Конец главы

– А после этого, перед самым отъездом из Лондона, он прислал вам записку и вновь просил вас изменить решение и уехать с ним?

– Да.

– И вы не согласились?

– Нет.

– Теперь напомню вам такую дату, как... э-э... третье января.

Динни облегченно вздохнула.

– ...то есть день, когда вы провели с соответчиком время с пяти часов вечера почти до двенадцати ночи. Вы признаете этот факт?

– Да, признаю.

– И никакой интимности?

– Никакой, если не считать того, что, придя в пять часов к чаю, он поцеловал меня в щеку, так как мы не виделись почти три недели.

– Вот как! Опять в щеку? Только в щеку?

– К сожалению, да.

– Не сомневаюсь, что он сожалел об этом.

– Вероятно.

– И после такой разлуки вы истратили первые полчаса на чаепитие?

– Да.

– Если не ошибаюсь, вы снимаете квартиру в бывших конюшнях - комната внизу, лестница и еще одна комната наверху, где вы спите?

– Да.

– И ванная, так? Вы, наверное, не только пили чай, но и беседовали?

– Да.

– Где?

– В нижней комнате.

– А затем, продолжая беседовать, вы отправились в Темпль, затем зашли в кино, пообедали в ресторане, опять-таки продолжая беседовать; наконец взяли такси и, беседуя, поехали к вам на квартиру, так?

– Совершенно точно.

– Где вы решили, что, проведя с соответчиком почти шесть часов, вы ему сказали еще далеко не все и вам необходимо пригласить его к себе? Он зашел к вам?

– Да.

– А ведь был уже двенадцатый час, верно?

– По-моему, самое начало.

– И долго он у вас пробыл?

– Примерно полчаса.

– Никакой интимности?

– Никакой.

– Глоток вина, пара сигарет, еще немножко разговоров - и все?

– Именно.

– О чем же вы столько часов подряд беседовали с молодым человеком, которому позволялось целовать вас в щеку?

– О чем вообще люди разговаривают?

– Прошу отвечать прямо на вопрос.

– Обо всем сразу и ни о чем в частности.

– Поточнее, пожалуйста.

– О лошадях, кинофильмах, моих родных, его родных, театре... да я уж и не помню.

– Тщательно обходя любовную тему?

– Да.

– От начала до конца сугубо платонически?

– Увы, да.

– Оставьте, леди Корвен! Неужели вы надеетесь убедить нас, что этот молодой человек, который, как вы сами признали, влюблен в вас и который не виделся с вами почти три недели, ни разу за долгие часы не намекнул вам на свои чувства?

– Кажется, он раза два сказал, что любит меня, но вообще-то он идеально держал свое обещание.

– Какое?

– Не добиваться от меня любви. Любить - не преступление, а только несчастье.

– Вы говорите с таким чувством на основании личного опыта?

Клер промолчала.

– Вы серьезно заявляете, что не были влюблены раньше и не влюблены сейчас в этого молодого человека?

– Он мне очень нравится, но не в вашем смысле слова.

В Динни вспыхнула острая жалость к Тони Круму, который должен все это выслушивать. Щеки у нее запылали, ее синие глаза впились в судью. Тот как раз кончил записывать ответ Клер, и Динни вдруг заметила, что он зевает. Он зевнул по-старчески - так долго, что казалось, рот его никогда не закроется. Настроение девушки разом изменилось: она преисполнилась странного сострадания. Ему ведь тоже приходится целыми днями выслушивать нескончаемые нападки одной стороны на другую и смягчать их!

– Вы слышали, как сыскной агент показал здесь, что после вашего с соответчиком возвращения из ресторана у вас горел свет в верхней комнате. Что вы на это скажете?

– Видимо, так и было. Мы там сидели.

– Почему там, а не внизу?

– Потому что там теплей и уютней.

– Это ваша спальня?

– Нет, гостиная. Спальни у меня нет. Я сплю на кушетке.

– Понятно. Словом, вы пробыли там с соответчиком от начала двенадцатого почти до полуночи?

– Да.

– И вы не усматриваете в этом ничего плохого?

– Нет, не усматриваю, но это, разумеется, чрезвычайно неблагоразумно.

– То есть вы не поступили бы так, если бы знали, что за вами следят. Вы это имеете в виду?

– Да, конечно.

– Почему вы сняли именно эту квартиру?

– Из-за дешевизны.

– А ведь она неудобна, правда? Ни спальни, ни людской, ни швейцара?

– Все это роскошь, которую нужно оплачивать.

– Вы хотите сказать, что сняли эту квартиру именно из-за отсутствия в ней указанных помещений?

– Именно. Я еле свожу концы с концами.

– И мысль о соответчике никак не повлияла на ваш выбор?

– Никак.

– И вы даже не подумали при этом о нем?

– Милорд, я уже ответила.

– Я думаю, она уже ответила, мистер Броу.

– В дальнейшем вы постоянно виделись с соответчиком?

– Нет, от случая к случаю. Он жил не в Лондоне.

– Понятно. Но приезжал повидать вас?

– Мы всегда виделись, когда он приезжал. Он бывал в городе раза два в неделю.

– Чем вы занимались, когда виделись?

– Шли в картинную галерею или в кино, один раз были в театре. Обедали обычно вместе.

– Вы замечали, что за вами следят?

– Нет.

– Он заходил к вам домой?

– До третьего февраля - нет.

– Да, я имел в виду именно эту дату.

– Я так и думала.

– Вы так и думали? Значит, этот день и эта ночь навсегда остались в вашей памяти?

– Я прекрасно их помню.

– Мой коллега детально допросил вас о событиях дня, который, если не считать часов, затраченных на осмотр Оксфорда, был целиком проведен вами в машине. Это так?

– Да, так.

– Автомобиль был двухместный, милорд, - так называемый "малютка".

Судья пошевелился.

– Я не ездил в "малютке", мистер Броу, но знаю, что это такое.

– Вместительная, удобная и небольшая машина?

– Совершенно верно.

– И, кажется, закрытая?

– Да. Верх не опускается.

– Вел мистер Крум, а вы сидели рядом?

– Да.

– Вы сказали, что на обратном пути из Оксфорда у вас отказали фары. Это случилось около половины одиннадцатого в лесу, не доезжая мили четыре до Хенли?