Конец рабства

– Впрочем, может быть, у вас отложено несколько тысяч. У меня таких денег нет.

Мистер Ван-Уик обедал в своем бёнгало, отбрасывавшем яркий свет в ночь, на просеку над темным берегом реки. Потом он присел к роялю и вскоре услышал, как ктото медленно идет по дорожке, направляясь к дому. Тяжелые шаги - скрипнула доска; мистер Ван-Уик повернулся на своем стуле и, касаясь пальцами клавиш, прислушался. Маленький его терьер злобно залаял, отступая с веранды. Чей-то низкий голос попросил извинить за "это вторжение". Мистер Ван-Уик поспешно вышел.

На ступенях веранды неподвижно стояла патриархальная фигура, - видимо, новый капитан "Софалы" (ВанУик перевидал их около дюжины, но такого еще не видывал). Собачка лаяла не переставая, пока мистер Ван-Уик, махнув платком, не заставил ее отскочить и замолчать.

Капитан Уолей, приступив к делу, встретил церемонновежливый, но решительный отпор.

Они разговаривали, стоя друг против друга. Мистер Ван-Уик внимательно разглядывал своего посетителя. Наконец, словно вынужденный позабыть о своей сдержанности, сказал:

– Меня удивляет, что вы заступаетесь за такого идиота.

Это был почти комплимент, который можно было истолковать так: "Как может за него заступаться такой человек, как вы!" Капитан Уолей пропустил это замечание мимо ушей. Казалось, он не расслышал. Он просто заявил о том, что лично заинтересован в благоприятном исходе дела. Лично заинтересован...

Но мистер Ван-Уик в порыве раздражения заговорил очень резко:

– Право же, - если вы разрешите быть с вами откровенным, - этот человек не кажется мне достойным особого уважения или доверия.

Капитан Уолей, никогда не горбившийся, казалось, сделался еще на один дюйм выше и шире в плечах, словно грудь его внезапно расширилась под прикрытием бороды.

– Дорогой мой сэр, я пришел сюда не для того, чтобы судить человека, с которым я... гм... тесно связан.

Секунду тянулось торжественное молчание. Он - кйпитан Уолейг - не привык обращаться с просьбами, но значение, какое он придает этому делу, вынуждает его попытаться...

Мистер Ван-Уик, на которого капитан произвел благоприятное впечатление, смягчился, почувствовал желание засмеяться и перебил:

– Конечно, если вы лично заинтересованы... Но почему бы вам не присесть и не выкурить со мной сигару?..

Короткая пауза; затем капитан Уолей тяжело шагнул вперед. Он брал на себя ответственность в будущей за регулярные рейсы судна; его зовут Уолей; быть может, эта фамилия небезызвестна моряку (он имеет дело с моряком, не так ли?). Теперь поставлен маяк на острове его имени.

Может быть, мистер Ван-Уик...

– О да... Конечно!
– подхватил мистер Ван-Уик и предложил сесть. Как интересно! Он служил во время последней войны, но никогда не забирался так далеко ка Восток. Остров Уолей? Ну, конечно! Это чрезвычайно интересно. Какие перемены должен был наблюдать с тех пор его гость!

– Я могу припомнить еще более ранние годы - полвека назад.

Капитан Уолей повеселел. Умиротворяюще подействовал на нега аромат хорошей сигары (это была его слабость) , а также и учтивость молодого человека. В общении с этим случайным знакомым он нашел то, по чему изголодался за годы борьбы.

Передняя стена бёнгало отступала назад, образуя четырехугольное углубление; оно было меблировано, как комната. С покатого потолка спускалась на тонкой медной цепи лампа под абажуром молочного цветка, и светлый круг падал на маленький столик, на котором лежала раскрытая книга и нож слоновой кости. В полупрозрачных тенях за кругом света можно было разглядеть другие столы и удобные кресла; тиковый пол веранды был устлан ковриками из звериных шкур. В воздухе стоял аромат цветущих ползучих растений. В их листве между столбами были прорезаны отверстия; эти рамы из толстых неподвижных листьев, освещенные лампой, отражали зеленоватый свет.

В одно из таких отверстий у своего локтя капитан Уолей мог видеть тускло горевший фонарь на шкафуте "Софалы", темную массу домов на другом берегу мерцающей темной реки и как бы подвешенную к выступающему краю крыши узкую черную полосу ночного неба, сверкающего, усыпанного звездами. Держа в руке превосходную сигару, он пришел в благодушное настроение.

– Это мелочь. Кто-то должен был положить начало. Я только показал, что это дело возможное. Но вы, люди, выросшие в век пара, не можете понять, какое значение имело в то время мое маленькое открытие для торговли на Востоке. Ведь благодаря этому новому пути переход можно было совершить в одиннадцать дней вместо полугода.

Одиннадцать дней! Это точно установлено. Но, разговаривая с моряком, я бы хотел указать...

Говорил он хорошо, не выставляя себя на первый план, - говорил как профессионал. Мощный голос без всяких усилий с его стороны заполнял бёнгало, гулким эхом отдаваясь в пустых комнатах, и, казалось, резче подчеркивал тишину вокруг. Спокойные интонации изумляли Ван-Уика, как проявление мужественного благородства.

Обхватив руками маленькую ногу в шелковом носке и лакированном ботинке, он слушал, искренно заинтересованный. Казалось, что теперь никто не умеет так говорить, и этот внушительный невозмутимый человек с нависшими бровями и развевающейся седой бородой был как бы изумительным пережитком доисторических времен, пришедшим к нему со дна моря.

Капитан Уолей первый завязал торговые связи с бухтой Пе-чи-ли. Сейчас он воспользовался случаем упомянуть, что -там, двадцать шесть лет назад, похоронил свою "дорогую жену".

Мистер Ван-Уик, слушавший с бесстрастным видом, невольно призадумался о том, какая женщина годилась бы в подруги этому человеку. Была ли она так же отважна, похожа на него? Нет. Вероятно, она была маленькой, хрупкой, несомненно очень женственной, или же, что весьма вероятно, самой обыденной, незначительной, склонной к домашней жизни? Но капитан Уолей не был скучным болтуном; тряхнув головой, словно желая рассеять воспоминания, омрачившие его красивое, старое лицо, он вскользь заговорил об отшельнической жизни мистера Ван-Уика.

Мистер Ван-Уик заявил, что людей ему приходится видеть чаще, чем было бы желательно. Он с улыбкой упомянул о своеобразных встречах с "моим султаном". Последний появлялся со всем своим штатом. Эти люди топтали траву перед домом (а не так-то было легко разбить лужайку в тропиках), а на днях поломали какие-то редкие кусты, посаженные Ван-Уиком. Капитан Уолей тотчас припомнил, что в сорок седьмом году султан Бату-Беру, "дед теперешнего правителя", славился как покровитель пиратов с Дальнего Востока. Они находили себе убежище на реке Бату-Беру. Денежной его помощью пользовался вождь племени балинини, некий Хаджи Даман. Капитан Уолей, многозначительно нахмурив свои седые косматые брови, сообщил, что у него есть основания об этом помнить. Многое изменилось с тех пор, прогресс...

Мистер Ван-Уик с неожиданной горечью позволил себе усомниться. В чем прогресс?
– пожелал он знать.

Ну, как же... люди приблизились к пониманию истины, пристойности, справедливости, порядка, чести...

В большинстве случаев люди обижали друг друга по неведению. Теперь вывел капитан Уолей оригинальное заключение - приятнее жить на свете.

Мистер Ван-Уик шутливо возразил, что мистер Маеси, например, не более приятен, чем пираты балинини.

Река не много выиграла от такой перемены. Пираты были по-своему не менее честны. Конечно, Масси не так свиреп, как Хаджи Даман, но...