Конец означает начало

Однако даже самые жестокие карательные меры не могли пресечь текучесть кадров и другие явления, лихорадящие советскую промышленность. В октябре 1940 года «Правда» сообщала, что на Сталинградском тракторном заводе в июле было принято 450, а уволено 246 рабочих, в августе — соответственно 372 и 339, в сентябре — 428 и 405 [110].

Решения об опозданиях, прогулах и т. п. утеряли на многих предприятиях всякую силу, поскольку в условиях кризиса снабжения люди простаивали в очередях по многу часов рабочего времени, чтобы приобрести самые необходимые товары, начиная с хлеба.

Комментируя новшества в советском трудовом и уголовном законодательстве, «Бюллетень оппозиции» в статье «Политика кнута» писал: «Если бы все изданные за последнее время в Советской России указы действительно точно выполнялись, то добрая половина граждан СССР сидела бы в тюрьме: за прогул — исправительно-трудовые работы; за самовольный уход с завода — тюрьма; за выпуск брака — тюрьма; за самую что ни на есть мелкую кражу на производстве — тюрьма» [111].

VII

Боеспособность армии перед войной

За три с половиной предвоенных года капиталовложения в развитие оборонной промышленности составили более 25 % всех капиталовложений в промышленность, а темпы роста оборонной промышленности были в 3 раза выше, чем промышленности СССР в целом [112]. Накануне войны СССР по объёму машиностроения занял второе место в мире и первое в Европе [113]. В 1939 и 1940 годах среднегодовое производство основных видов оружия и боевой техники поднялось в 2—10 раз по сравнению с 1935—1937 годами [114].

Однако планы оборонной промышленности и в эти годы не выполнялись, прежде всего из-за систематического невыполнения, начиная с 1937 года, планов выпуска чёрной металлургии [115]. Поэтому производство тяжёлого оружия всё время отставало, несмотря на резкое снижение выпуска продукции гражданской автопромышленности (с 201,7 тыс. автомобилей в 1939 году до 145,4 тыс. в 1940 году, со 112,9 тыс. тракторов в 1939 году до 31,6 тыс. в 1940 году) [116].

По количественному производству основных видов оружия и боевой техники СССР в 1940 — первой половине 1941 года превзошёл Германию. Благоприятным для СССР было и количественное соотношение важнейших видов вооружений к началу Отечественной войны. В июне 1941 года у Германии имелось 5650 танков и штурмовых орудий, а у Советского Союза — свыше 20 тыс., боевых самолётов — соответственно 10 и 22 тыс. [117] Это соотношение было сведено на нет к началу 1942 года в результате тяжких поражений Советской армии. Уже в первый день войны противнику удалось уничтожить около 1200 советских боевых самолётов, в том числе 900 — прямо на аэродромах. В первые недели войны немецкими войсками было захвачено огромное количество оружия и боеприпасов, сосредоточенных до войны на складах в западных районах страны. Все эти огромные потери во многом объяснялись тем, что в 1940—1941 годах аэродромы и военные склады размещались в непосредственной близости от границы. К декабрю 1941 года потери оружия и боеприпасов составили 75 % всего их наличия к началу гитлеровской агрессии [118]. По немецким данным, на 1 декабря 1941 г. число уничтоженных или захваченных советских танков составило 21 391, орудий — 32 541, самолётов — 17 332 [119].

Однако имелась и другая сторона дела. Значительная часть советской военной техники по своим техническим и эксплуатационным данным уступала немецкой. Из огромного танкового парка на 22 июня 1941 года боеготовых машин было лишь около 30 % [120].

Промышленность крайне медленно перестраивалась на производство новых видов вооружений. В этом отношении благополучнее всего обстояло дело в артиллерийской промышленности: две трети образцов артиллерийских орудий, находившихся к началу войны в производстве, были созданы в 1938—1940 годах [121]. Что же касается танковой промышленности, то она в 1940—1941 годах выполнила заказ на поставку танков новых образцов только на треть [122]. В западных военных округах к началу войны находилось всего 636 танков KB и 1225 танков Т-34, которые по своим боевым и эксплуатационным характеристикам во многом превосходили немецкие танки [123]. Новые танки стали поступать в войска только со второй половины 1940 года, а танки Т-34 и KB — лишь в апреле — мае 1941 года [124].

Отставание СССР по всем видам боевой авиации выявилось уже в годы гражданской войны в Испании. К началу Отечественной войны современной авиационной техникой удалось перевооружить не более 21 % авиационных частей, а примерно 75—80 % от общего числа самолётов по своим летно-техническим данным уступали однотипным самолётам Германии [125]. На вооружении Красной Армии находилось лишь 2700 самолётов новейших марок [126], а безнадёжно устаревших машин — 16,7 тыс. [127] Среди выпускаемых непосредственно перед войной самолётов преобладали машины старых образцов, уступавшие немецким самолётам по боевым и тактическим свойствам [128].

Из-за недостатков авиационной техники даже в мирное время в военно-воздушных силах крайне велика была аварийность. 12 апреля 1941 года Тимошенко и Жуков доложили Сталину, что ежегодно при авариях и катастрофах гибнут в среднем 600—900 самолётов. Только за неполный первый квартал 1941 года произошли 71 катастрофа и 156 аварий, при которых было разбито 138 самолётов и погиб 141 летчик [129].

Лишь после поездки в Германию в 1940 году специальной комиссии для знакомства с немецкой авиационной промышленностью Сталин с изумлением узнал, что по производству самолётов немцы обгоняют СССР и в количественном отношении: в Германии выпускалось ежедневно 70—80 самолётов, а в Советском Союзе — 26 [130].

К началу Отечественной войны самолёты старых типов составляли 82,7 % самолётного парка Красной Армии, а новые — 17,3 %, причём лишь 10 % летчиков успели пройти переобучение на этих самолётах [131]. До 90 % советского танкового парка были устаревшие лёгкие танки. Среднемесячные потери советских танков составляли 19 % от находившихся на фронте [132].

Крайнее отставание наблюдалось в области средств связи и информации. В своих мемуарах Хрущёв рассказывал, как однажды посол Германии в СССР Шуленбург увидел, что на советском радио передачи записываются стенографистками. Он в удивлении спросил Молотова: «Как? У вас стенографистки ведут запись?» и тут же осекся, поняв, что невольно выдал военные секреты Германии. Молотов доложил об этом разговоре Сталину. Лишь тогда кремлёвские «вожди» пришли к выводу, что у немцев, видимо, имеются технические средства записи. «Только после войны,— вспоминал в этой связи Хрущёв,— мы узнали, что существуют магнитофоны… Немцы же имели ещё до войны магнитофоны… По таким деталям фашисты тоже судили о нашем военно-техническом уровне, нашей военной оснащённости, чувствовали нашу слабость, и это укрепляло их желание поскорее развязать войну» [133].

При всём этом Сталин продолжал держать дело производства вооружений под своим единоличным контролем, не допуская к соответствующей информации даже своих «ближайших соратников». «Что же делалось в нашей стране по повышению боеспособности Красной Армии, улучшению вооружений, оснащению войск техникой? — писал о предвоенных годах Хрущёв.— Конкретно я почти ничего не знал, и мне неизвестно, что знали другие члены Политбюро» [134].

Некомпетентность Сталина в вопросах вооружений дорого обошлась советскому народу. «Постоянное вмешательство Сталина в вопросы выбора новых типов вооружений часто приводило к печальным последствиям,— пишет французский историк Н. Верт.— До конца 1941 г. в военной промышленности предпочтение отдавалось массовому производству морально устаревшей техники, „поставленной в план“ много лет назад… В своих мемуарах военные руководители вспоминали, что Сталин отказал в поддержке, необходимой для производства ряда созданных лучшими конструкторами новых видов вооружений» [135]. Более того: накануне войны были арестованы нарком вооружения Ванников и несколько ведущих конструкторов вооружений, а нарком авиационной промышленности М. М. Каганович, будучи обвинённым в шпионаже в пользу Англии, покончил жизнь самоубийством.

31 мая 1941 года авиационный конструктор, генерал-майор Филин был предан суду военного трибунала. Этим же приказом отстранялась от должности группа инженеров и летчиков-испытателей, работавших в НИИ ВВС. Постановлением Особого совещания от 13 февраля 1942 года А. И. Филин был приговорён к расстрелу [136].

VIII

Обезглавленная армия

Общая численность Вооружённых Сил СССР увеличилась с 1 сентября 1939 года по 22 июня 1941 года более чем в 2,8 раза и достигла 5374 тыс. человек [137]. Ассигнования на оборону, составлявшие в 1939 году 25,6 % государственного бюджета, в начале 1941 года выросли до 43,4 % [138]. Однако за этими внушительными цифрами крылись огромные слабости Красной Армии и постановки дела обороны СССР вообще. Это выражалось прежде всего в крайне низком уровне профессиональной подготовки командного состава РККА.

В начале 1941 года в армии и на флоте служило свыше 579 тыс. офицеров. Из них лишь 7,1 % командно-начальствующего состава армии имели высшее военное образование, 55,9 % — среднее, 24,6 % — прошли различные ускоренные курсы, а 12,4 % — не имели военного образования вообще [139].

Конечно, определяющее влияние на все эти процессы оказали репрессии 1937—1938 годов. В предвоенные годы значительная часть уволенных из армии была восстановлена. Так, в 1937 году из армии было уволено 18 656 человек, среди которых арестованные составляли 4474, а исключённые из партии «за связь с заговорщиками» — 11 104. Из первой категории в 1939—1941 годах было возвращено в армию 206 человек, из второй — 4338 человек.