Конец Света

– Если я до нее доживу с такими нагрузками… - буркнул я, дожевал бутерброд и отправился в лабораторию.

Помимо относительно легко переводимых книг существовали настоящие "крепкие орешки", работа над которыми требовала немало времени. Профессору Грилинсу и поручили сделать перевод одного из таких текстов. В нем описывались химические формулы, а так же подробно объяснялось, где применять полученные вещества.

Я знаю - профессора заставили переводить сложную книгу в отместку за лекцию о зловещих микробных мертвецах, а в дополнение к переводу обязали провести опыты с веществами и на практике убедиться: соответствует ли написанное реальности, и имеет ли смысл использовать данные вещества в наше время? Начальство установило жесткие сроки: явно желало, чтобы профессор не выдержал и добровольно уволился, но тот охотно взялся на работу и настолько увлекся переводом и проверкой, что потерял остатки совести и заставил меня работать вместе с ним даже в выходные, пусть и за тройной тариф.

Получается, в противоборстве профессора с начальством крайним остался я.

Ну, не зверство ли?

Пока народ наслаждался размеренной жизнью и сенсациями о погибших городах, мы плотно работали над переводом и проводили опыты. Профессор переводил один и тот же текст по два-три раза, а я на основе черновых записей писал усредненный чистовой вариант. Честно говоря, это не такое уж нудное и утомительное занятие: в книге описывались не только возможности веществ, но и крайне интригующие причины их появления, но все же… Я имею право отдыхать в выходные дни, или нет?

Мы узнали, что часть формул появилась благодаря стараниям экспериментатора, случайно создавшего жидкость, дарующую здоровье и долголетие. Создатель напитка поначалу обрадовался открытию, но вскоре впал в депрессию: жидкость получилась случайно, из произвольно выбранных компонентов - чистый экспромт и никаких записей. Судя по всему, именно после этого случая в практику химиков вошла традиция записывать все операции на бумагу и не полагаться на дырявую память - секреты секретами, но если сам забудешь порядок действий, то будь готов к большим неприятностям.

Напиток долголетия использовался исключительно его создателем, и за отведенные экспериментатору четыреста лет жизни бедняга вспоминал, какие компоненты и в каких пропорциях он смешивал, создавая напиток.

Намешав черт знает что, он увидел, как судьба улыбнулась ему, но гораздо позже до него дошло: судьба улыбнулась ему скептически. За четыре века экспериментатор совершил немало открытий, но повторить случайный успех не сумел и умер в тоске и печали.

Завершая перевод, профессор обнаружил - в конце книги не хватает нескольких страниц: пояснения к последней формуле были вырваны владельцами книги. Учитывая наличие в библиотеке и других книг с оторванными страницами, мы сделали вывод: древние жители не особо бережно относились к собственным записям.

Пришлось создавать вещество втемную, и профессор вознамерился заново написать пояснения взамен некогда уничтоженных книжными вандалами.

Глава 3. Лабораторные будни

Когда я вошел в лабораторию, профессор Грилинс возился с пробирками около основного стола, а на шести вспомогательных, стоявших у стен, что-то нагревалось, кипело, остывало и горело. Работа шла полным ходом.

Профессор поднял голову и молча кивнул, приветствуя меня. Я кивнул в ответ и подошел к своему шкафчику в углу лаборатории. Надевая белый халат, я с грустью посмотрел в окно на безоблачное небо, и в глубине души появилось желание на минутку выйти из себя и одним движением смести пробирки и емкости со стола, а так же (извините за протокольный язык) произвести ударно-травматические действия в отношении как профессора, так и всей его работы. Но повезло: воспоминание о тройном тарифе вовремя подействовало на нервы тройной дозой успокоительного.

Поражаюсь терпению профессора: повторять действия первопроходца с точностью до секунды в течение двух месяцев до невозможности утомительно. Лично у меня одно только упоминание о жизни по графику вызывает панический ужас. Чем жить по расписанию, лучше сразу идти в сумасшедший дом - тем более, мы понятия не имеем, какое вещество получим в результате кропотливых действий. Возможно, мы создадим нечто выдающееся, но с тем же успехом можем получить сверхдорогой, но банальный аналог обычного мыла или ароматизатора. Или получится какая-нибудь "квантаполиметапозитрония" желтого цвета, и как от нее избавиться, будет мучительно думать не одна сотня поколений.

Мимо меня с громким жужжанием пролетела большая зеленая муха. Похоже, кто-то из рыбаков принес коробочку с опарышем и выронил одного - других причин появления мухи в институте я не вижу. Я взмахнул рукой. Отогнанная муха улетела к профессору и закружила над ним, возмущенно говоря о чем-то своем, мушином. Профессор оказался кровожаднее моего: он ловко свернул листы с переводом книги в трубочку и ударил по опустившейся на стол мухе.

Бухххх!!!

Я вздрогнул и едва не столкнул со стола баночку с кислотой. Стол, за которым работал профессор, качнулся, пустые пробирки подпрыгнули, а растворы в емкостях заколыхались.

Удар подобной силы мог превратить вредное насекомое в мокрое место, но муха успела улизнуть. Они всегда так поступают, а самые умные вообще исчезают из поля зрения, когда человек хватает мухобойку и намеревается устроить кровавую мухобойню. Но эта крылатая вредина не улетела и не спряталась. Она предпочла остаться и принялась нагло зудеть, летая вокруг старой люстры.

– Чтоб тебе пусто было!
– воскликнул раздосадованный профессор.
– Полчаса пытаюсь поймать эту гадину.

– Потише, профессор, - попросил я.
– В новостях передали: зеленые вновь активизировались и могут убить любого за одно желание причинить природе вред. Вчера какого-то парня в подворотне едва не придушили за то, что он надел ремень из настоящей кожи и купил в магазине килограмм колбасы.

– Даже усыпления не боятся?
– не поверил профессор.

– Они говорят: покровитель из высших кругов поможет.

– А-а-а… - протянул профессор.
– Знаю, как он поможет: сделает вид, что ни сном, ни духом о произошедшем, и в крематории прибавится работы на несколько часов.

– М-да… - я подошел к основному лабораторному столу и попытался воздействовать на профессорское чувство прекрасного.
– Итак, какие мучения нам предстоят в этот невероятно чудный и изумительно теплый летний день, когда нормальные люди предаются неспешному отдыху и смотрят на упорных работяг, как на сумасшедших?

Вредный профессор на "поэтическую" наживку не клюнул. Оно и понятно - ведь Грилинс больше "физик", чем "лирик". Но все равно обидно.

Положив на стол пустую колбу, профессор склонился над переведенным текстом и поставил галочку напротив семь тысяч пятьсот семьдесят восьмой строчки операции.

– У меня хорошие новости, - объявил он.
– Утром я перевернул очередную страницу и обнаружил невероятное!

– Приказ о повышении зарплаты в два раза?
– обрадовался я.

– Нет, - охладил мой пыл профессор.
– Повышение зарплаты - это невозможное. А невероятное заключается в другом: нам осталось выполнить последний пункт. Еще пять минут - и работа будет завершена!

Ушам своим не верю!

– Вы серьезно?
– переспросил я.

– Абсолютно, - профессор улыбнулся, довольный произведенным эффектом.
– А иначе стал бы я вызывать тебя на работу в выходной день? Один-то раз можно, по такому случаю.

Никогда бы не подумал, что отреагирую на слова профессора подобным образом, но я буквально воссиял от радости: наконец-то работа завершена, и мы уйдем в долгожданный отпуск! И раз такое дело, не стану напоминать профессору о том, что он вызывал меня работать в выходные гораздо чаще, чем только что упомянул.