Конец света

В этом мире я когда-то был первоклассником. Еще не знал Фета.

Было тепло. Мы пинали перекати-поле и смотрели на свои ботинки.

– Помню: гроздья сирениВ садике за окном… –

вдруг сказал Фет. [1]

– Что? – вздрогнул я.

– Это стихотворение, – объяснил Фет. – Мне его мама часто читала. Я с ним всегда лучше засыпал. Прочитать?

– Прочитай, – попросил я.

Фет сощурился, посмотрел на еле заметное солнце и начал сначала:

1

Здесь и далее – стихотворение Анны Игнатовой.

Помню: гроздья сирениВ садике за окном…Кот вскочил на колени,Чашку смахнул хвостом…В небе сгустились тучки.Может быть, дождь пойдет.Из чашки с отбитой ручкойБабушкин пью компот.Кот довольно мурлычет,Ластится, обормот…Бабушка Зорьку кличет –Стадо домой идет.Запах мокрой сирени,Теплого молока…Рыжий кот на коленях.Мне десять лет пока.

Фет замолчал. Какое-то время мы просто шли. Потом я спросил:

– Это всё, Фет?

– На этом месте я обычно засыпал, – благосклонно объяснил он. – Там еще дальше есть. Дальше мама мне нечасто читала. Подожди. Сейчас вспомню.

Он зажмурился и продолжил:

– Время летит нахально.Девочки нет давно.Вместо сирени пальмаЛезет в мое окно.В синем небе – ни тучки.Здесь тучек не может быть.У чашек – целые ручки.…Может, одну отбить?

Фет остановился. Посмотрел мне прямо в глаза. Потом мы повернулись к городу и не сговариваясь побежали. Бежали налегке. Фет заливисто хохотал и вырывался вперед.

– Догоняй, маломощный! – вопил он, и я стремглав мчался следом.

Двое мальчишек, бегущих по полю. Что может быть проще? Если посмотреть на нас издалека, то мы казались тонкими, почти прозрачными силуэтами.

Мы стали бесстрашными. Нашли наши старые дома. Порылись в прописях. Посмотрели фотографии. Подышали домашним воздухом. Раз за разом в нас просыпались более давние, почти утраченные воспоминания. Несколько дней в этом мире – и мы шагнули в более ранние времена. Где мы были дошкольниками. Где мир был сложный, болотистый и ягодный. Тропинок не было, вместо них тянулись бесконечные деревянные доски. Здесь мы носили резиновые сапоги, часто сходили с тропинок, тратили кю на то, чтобы высохнуть. В этом мире осталось достаточно много людей – видимо, многим он пришелся по нраву, как и наш снежный. Здесь кю можно было заработать, собирая ягоды, шишки и грибы. Я смутно вспоминал, как мы с папой бродили по болотистым подлескам, набирая полные бидоны ягод. В этом мире здорово дышалось.

– Может, останемся? – предложил я.

Фет замотал головой. Он стал серьезным, не похожим на самого себя. Сказал:

– Пойдем к самому началу.

И я согласился:

– Пойдем.

И мы больше не думали о том, чтобы где-нибудь остаться. Просто шли из мира в мир. Осматривались. Думали. Вспоминали. Странно было оказаться в мире, в котором нас уже не было. То есть мы теперешние в нем, конечно, находились, но раньше нас не было здесь никогда – родились мы уже в следующем мире. И, получается, он был для нас совсем новым. В следующих мирах наши родители еще не знали друг друга. Затем – не было и их, они еще не родились, и от этого новые миры казались нам всё пустынней и пустынней. Попадались небезопасные миры, где по улицам ходили дикие животные и совсем уж нелюдимые жители.

Вечерами, остановившись в каком-то доме, мы говорили с Фетом о том, что видели. И записывали миры – чтобы не забыть.

– Каждый предыдущий мир все же в чем-то попроще следующего, – говорил я.

– Ну конечно! – соглашался Фет. – Ведь следующие миры обязательно лучше и совершеннее предыдущих.

Мы прыснули и с полчаса не могли успокоиться – так хохотали. Хотя смешного вроде бы ничего и не было.

Мы превратились в настоящих путешественников. Осторожных, любопытных, неразговорчивых. Не рвались вперед, подолгу осматривались. Как-то вечером заросший Фет наклонил ко мне свою курчавую голову и попросил:

– Постриги. Коротко.

Я не стал спорить и сделал, что мог. Фет с короткой стрижкой показался мне совсем взрослым. И он здорово вытянулся за время нашего путешествия. Мы продолжали свой путь к самому началу.

Миры становились проще и ярче. Мы стали понимать, что история каждого мира уже не насчитывала два-три года. В этих мирах жили лет по десять. Дальше – лет по сто. Тысячу…

С какого-то мира пропали прыгалки. То есть раньше они, видимо, были, но не такими, к каким мы привыкли. Это было что-то вроде шалашиков. Но со временем шалашики развалились, заросли вьющимися растениями и пропали навсегда.

Нам встретился мир, в котором уже не было людей. То есть еще не было людей. Пролетали гигантские птицы, сновали оставшиеся динозавры. Страшно боясь, мы прожили в этом мире около недели – пока не нашли переход. Адреса перехода не было, и мы ориентировались на наше чутье путешественников.

Оно нас не подвело.

В один прекрасный день мы сделали шаг в переход и выпали в океан.

Вода была изумрудной. Красивой. Почему-то стало легко. Мы взялись за руки и закрыли глаза. Мы умели дышать под водой. Мимо проплывали гигантские рыбины, но не трогали нас, как будто мы были частью этого океана. Той частью, которую трогать нельзя. Мы погружались и погружались – всё глубже и глубже. Мы были в начале. И падали в ничто.

«Как ты думаешь, Фет, – спросил я мысленно, – куда мы?»

– В переход, – уверенно ответил Фет. – Мы падаем прямо в переход. В самую середину мира.

– Хорошо, – сказал я.

– Да, – согласился Фет. – Хорошо.

Сто миллионов лет в минуту.

Всё дальше и дальше, до нуля.

– А дальше? – снова спросил я. – Что будет дальше, Фет?

Я почувствовал, что Фет улыбнулся.

– Ведь ты сам должен знать, – сказал он. – Будет всё, что хочешь. Наверное.

Я благодарно пожал ему руку. Изумрудная вода потемнела, сомкнулась над нами.

И настала тьма.

А потом я открыл глаза. Был сумрак, рядом стоял курчавый Фет, а над нами проплывали мыльные пузыри, в которых весело подрагивали кю.

Под ногами мягко пружинил зеленый мох.

– Опять?! – завопил Фет.

Мы загоготали и похлопали друг друга по плечам. Побежали к выходу из подземелья. В момент добрались до работников банка. Точнее, в кабинете оставалась одна лишь работница, и она собиралась уходить.