Конец Распутина (воспоминания)

Мы пошли провожать наших отъезжающих. Полиция последовала за нами, как будто боялась, что я сяду в поезд и уеду.

Картина нашего шествия по вокзалу была, по-видимому, незаурядная, так как публика останавливалась и с любопытством нас разглядывала.

Я вошел в вагон поговорить с Князем Никитой. Полицейские снова заволновались. Я их успокоил, сказав, что никуда от них не скроюсь, а лишь хочу проститься с уезжающими.

Поезд тронулся, и мы пошли обратно к автомобилю.

– Странно чувствовать себя арестованным, – думал я возвращаясь домой, – что со мной будет?

Дома были очень удивлены нашему возвращению и недоумевали: что бы все это могло означать?

Я чрезвычайно устал за день и, очутившись в своей комнате, лег отдохнуть. По моей просьбе со мной остались Князь Феодор и Рейнер; они оба были взволнованы и опасались за мою судьбу.

Во время нашего разговора вбежал в комнату Князь Андрей и объявил о приезде Великого Князя Николая Михайловича.

Это позднее посещение не предвещало мне ничего хорошего. Он, очевидно, приехал, чтобы подробно узнать от меня, в чем дело, и приехал как раз в то время, когда я устал, хотел спать и когда мне было не до разговоров.

Великий Князь Николай Михайлович совмещал удивительные противоречия в своем характере. Ученый историк, человек большого ума и независимой мысли, он в обращении с людьми иногда принимал чрезмерно шутливый тон, страдал излишней разговорчивостью и мог даже проболтаться о том, о чем следовало молчать.

Он не только ненавидел Распутина и сознавал весь его вред для России, но и вообще по своим политическим воззрениям был крайне либеральный человек. В самой резкой форме высказывая критику тогдашнего положения вещей, он даже пострадал за свои суждения и на время был выслан из Петербурга в свое имение Херсонской губернии, Грушевку.

Едва успели Князь Феодор и Рейнер закрыть за собой дверь, как вошел в комнату Великий Князь Николай Михайлович. Он обратился ко мне со словами:

– Ну, рассказывай, что ты натворил?

Я сделал удивленное лицо и спросил его:

– Неужели ты тоже веришь всяким пустым слухам? Ведь это все сплошное недоразумение, в котором я совершенно не при чем.

– Да, рассказывай это другим, а не мне! Я все знаю, со всеми подробностями, знаю даже имена дам, которые были у тебя на вечере.

Эти последние слова Великого Князя показали мне, что он ровно ничего не знает и лишь нарочно притворяется осведомленным, чтобы легче меня поймать. Я ему подробно рассказал все туже историю о вечере и о застреленной собаке.

Великий Князь как будто поверил моему рассказу, но на всякий случай, уходя, хитро улыбнулся.

Мне было ясно, что он не в курсе дела и в душе очень сердится и досадует на то, что ничего от меня не узнал.

После отъезда Великого Князя Николая Михайловича, Князья Андрей и Феодор и Рейнер снова пришли ко мне. Я им сказал, что завтра утром перееду в Сергиевский дворец к Великому Князю Димитрию Павловичу, чтобы быть вместе с ним до определения нашей участи. Затем, я подробно объяснил им, что они должны отвечать в случае допроса. Все трое обещали мне точно следовать моим указаниям и, простившись со мной, ушли.

Долго я не мог уснуть. События предыдущей ночи проносились передо мною, мысли сменяли одна другую...

Наконец, голова моя отяжелела, и я заснул.

XVIII

Ha следующий день, рано утром, я переехал в Сергиевский дворец. Великий Князь Димитрий Павлович, увидев меня, очень удивился, так как был уверен, что я уехал накануне в Крым.

Я сообщил ему о своем аресте и о решении переселиться к нему, в виду осложнившихся обстоятельств и возможности всяких репрессий в отношении нас обоих. Рассказал я ему также о всех своих встречах и разговорах. Великий Князь, в свою очередь, передал мне во всех подробностях, как он провел свой день накануне и как вечером отправился в Михайловский театр, откуда ему пришлось уехать, так как его предупредили, что публика собирается устроить ему овацию. По возвращении из театра домой, он узнал, что в Царском Селе его упорно считают одним из главных участников убийства Распутина. Тогда он позвонил по телефону Императрице Александре Феодоровне, прося его принять, но она наотрез отказалась его видеть.

Побеседовав еще немного с Великим Князем, я прошел в отведенную мне комнату, послал за газетами и стал их просматривать, ища откликов печати на совершившееся событие. Но в газетах ничего не было, кроме краткого сообщения о том, что «в ночь с 16-го на 17-ое декабря убит старец Григорий Распутин».

Утро прошло спокойно, но около часа дня, во время нашего завтрака, командующий Главной Квартирой, генерал-адъютант Максимович, позвонил по телефону и заявил Великому Князю, что он, по повелению Императрицы, арестован и просил его не покидать своего дворца. При этом генерал Максимович обещал вскоре приехать сам для объяснений.

Великий Князь после этого разговора вернулся в столовую очень расстроенным.

– Феликс, – сказал он мне, – я арестован по приказанию Императрицы Александры Феодоровны... Она не имеет на это никакого права; только Государь может отдать приказ о моем аресте.

Пока мы обсуждали этот вопрос, приехал генерал Максимович. Его провели в кабинет Великого Князя. Когда Великий Князь к нему вышел, генерал встретил его следующими словами:

– Ее Величество просит Ваше Высочество не покидать вашего дворца...

– Что же это, значит, арест?

– Нет, это не арест, но Ее Величество все-таки настаивает, чтобы Вы не покидали Вашего дворца.

Великий Князь повышенным голосом ответил:

– Я вам заявляю, что вы имеете в виду меня арестовать. Передайте Ее Величеству, что я подчиняюсь Ее приказанию.

Простившись с генералом Максимовичем, Великий Князь вышел из кабинета.

В течение дня Великого Князя Димитрия Павловича по очереди посетили все члены Императорского Дома, находившиеся в тот момент в Петербурге. Они все были взволнованы арестом Великого Князя и превышением власти со стороны Императрицы Александры Феодоровны, которая приказала лишить свободы члена Императорской Фамилии на основании только одного предположения о его причастности к убийству Распутина.

В этот день Великий Князь получил телеграмму от Великой Княгини Елисаветы Феодоровны из Москвы, где тоже связывали мое имя с исчезновением Распутина. Зная мои дружеские отношения с Великим Князем и не подозревая, что и он является одним из участников уничтожения «старца», Великая Княгиня просила его в своей телеграмме передать мне, что она молится за меня и благословляет мой патриотический поступок.

Эта телеграмма сильно нас скомпрометировала. Протопопов перехватил ее и снял с нее копию, которую послал в Царское Село Императрице Александре Феодоровне, после чего Императрица решила, что и Великая Княгиня Елисавета Феодоровна является тоже участницей заговора.

Телефон у нас звонил непрерывно, причем чаще всех звонил Великий Князь Николай Михайлович и сообщал нам самые невероятные сведения.

Он заезжал к нам по несколько раз в день, делая вид, что все знает и стараясь нас поймать на каждом слове. Выискивая разные способы узнать всю правду, он притворился нашим сообщником, в надежде, что мы по рассеянности как-нибудь проговоримся.

Он не удовлетворялся одними разговорами по телефону и постоянными посещениями нас, но принимал еще самое живое участие в поисках трупа Распутина. Одевшись в доху и подняв воротник так, чтобы его невозможно было узнать, он разъезжал на извозчике по островам в надежде напасть на какой-нибудь след.