказал Ивашура. — Со мной раньше такого не случалось.
— Это я не велел вас будить, — сказал Одинцов. — По моим данным, вы недосыпаете уже третий месяц.
— Не жалуюсь, — махнул рукой Ивашура. — Но, видимо, вы правы, отдых необходим.
— Я слышал, вы контактировали с пауками, — проговорил Старостин. — Есть результаты?
Ивашура поискал глазами Гаспаряна и Рузаева, но в штабе их не было.
— Я отдал магнитофонную кассету в лабораторию, на анализ, но ответа пока нет. Но если даже пленка пуста, считаю, что эксперимент проведен не зря, паук выслушал меня. Причем у меня сложилось впечатление, что он не случайно остановился, разрезав сетку, он меня ждал. Когда я подошел, сетка была разрезана на две части, и он в любую секунду мог убежать.
— Я не одобряю этого “контакта”. — Старостин мельком посмотрел на Ивашуру. — Как и Владлен Денисович Богаев. В основном из-за риска. Только что, сутки назад, у Башни погиб человек, и вы снова идете туда, без надежды на удачу, без надлежащей защиты.
— Мы уже говорили с Игорем Васильевичем на эту тему, — вмешался Одинцов. — Просто такие экспедиции нужно готовить тщательнее.
— К сожалению, времени у нас не остается, в том числе и на “контактерские” экспедиции.
Башня начинает реально угрожать городу, последняя пульсация добавила к ее толщине почти два километра. До Жуковки осталось семь, до ближайшей деревни — два, до железной дороги — восемь километров. До газопровода — пять. Понимаете?— Понимаю, — тихо сказал Ивашура. — Что вы предлагаете?
— Пока ничего. Решать надо, к сожалению, в такой момент, когда мы совершенно не имеем свободы выбора. Я понимаю, к чему вы клоните. Да, в сложившейся ситуации мы ничем не можем ответить Башне, кроме ракетного удара по ней. Предлагайте свои способы ее укрощения, причем как можно быстрей.
— А если оттуда ответят?
— Вы можете предложить другой способ? Мирный? Я проголосую за него двумя руками!
— Мирный — это контакт, попытку которого я сделал сегодня ночью. Но угроза городу действительно велика…
— Газопровод снова разорван, — вставил Одинцов. — В городах области имеются разрушения, а в Жуковке — жертвы среди неэвакуированного населения. По-моему, Игоря Васильевича не надо убеждать. Конечно, до нанесения удара еще далеко, и не исключено, что мы успеем к тому времени установить настоящий контакт с хозяевами Башни. По моим сведениям, некоторые ученые разработали — пока в теории — способы остановки роста Башни. Почему бы не применить их на практике?
— Я знаком с этими теориями, — поморщился Ивашура. — Но любое воздействие на Башню непредсказуемо, неизвестно, чем она ответит, особенно на… ракетный удар.
— Но ведь что-то делать надо! — рассердился Старостин. — Простите.
— А где остальные члены комиссии? — спросил Ивашура.
— Работают, — поднял спокойные глаза Одинцов. — Знакомятся с обстановкой в лабораториях, с имеющимися данными, с людьми. Завтра, наверное, соберем научный совет экспедиции, с тем чтобы выслушать предложения ученых. А пока что комиссия в шоке, если можно так выразиться. Более грандиозного явления никто из ее членов не видел, даже атомный взрыв не сравнится с Башней по масштабам и мощи, я не говорю уже — таинственности.
— Игорь, — позвал Богаев.
Ивашура извинился, подошел к переговорной панели.
— Михаил передает, что пауки снова начали ткать свою паутину, уже заткали всю насыпь у стены Башни. А ведь до пульсации еще далеко. — Богаев снял наушники и посмотрел на Ивашуру. Глаза у него были красные, под глазами набрякли мешки, лицо осунулось, пошло складками.
Здорово сдал Владлен, подумал Ивашура с состраданием. Ему под шестьдесят, давление, сердце — сколько можно держаться? А скажешь об этом прямо — обидится…
Вслух же он сказал:
— Очевидно, пауки начинают строить защитный барьер, другого смысла в их строительстве нет.
— На, поговори с ним. — Богаев передал наушники Ивашуре, уступил место у панели. — Я пока разомнусь.
Ивашура сел и вдруг почувствовал, как стул вздрагивает под ним, как живой. Разговоры в комнате утихли, все повернулись к радистам.
— Что там, Миша? — спросил Ивашура, прижав к уху дугу с наушниками. — У нас пол трясется…
Через несколько секунд донесся голос Рузаева: