Конец сказки

– Мама!!! – выкрикнул Андрей, болтаясь на этом странном, непонятно, откуда взявшемся штыре.

– Держись, зема! – выдохнули ему в ухо. Отчетливо запахло чесноком. Это был первый запах, который Бандура уловил в тоннеле. – Держись, брат! Скатишься вниз – и торба тебе. Вилы, чтоб ты врубился. По-любому.

– ВОВКА?!!

Повернув голову, Андрей действительно увидел Вовчика и, поначалу удивился, вспомнив окровавленное тело Волыны посреди двора в Ястребином, но потом до него дошло, что Ястребиное находится далеко, даже если измерять расстояние парсеками. [53] Они оба мертвы, так что и удивляться не стоит.

53

Парсек – единица измерения расстояния, принятая в астрономии, где привычные единицы вроде километра непригодны. Он равен примерно 3.3 световым годам, то есть расстоянию, которое свет преодолевает больше чем за три земных года, что составляет 206 265 астрономических единиц, то есть 206 тысяч радиусов орбиты Земли при движении вокруг Солнца. Если учесть, что одна астрономическая единица – это примерно 150 миллионов километров, то…

– Вовка?

– Ага, зема, я, – подтвердил Волына.

– Ты же умер, чувак? – Это не звучало, как вопрос, а скорее, было констатацией факта.

Андрею показалось, что на лице Волыны отобразилось смятение, впрочем, быстро спрятанное под исключительно натянутой улыбочкой.

– Кто тебе сказал, зема?

– Я… – замялся Андрей, – ну, как же… Я ведь сам видел…

– Чего ты видел? – осведомился Волына.

– Ну, тебя. Убитого. Труп, в смысле.

– Сам ты труп, – Волына фыркнул, как лошадь. – Ладно. Цепляйся покрепче. Я тебе не лысый, тут один корячиться.

Пока они разговаривали, Вовчик буквально распластался по лестнице. Видимо, когда он ловил Андрея, то и сам чуть не сорвался со ступенек. Вопреки, очевидно, нешуточным усилиям, которые ему приходилось прилагать, удерживая себя и Бандуру на крутом и скользком склоне, Вовка был бледен, как вываренный в «белизне» пододеяльник. Андрей решил, что в жилах Вовчика вообще не осталось ни кровинки, белое, словно заиндевевшее лицо подтверждало это предположение.

– Вовка, откуда ты тут взялся, брат? – спросил Андрей, в свою очередь, стараясь зацепиться за какой-нибудь выступ.

– Сам не в курсе, зема! – отвечал Волына через сосредоточенное пыхтение. – Зацепило меня, как только мы в этот Крым этот окаянный въехали. Как звезданулся я рогом обо что-то, и труба, больше ни хрена не помню.

– А где остальные? – спросил Бандура, но вскоре выяснилось, что о злоключениях друзей Вовчик знает гораздо меньше его самого. Андрей по разговорам гангстеров в Ястребином имел хотя бы приблизительное представление о том, что с ними произошло. Вовка не имел никакого, и помнил только саму автомобильную аварию, когда какой-то неумный плуг перегородил дорогу «КамАЗом», а недотепа Армеец не среагировал вовремя, вследствие чего они попали в переплет, ставший для земы роковым.

– Звезданулся чердаком, и копец, – подвел итог Вовчик. – По-любому.

– Значит, ты умер?! – прохрипел Андрей, болтаясь на руке Волыны, как пальто на вешалке.

– Во! – сказал Вовчик и свободной пятерней скрутил дулю. – Аж два раза, земляк. Хрен с музыкой! Меня так просто не возьмешь, по-любому. Если б меня укокошили, братишка, чтоб ты знал, – продолжал Вовчик, – я б там кантовался, на перроне. Среди покойников. А я, зема, на лестнице застрял. И ни туда, блин, ни сюда. Врубаешься, какой расклад?

– А там мертвые? – спросил Андрей дрожащим голосом, пораженный неожиданным подтверждением своей ужасной догадки.

– Конкретные мертвяки, – заверил Вовчик. – Тут у них, как тебе истолковать, чтоб ты въехал, пересылка. Как на тюрьме. С отправкой, блин, этапами.

– Куда? – Андрей сглотнул.

Вовчик молча покачал головой. Бандура хотел рассказать Вовчику, что увидел на перроне отца, но потом передумал, решив, что если брякнет об этом хоть слово, с отцом уже точно приключится беда. Вовчик констатирует факт, и сон обернется реальностью. Пока же Андрей держал встречу с отцом в тайне, ему почему-то казалось, что все еще может обойтись. Это было нелепо и правдоподобно одновременно. К тому же, ведь он мог и обознаться, тем более что не видел отца больше года…

– Ладно, земляк, – сказал Волына. – Скоро посадка, так что давай выбираться отсюда на хрен.

– Посадка, куда, брат?

– На поезд, зема. Куда еще?

– Значит, ты и поезда видел?

Волына сглотнул слюну:

– А ты думал, друг? Давно тут кантуюсь.

– Какие они?

Вовчик покачал головой:

– Лучше тебе не знать, зема. Тут такое дело… Вырванные годы, короче, чтоб ты знал.

– А где вообще это место находится?

– Бандура, – Волына изобразил нетерпение, – ты задаешь до хрена вопросов не по теме. Где, где? В манде. Я что, по-твоему, справочное бюро, земляк? Далеко нас с тобой запуляло, это однозначно. Без вопросов. А куда?

– Далеко?

– Точно, – подтвердил Вовка. – Ты это, Бандура, хорош варнякать. И, блин, хватит на мне висеть, я что, ты думаешь, турник? За граблю мою держись и давай, карабкайся сам, по-любому. А то, слышишь, капюшон-то уже трещит.

– Какой капюшон? – пролепетал Андрей, и только сейчас увидел, что Вовчик удерживает его за сине-зеленый капюшон старой шерстяной спортивной куртки. Куртка была не по размеру, явно мала, но к счастью, достаточно крепка, чтобы выдержать его вес. И еще она показалась ему смутно знакомой. Знакомой до боли, но сейчас у него не было времени копаться в голове.

– Давай, зема, хватай меня за клешню. А то, слышь, колдырнешься – мало не покажется. По-любому.

Бандура не заставил просить себя дважды, напрягшись, он вцепился обеими руками в волосатое запястье Волыны. Бледность (бледный, как поганка, бывало, шутила его бабушка, когда он был маленьким), совсем не отразилась на крепости руки Вовчика – она была тверда, как коряга. Одно было странно. Рука казалась холодной, как лед. Да и само лицо Вовчика покрывал какой-то белый налет, вроде инея. Это придавало его физиономии сходство с замерзшими трупами, которые Андрей видел в детстве по телевизору, когда крутили хроники Второй Мировой войны. Бандура даже открыл рот, собираясь спросить Вовчика об этом, а потом передумал, решив до поры до времени не отвлекать его разговорами. Все это место было, мягко говоря, странным, почему бы и им обоим, угодившим сюда, не иметь странного вида?

Пока Андрей размышлял о вопросах, касающихся терморегуляции организма товарища в новых, необычных условиях, Вовчик, кряхтя, потянул его на себя. Куртка детского спортивного костюма, непонятно, каким образом оказавшаяся на Андрее, выдержала и это испытание. Вскоре они, отдуваясь, сидели на черных ступеньках, словно двое побирушек в подземном переходе.

Отдышавшись, Бандура ощупал куртку руками. Та едва прикрывала грудь, в то время как рукава не доставали до локтей.

– Клевую куртчонку вымутил, зема, – ухмыльнулся Вовчик, и потрепал Андрея по плечу, – первоклассника грабанул, да? Совести у тебя нет, по-любому.

Андрей с удивлением отметил, что приятель не потерял способности шутить, даже сейчас и здесь. Правда, шутки были корявыми, так и Вовчик никогда не претендовал на лавры Михаила Жванецкого или Ефима Шифрина.

– Ты не поверишь, Вовка, – Андрей и сам не верил, но факты – штука упрямая. – Это моя куртка. Она мне, можно сказать, жизнь спасла. В детстве. Лет десять назад, наверное… – Бандура посмотрел на Вовчика, ожидая насмешек, но лицо Волыны наоборот, стало серьезным и задумчивым.

– Еще как поверю, зема, – вздохнул Волына печально, – потому что тут такое место, брат, стремное, что как ни верти – все, что хочешь, может случиться. – И, добавил, немного подумав: – Тут, брат, темно дышать.