Конец «Крота»

И в который уже раз для сигнальной метки была пущена в ход губная помада. Разведчиком московской резидентуры ЦРУ, «прочитавшим» сигнал, был уже известный нам Лоренс Кроуфорд.

— Трудно недооценивать роль случайных обстоятельств в любом деле, вступил в разговор Климов.

Иван Платонович Старобельский и Алексей Владимирович Климов снова встречались в кабинете начальника Американского отдела. Втроем они обсуждали итоги жаркой зимы.

— Да, в какой-то мере господин «Случай». Понимаете, Сергей Александрович и Алексей, — проговорил Старобельский, обращаясь к собеседникам, — след к майору военной разведки, можно сказать, потянулся при несколько необычных обстоятельствах. Офицеру безопасности нашего посольства в Лиссабоне попало в руки анонимное письмо от иностранца. Тот, очевидно, неплохо знал, по крайней мере внешне, резидента ЦРУ в Португалии и однажды стал свидетелем встречи американца в одной из гостиниц Лиссабона с каким-то русским дипломатом. Он сделал такой вывод дипломатическому знаку автомашины, который ему удалось заметить. Он также описал в общих чертах внешность русского. Автор письма не сомневался в явно конспиративном характере контакта. Вот в таких условиях и с такой информацией наша резидентура в Лиссабоне стала решать задачу с несколькими неизвестными. Дипломата посольства установили быстро — им оказался помощник военного атташе. Резидентура затем проследила, что он еще дважды конспиративно встречался с резидентом ЦРУ в той же гостинице. Провели осторожную проверку — никаких служебных поручений, связанных с контактами с американцами, помощник военного атташе не должен был выполнять. Так что сомнений просто не оставалось. Стали искать «доброжелателя» — неудачно. Версий много. Это мог быть и какой-то сотрудник американского посольства, не взлюбивший Лэнгли, но по понятным причинам пожелавший остаться неизвестным. Мог быть работник местной службы безопасности, имеющий причины именно так относиться к Центральному разведывательному управлению. В общем, можно только гадать. И ждать, не проявится ли автор этого письма еще раз. Правда, для нас в данный момент это, пожалуй, не имеет значения.

— Вот уж никак нельзя назвать случайностью то, как появилась информация о шпионе американской разведки в Ленинграде. — Климов только что возвратился из Северной Пальмиры, где участвовал в захвате «Дэниэля Роста». — Как я понимаю, наши друзья из ГДР передали нам оперативные данные, которые получили от своего источника в БНД. Это никак нельзя назвать случайным успехом, хотя и такие непредвиденные удачи бывают. Возьмем, например, дело Плахова. Вот где сыграл свою роль господин «Случай», как вы, Иван Платонович, говорите. Его нам «подарил» «Нарцисс» из-за своей небрежности. Кто знает, как бы пошли дела, не соверши они промашки с фотоаппаратом «Минокс». Да и в деле Аркадия Порываева немало случайного.

— Я полагаю, — вмешался Краснов, — вы оба по-своему правы. И все же не будем забывать законов диалектики. Случайность — категория философская. Так же как и ее родная сестра — закономерность. Обе эти категории важны и совершенно объективно действуют в нашей работе, и к обеим необходимо относиться с уважением. Мы в контрразведке обязаны использовать любую возможность, не выходящую за рамки дозволенного законом, чтобы противостоять противнику. С этой точки зрения важен не сам господин «Случай», важно не пройти мимо и умело им воспользоваться. Удача капризная дама, она любит, когда за ней ухаживают. Все названные вами дела, которые контрразведка так удачно завершила, — лучший пример такого подхода. И Плахов, и майор из военной разведки, и Аркадий, который нам очень серьезно помог. И, конечно же, ленинградское дело. Оно в этом же ряду, и отнюдь не исключение из общего правила. Немецкие друзья ведь не случайно занимаются БНД. И мы совершенно не случайно повернули информацию Аркадия Порываева в нужное нам русло.

— И тем не менее господин «Случай» всегда хорош, — сказал Старобельский, — конечно, когда имеет приятный для нас характер.

— Ладно, — не возражал Климов, — давайте повенчаем этого господина с госпожой «Удачей». И скрепим брачный союз еще и умелой настойчивостью.

— Договорились, — рассмеялся Краснов, словно завершая беседу на эту философскую тему. — Однако полагаться только на господина «Случая» было бы, я полагаю, верхом глупости. Неразумно рассчитывать только на то, что происходит само собой. Нужна организующая сила, воля и настойчивость. Можно, конечно, воспринимать случай как везение. Но тогда надо вспомнить, что говорил наш выдающийся полководец Александр Васильевич Суворов: «Везенье — везеньем, но когда-нибудь надобно и уменье!»

Уже перед самым уходом к себе Климов добавил, обращаясь к начальнику отдела:

— Сергей Александрович, мы сейчас готовим завершающую стадию операции с «Рекрутом». К концу дня прошу вас принять меня и Станислава с проектом письма «Рекрута» американцам. Станислав и я завтра сможем с ним увидеться.

Глава четырнадцатая

«По ком звонит колокол»

«Рекрут» преподносит сюрприз

Говорят, что надо всегда прислушиваться к колокольному звону — колокол может звонить по тебе и навевать мысли о вечном. Или — о чем-то преходящем и неопределенном, как туман, который рано или поздно рассеется.

Телеграмма московской резидентуры о неудачном выходе Арнольда Бронсона на встречу с «Рекрутом», о задержании его милицией по подозрению в ограблении девушки и о радиопередатчике, который попал в руки к русским, поразила начальника Советского отдела Оперативного Директората, может быть, не меньше, чем сообщение о провале «Пилигрима». Возвратившийся из Москвы Питер Николс дополнил это печальное известие подробностями о событиях в отделении милиции на проспекте Маршала Гречко, о которых доложил подавленный случившимся разведчик резидентуры.

— Вы совершенно правильно ставите вопрос об Арнольде, — сказал Николсу Джеймс Вулрич, — ему нельзя оставаться в Советском Союзе. Независимо от того, уцелеет ли «Рекрут» или его ожидает судьба несчастного «Пилигрима».

— Да, сэр, я рад, что вы разделяете мое мнение. Мы немедленно направим телеграмму Александру Нарбекову, чтобы Арнольд готовился к отъезду. Думаю, надо объяснить его отъезд каким-то благовидным предлогом, например, болезнью матери или его самого. Знаете, я уверен, что слежки за Арнольдом не было, как не было наблюдения за ним все последнее время. Да и «J.I.B.» все-таки надежное средство, чтобы избавиться от преследователей. Странно, однако, что оказался неудачным отвлекающий маневр с поездкой Александра на Кавказ.

Последствия этого разговора в Советском отделе Лэнгли уже известны. Поспешный отъезд из Москвы Арнольда Бронсона остался малоприметным для большинства американцев с улицы Чайковского, но был по достоинству оценен в доме № 1/3 на улице Дзержинского.

— Совершенно ясно, Питер, — говорил своему заместителю начальник Советского отдела несколько дней спустя после возвращения «Роберта Кэмпбелла» в Вашингтон, — что нам и Эрику Хонтауэру в его новой должности главного контрразведчика ЦРУ потребуется делать серьезный и всесторонний анализ всего, что случилось в Москве. Может быть, мы что-то узнаем о «Рекруте».

Судьба агента, которого в Лэнгли готовили на роль «крота» в Ясеневе, основательно беспокоила Джеймса Вулрича. Вести о «Рекруте» появились в Советском отделе Оперативного Директората уже на следующей неделе. На стол «Волка» Вулрича легло проявленное в лаборатории Лэнгли и расшифрованное в самом отделе письмо от агента ЦРУ:

«Дорогие друзья! Я вынужден просить вас освободить меня от тех обязательств, которые я так неосторожно взял на себя после всех ваших заверений о безопасности наших встреч. Сегодня я испытал настоящий ужас у места встречи «Крем». Я был в двухстах метрах от телефонной будки и увидел страшную сцену, когда в милицейскую машину усаживали человека, только что вышедшего из будки. Наверное, это был американец или англичанин, потому что он кричал что-то на английском языке. Возможно, мне повезло, я задержался минут на 8-10. Я тут же повернул назад, там был угол улицы. Я уверен, что вы поймете мое чувство. Я больше не могу и не хочу так рисковать. Надеюсь, что вы проявите благородство. Прошу вас не посылать мне радиограмм, я не смогу их прочитать, я все материалы уничтожил. Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной в Москве. Прощайте.

Ваш друг».

— Ну вот, Питер, еще одно недостающее звено. Что вы теперь думаете о событиях в Москве? — Голос начальника Советского отдела непривычно задрожал. — Не знаю, что придется доложить директору и как объяснять все случившееся. Честно говоря, я уже не так уверен в непогрешимости проверки разведчиков резидентуры. Но несравнимо больше этого я думаю о трагической утечке информации отсюда.

— Я вас понимаю, сэр. — «Везунчик» не может скрыть от шефа своей растерянности. — У победы много живых родителей, а неудача — всегда остается сиротой. Мне, наверное, следует, прежде всего винить себя. Особенно сейчас в Москве. И в деле «Рекрута», и тогда, в деле «Пилигрима», слишком велика была жажда удачи. Может быть, и посчастливилось ее поймать, но удержать — не удалось. Не хотелось бы быть охотником, угодившим и капкан.

— Ладно, Питер, прекратите казнить себя. Грустно признавать поражения, но вы безусловно правы. К победам быстро привыкаешь, они создают эйфорию, и она очень вредна, если ею слишком увлекаться. Всегда нужен холодный душ, он закаляет. Как бы ни была трудна схватка с сильным противником (а русские очень крепкий и сильный противник, необходимо это признавать), как ни сложна обстановка для нас в Советском Союзе, — я уверен, что нам удастся разгадать загадки, которые задают нам русские. Жаль только, что приходится тратить на это драгоценное время и массу нервной энергии.