Конец лета

Моя ярость поутихла, и мне даже стало немного стыдно за эту вспышку.

— Ну… Раз уж вы здесь, проходите.

Я попятилась и потянулась к выключателю. Комнату наполнил холодный, яркий электрический свет.

Но Дэвид Стюарт все еще колебался.

— Быть может, вы хотели бы взглянуть на какое-нибудь удостоверение личности?.. Ну, знаете, на кредитную карточку? Паспорт?

Я бросила на него довольно резкий взгляд, и мне показалось, что я уловила искру иронии за стеклами его очков. «Интересно, — подумала я, — что такого смешного, черт побери, он тут нашел».

— Если бы вы прожили здесь столько же, сколько я, вы бы тоже не стали открывать эту чертову дверь кому попало.

— Ну что ж, прежде чем кто попало войдет в дом, вероятно, ему лучше пойти и выключить фары. Я оставил их включенными, чтобы не оступиться в темноте.

Не дожидаясь едкой реплики, которую меня так и подмывало уронить в ответ, странный гость направился к автомобилю. Я оставила дверь открытой, вернулась к камину и подложила в огонь еще одну деревяшку. Тут я поняла, что мои руки дрожат, а сердце колотится, отбивая барабанную дробь. Я расправила коврик перед камином, швырнула косточку Расти под кресло и прикурила сигарету. В этот момент пришелец снова поднялся на заднее крыльцо, вошел в дом и закрыл за собой дверь.

Я повернулась к нему. У него была бледная кожа и черные волосы, что свойственно очень многим горцам. Худощавый, несколько угловатый и нескладный, он походил на какого-нибудь чудаковатого ученого или преподавателя непонятной науки. На нем был мягкий костюм из твида, немного потертый на локтях, коленках и петельках для пуговиц, клетчатая, коричневая с белым, рубашка и темно-зеленый галстук. Его возраст угадать было невозможно. Ему могло оказаться как тридцать, так и пятьдесят лет.

— Как вы теперь себя чувствуете? — осторожно спросил Дэвид Стюарт.

— Я в порядке, — ответила я, но мои руки все еще дрожали, и он это видел.

— Вам бы выпить немного. Это не повредит.

— Я не знаю, есть ли в доме выпивка.

— Где можно поискать?

— Внизу, под окном.

Дэвид Стюарт нагнулся, открыл шкафчик, пошарил там немного, а затем извлек руку с пылью на рукаве пальто и на четверть полной бутылкой виски «Хейг».

— То, что нужно. Теперь осталось найти стакан.

Я пошла в кухню и вернулась с двумя стаканами, кувшином воды и лотком льда из морозильника. Мой гость разлил напиток в стаканы. Жидкость казалась подозрительно темной.

— Я не очень люблю виски, — сказала я.

— Отнеситесь к нему как к лекарству, — с этими словами он протянул мне стакан.

— Но я не хочу, чтобы меня развезло.

— О, не волнуйтесь, не развезет.

В этом был здравый смысл. Виски имел привкус дыма и было невероятно согревающим. Успокоившись немного и уже стыдясь того, что я вела себя как полная дура, я нерешительно улыбнулась гостю.

Он улыбнулся в ответ и сказал:

— Почему бы нам не присесть?

Итак, мы присели, я на ковер, а он на краешек большого отцовского кресла, опершись локтями на колени и поставив стакан с виски на пол между ног.

— Разрешите узнать, из чистого любопытства, почему вы в конце концов открыли дверь?

— Все дело в том, как вы произнесли свое имя. Стюарт. Вы из Шотландии, не так ли?

— Да.

— Откуда именно?

— Кейпл-Бридж.

— Но это же совсем рядом с «Элви»!

— Я знаю. Видите ли, я из фирмы «Рэмсей, Маккензи и Кинг»…

— Бабушкины юристы!

— Верно.

— Но я вас не помню.

— Я начал работать в этой конторе всего пять лет назад.

У меня внутри все похолодело. Но я заставила себя спросить:

— Что-то… случилось?

— Ничего не случилось, — его голос звучал очень твердо и ободряюще.

— Тогда зачем вы приехали?

— Из-за целого ряда писем, — сказал Дэвид Стюарт, — оставшихся без ответа.

3

Помолчав немного, я произнесла:

— Я вас не понимаю.

— Из-за четырех писем, если быть точным. Трех — от самой миссис Бейли, и одного моего, написанного от ее имени.

— Написаны кому письма? — Сейчас было не время задумываться о порядке слов в предложении.

— Вашему отцу.

— Когда?

— В течение последних двух месяцев.

— Вы посылали их сюда? Я хочу сказать… Мы так часто переезжаем.

— Вы сами сообщили бабушке этот адрес.

Чистая правда. Я всегда высылала бабушке новый адрес, когда мы переезжали. Я выбросила свою наполовину сгоревшую сигарету в камин и попыталась как-то уложить в своей голове эту экстраординарную ситуацию. Мой отец, при всех его недостатках, был абсолютно неспособен что-либо скрыть… скорее наоборот, он имел склонность выражать свое недовольство вслух и жаловаться сутки напролет, если что-то раздражало или беспокоило его. Но о письмах я не слышала ничего.

Мой гость осторожно спросил, отрывая меня от размышлений:

— Так вы не видели этих писем?

— Нет, — сказала я. — Но это неудивительно, потому что отец всегда забирает почту сам, из магазина.

— Возможно, он просто их не распечатывал?

Но это тоже было на него непохоже. Отец всегда вскрывал письма. Не обязательно для того, чтобы прочесть их, а просто потому, что всегда существовала вероятность обнаружить в конверте чек.

— Нет, он бы так не сделал, — сказала я. Проглотила нервный комок, застрявший в горле, и убрала волосы с лица. — О чем были эти письма? Или вы, может, не знаете?

— Разумеется, знаю. — Теперь голос Дэвида Стюарта прозвучал очень сухо, и было несложно представить, как он, устроившись за старомодным письменным столом, откашлявшись и отодвинув эмоции на задний план, приступает к разбору всяческих завещаний, доверенностей, актов купли-продажи, договоров об аренде и прочих документов с их подводными камнями и невразумительными формулировками. — Дело в том, что ваша бабушка хочет, чтобы вы вернулись в Шотландию… Навестили ее…

— Я знаю, что она этого хочет, — перебила я, — она всегда писала мне об этом.