Конец Сезона Ураганов

Платил герцог за работу щедро. Каждую неделю – по несколько золотых монет. А за пиры – целый кошелек. Но у Якуба был еще один источник дохода. Местная знать и заграничные соседи присылали ему своих поваров для обучения. Часть денег за учеников Якуб раздавал работникам кухни – пытался их задобрить. Они, конечно, слушались его во всем, но все равно недолюбливали и завидовали. Дело в том, что ни у одного из поваров блюда не получались по вкусу такими же, как у Якуба, несмотря на то, что он не скрывал рецептов. Обучаясь, повара стояли рядом с ним, наблюдали за порядком приготовления кушанья, записывали рецепт и все ингредиенты в точности, вплоть до последней крупицы соли. У них получалось – вкусно, даже очень вкусно, но все равно не так, как у Якуба. Даже из самых простых продуктов – мука, вода, яйцо, соль, немного масла и специй – он творил чудеса – тесто для пирогов и клецек было просто волшебным. Поэтому поговаривали, что ему помогает нечистая сила.

А тратить Якубу было не на что. Ни друзей, ни любовниц у него не было по понятным причинам – его боялись и считали дьяволом. От него шарахались даже нищие, когда по дороге на рынок он бросал им монетку.

Однажды муж кладовщицы упал с крыши – он был кровельщик. Якуб предложил ей денег на доктора, лекарства и сиделку. Она взяла деньги, благодарила, даже руки ему целовала. Кровельщик выздоровел, но остался хромым – работать больше не мог. И тогда кладовщица решила, что это потому, что она взяла деньги у дьявола. Якуб очень переживал.

Жилье и еда ему ничего не стоили. Одежду и башмаки для него мастерили дворцовые портные и сапожники. В город он выходил редко. Как-то он попробовал было заглянуть в кабачок – его, как главного повара герцога, приняли уважительно, усадили, подали отличного пива. Но вскоре вокруг него образовалась пустота – посетители предпочитали держаться подальше. Еще как-то раз Якуб пошел на представление бродячего цирка. Но заезжие артисты, не зная кто он такой, затащили его на сцену и попросили немного покривляться, обещая разделить с ним выручку. Зрители при этом падали со смеху. С тех пор Якуб избегал публичных мест и городских развлечений. Выходил только на рынок и иногда в лес, отдыхать от всех. Однажды, правда, он столкнулся с крестьянскими девушками – они собирали ягоды. Девушки страшно испугались и с визгом бросились бежать, побросав лукошки. Видимо они приняли его за лешего или лесного гнома.

Нет, Якуб ни на что не жаловался. И обо всем этом он поведал мне далеко не сразу. О том, что он одинок и несчастен, я догадалась сама, в первый же день. Он постелил на полу одеяло и я прекрасно выспалась. А утром он встал затемно – кухня начинала работу до рассвета. Оставшись одна, я решила разрабатывать крылья – запрыгивала на кровать и комод и пыталась слететь вниз. Пару раз больно ушиблась, но не сдавалась. Когда рассвело, я выглянула в окно – оно выходило в сад. Кстати, именно из-за этого Якуб поселился в этой каморке – по должности ему была положена комната попросторнее, но из окон в большой комнате была видна только крепостная стена.

Я восхитилась красотой роз, лилий и диковинных заморских растений – сад и вправду был великолепен. Чуть позже я услышала под окном чей-то голос. Это был герцогский садовник – он разговаривал с цветами, хвалил их, подбадривал, причем вел диалог так, будто они ему отвечали. Мне даже стало неловко подслушивать и я отошла от окна. Вечером я рассказала Якубу, что садовник, видно, очень любит свою работу – он даже разговаривает с розами и лилиями и они, кажется, его понимают. И тогда Якуб усмехнулся и сказал, что его самого понимают только лопухи и крапива. У меня от этих слов сжалось сердце. Я не знала, что ему ответить.

Каждые три дня Якуб ходил в лес и приносил мне траву и ягоды с опушки, где обычно паслись дикие гуси – он полагал, что этот корм поможет мне скорее восстановиться. И я действительно немного окрепла. Когда он возвращался с работы, весь пропахший ванилью и корицей, я вздыхала, вспоминая миндальное печенье и вишневый пирог, которые мама пекла по праздникам. Но Якуб сказал, что подобная еда может замедлить мое выздоровление. Узнав, что я умею читать, он принес мне несколько книг из герцогской библиотеки, чтобы я не скучала в его каморке. И я читала истории о путешествиях, сказки и семейные саги, переворачивая клювом страницы. Через неделю я стала бодрее и Якуб подумал, что мне будет полезно подышать свежим воздухом. Поздним вечером он вынес меня на руках в герцогский сад. Мы гуляли по залитым лунным светом дорожкам – два странных существа – коротышка с длинным носом и белая гусыня, переваливающаяся с ноги на ногу. Тогда я решилась рассказать ему свою историю. Сначала поведала о жизни в отцовском доме, о семье, о наших удивительных гостях – волшебниках и чародеях. Якуб удивился, почему он никогда не слышал о моем отце, волшебнике Веттербоке из Фейервилля. Я объяснила, что это другой Фейервилль, другое пространство – тут живет колдунья Крейтервейс, а там – другие волшебники. Услышав ее имя, Якуб заметно помрачнел. Я замолчала, но он попросил продолжить свою историю. Я рассказывала, а он мрачнел все больше. Потом сказал, что именно колдунья Крейтервейс сделала его таким – уродливым носатым коротышкой. Услышав это, я всплеснула крыльями и спросила, как это произошло. И тогда стал рассказывать Якуб.

5. Якуб

Когда ему было пятнадцать лет, он был высоким, стройным, красивым мальчиком и мать им очень гордилась. Его отец был сапожником – целыми днями гнул спину в своей мастерской, а мать выращивала овощи и зелень и продавала на рынке. Помогать матери Якубу нравилось – он с удовольствием огородничал, а на рынке зазывал покупателей, расхваливая товар. Больше всего на свете мать боялась, что его заберут в солдаты и убьют на войне – герцог тогда воевал то с западным, то с северным княжествами – несколько соседских мальчиков уже призвали в армию. Если бы Якуб стал классным сапожником, как отец, то мог бы шить сапоги для солдат – такие мастера высоко ценились в военное время. Однако Якубу не нравилось ремесло сапожника и уговорить его не удавалось. Не нравились ему также ремесла кузнеца, портного, каретника и цирюльника. Соседи советовали отдать Якуба в услужение в богатый дом – он был так красив и статен, что прекрасно смотрелся бы в лакейской ливрее. А при особом старании и рвении мог бы дорасти до помощника дворецкого. Но идти в услужение Якуб тоже не хотел.

В том году праздник Конец сезона ураганов был невеселым, лица у людей были хмурые – все боялись за своих мужчин на войне и страшились того, что будет, если герцог потерпит поражение. Но городские власти, тем не менее, велели праздновать: наняли музыкантов, оплатили вино и угощение для всех. Якуб, как обычно, с утра веселился с другими ребятами на берегу, разрушая песчаные насыпи. Потом вернулся домой, умылся, надел нарядную рубашку и отправился на Набережную. Там играла музыка, жарили мясо на вертелах, пекли лепешки, варили уху и тушили в котлах овощи. Люди подходили, брали угощение – толпа все прибывала, повара работали в поте лица и Якубу вдруг захотелось им помочь. Он рубил капусту, резал лук, выпекал лепешки и очень увлекся этим занятием. Повара хвалили его за проворство, мать улыбалась им в ответ. Она гордилась тем, что ее сын такой добрый и работящий мальчик.

Вдруг по его спине пробежал холодок, на коже выступили мурашки – он почувствовал на себе чей-то взгляд. Якуб обернулся – на него смотрела высокая женщина в богатом платье и островерхой шляпе. Она опиралась на суковатый деревянный посох. Глаза у нее были огромные, темные, раскосые, нос длинноват. Женщина смотрела на него так пристально, будто заглядывала в сокровенные уголки его души. Потом спросила:

– Пойдешь ко мне в ученики?

Голос у нее был почему-то старческий и дребезжащий. Якуб растерялся и поискал глазами мать. Она тут же подбежала и спросила, в чем дело.

– Я могу дать твоему сыну ремесло, – сказала женщина. – Он станет так богат, что тебе больше не придется гнуть спину на огороде, а твоему мужу – в сапожной мастерской.

– Да кто же вы? – спросила мать. – И чему вы можете научить моего мальчика?

Женщина не успела ответить, как в толпе кто-то крикнул: «Крейтервейс!» И другой голос подхватил: «Это она! Берегитесь!» Вокруг женщины в островерхой шляпе тут же образовалась пустота – люди отошли на почтительное расстояние. От толпы отделился человек в бархатном плаще с золотой цепью на животе.

– Госпожа Крейтервейс, – сказал он почтительно. – Мы рады, что вы почтили своим присутствием наш город. Но, пожалуйста, позвольте мирным жителям Фейервилля спокойно отпраздновать Конец сезона ураганов. Они тяжело работали весь год и заслужили отдых и веселье. Пожалуйста, не мешайте им.

– Ты гораздо учтивее прежнего бургомистра, – ответила женщина. – И я уважу твою просьбу, как только закончу разговор с Ханной, женой сапожника.

Бургомистр хотел что-то ответить, но она подняла руку и он замолчал, будто проглотив язык.