Конец Сезона Ураганов

– Пшенную кашу на молоке. Одну порцию, пожалуйста. И чай.

Она не спешит и продолжает смотреть на меня огромными серыми глазами, будто удивленная моим выбором.

– Уверен? Хорошо подумал? Все взвесил?

– Вроде, да, – отвечаю растерянно.

– А с чем? С черникой, клубникой, яблоками, взбитыми сливками, а может с орехами? Или со всем сразу?

Посетители за соседними столиками вдруг замолкают и смотрят на меня, явно ожидая услышать, что я выберу. Неожиданно я оказываюсь в центре внимания.

– С яблоками, – говорю решительно, стараясь не показывать смущения. – И орехами.

И что они на меня уставились?

А душевная сероглазая официантка уходит на кухню и возвращается в сопровождении крупной пожилой женщины с большими сильными руками, в белом переднике и поварском колпаке.

– Вот ему кашу, видишь? – говорит она.

Повариха пристально смотрит на меня несколько секунд, будто хочет запомнить, кивает и уходит в кухню.

Хм… тут личный подход к каждому посетителю, что ли? Вот тебе и провинция.

Мысленно я уже по дороге домой. Поем, потом спрошу у них, как пройти на улицу Гнэг Трек или о другом, кратчайшем пути в Плинстоун. Куртку парню из магазина отдам завтра – все еще холодно.

В ожидании завтрака я достаю исписанные листочки и перечитываю их, увлекаюсь, делаю пометки, что-то дописываю на полях прихваченным из отеля карандашом. И вдруг спохватываюсь… Это нарушение условий работы – ничего не записывать и не фотографировать в городе. Хельга упоминала, что местные жители этого не любят. Наверное и одежду выдавали из опасения, что в своей спрячешь камеру или блокнот. Вообще-то я еще не на работе… и инструкций на сегодня не получал. Но, видимо, Хельга предупреждала не зря…

Посетитель за соседним столом, наклонившись ко мне, кивает на мои листки и говорит свистящим шепотом: «Уберите это. Рискуете все потерять…»

Что-то я устал от этого города. Не знаю, как у других литераторов, а мне для того, чтобы писать, нужна стабильность. Хорошо, когда ничто не отвлекает, не удивляет, не волнует, и никто не беспокоит. Тогда мое воображение может бродить, ничем не сдерживаемое. Я неохотно отодвигаю листки в сторону.

Румяная сероглазая официантка несет мой заказ на подносе. Повариха стоит в дверном проеме и смотрит в зал, будто хочет убедиться, что каша попала именно мне.

Глядя на листки, официантка тоже советует:

– Лучше положите это в сумку.

Я рассеянно пожимаю плечами и принимаюсь за еду. И тут же понимаю, что ничего лучше в своей жизни не ел. Каша – густая, ароматная, ломтики яблок – прозрачные, нежные. В сочетании с хрустящей ореховой крошкой завтрак – само совершенство. Так вкусно, что я закрываю глаза от удовольствия, но успеваю заметить, что повариха продолжает смотреть на меня из дверного проема… А когда открываю глаза, то… Нет, еще до того, как их открыть, я почувствовал, что все изменилось. Другой фон: воздух, запахи, голоса, смех… даже стул стал тверже.

Передо мной все та же тарелка с остатками каши и чашка с недопитым чаем. А вокруг… Компания веселых молодых людей – все в ярких цветных одеждах и шляпах. Они чокаются бокалами из зеленого стекла и хохочут. Вместо мрачных стен темного дерева – открытые окна во всю стену. А за окнами – берег и песчаные насыпи. Люди танцуют на холмах, съезжают с них на картонках и скатываются кубарем с хохотом и радостным визгом.

Я опять закрываю глаза. Сижу так пару минут, потом резко открываю их. Тарелка с недоеденной кашей и остывший чай на месте. Но ни камина, ни кочерги, ни метлы с красным бантиком у входа больше нет. Нет ни узкой улочки, ни и отеля «Старые стены», на окно которого я только что смотрел, вспоминая дивную творческую ночь…

Так.

Надо собраться.

Искать логичное объяснение происходящему больше не имеет смысла. Щипать себя тоже бесполезно – я не сплю.

Я ясно осознаю, что попал в серьезную переделку. И это случилось еще вчера. Я не проспал остановку. Я не проехал. Я не заблудился. Я делал то, что должен был делать. Перемены произошли сами по себе по причине, мне пока непонятной. Вчера изменились: погода, время, и главное – место.

А сейчас все это случилось опять.

Так. Спокойно.

Обстановка не враждебная. Люди вокруг явно довольны и веселы.

Мои действия?

Испуг. Ну да, это первое. Теперь глубокий вдох. Еще один.

Что второе? Оглядеться. Я сижу на застекленной веранде какого-то кафе. Справа – веселая компания. Слева – старик с седыми усами.

Третье. Осторожно выяснить, что происходит.

Черт, как же я не люблю вступать в диалоги с незнакомцами!

В горле пересохло. Допиваю остывший кофе. Еще один глубокий вдох.

– Простите, – обращаюсь к старику.

Голос у меня хриплый. Откашливаюсь и спрашиваю громче: – Простите, а что тут происходит?

– Праздник! – отвечает он радостно. – Плохая погода. Значит, пора.

– Что пора? Праздновать плохую погоду?

– Плохая погода приблизила конец сезона ураганов. Холодные воздушные потоки останавливают разрушающую стихию. Понимаете?

– Начинаю понимать.

– Во всяком случае ураганы не грозят Фейервиллю до следующей осени. И песчаные холмы больше не нужны. Когда я был моложе, то каждое лето помогал их насыпать, чтобы защитить город.

Он сказал «Фейервилль». Значит, я в том же городе.

– Благодарю за разъяснение. Да, вчера сильно похолодало. Дорогу замело. Я не смог вернуться в Плинстоун. Я там живу.

Старик не отвечает. Я уже открываю рот, чтобы спросить кратчайшую дорогу на улицу Гнэг Трек, но тут меня обдает жаром. Листков из блокнота на столе нет. Я вскакиваю, заглядываю под стол, потом под другие столы, отодвигаю стулья, натыкаюсь на кого-то… Может, их унесло ветром?

– Потеряли что-нибудь? – участливый голос.

Возле меня стоит девушка с бокалом из зеленого стекла. Кажется, я случайно задел ее стулом.

– Да… тут были только что листки… из отрывного блокнота, исписанные. Не видели?

– Нет. Что-то важное?

– Да! – выдохнул я. – Очень важное!

Сажусь и закрываю лицо руками. Черт! Стол был другой. Из темного дерева. А этот – с мозаичной поверхностью. Как же так? Черт!

– Может, спросить у Софии? – предлагает девушка. – Вдруг их кто-то нашел и отдал ей.

– Кто это, София?