Конец XIX века: власть и народ

Летом царская семья жила в Петергофе, занимая маленький дворец – Александрию, и лишь один раз в сезон устраивала праздник – 22 июля, в день тезоименитства Марии Федоровны. В Александрии, как и в Гатчине, жизнь царя и царицы проходила в непрерывных трудах и заботах, и только после окончания лагерного сбора в Красном Селе, завершавшегося большим парадом, раздачей наград и производством в офицеры, семья уезжала в финские шхеры, где их ждал настоящий отдых. Министры могли приезжать сюда в самых исключительных случаях, а государственные бумаги привозили и увозили фельдъегери. Здесь, среди живописной полудикой природы, в лабиринтах многочисленных островов и каналов, освобожденная от уз дворцового этикета августейшая фамилия ощущала себя обыкновенной счастливой и здоровой, посвящая большую часть времени длительным прогулкам, рыбалке, катанию на лодках.

Иногда семья уезжала в Польшу, в Ловичское княжество, и там с азартом предавалась охотничьим забавам, особенно охоте на оленей. А завершался отпуск чаще всего поездкой в Данию, в замок Бернсторф – родовой замок Дагмары (императрицы Марии Федоровны), где часто собирались со всей Европы ее коронованные сородичи.

Александр III – музыкант и коллекционер

Сколько желчи вылито было недоброжелателями Александра в связи с его мужиковатостью, неотесанностью и совершенно не царской простотой в быту, выдаваемой ими за скаредность! Сколько стрел было выпущено левыми журналистами и писателями-эмигрантами по поводу его тупости и невосприимчивости к искусству! А он чаще, чем кто-либо, бывал в опере, очень хорошо музицировал, а на тромбоне играл столь искусно, что участвовал солистом в дворцовых квартетах. Еще в 1869 году у цесаревича начал собираться маленький оркестр медных духовых инструментов, в который входил он сам и еще 8 музыкантов – офицеров гвардии. С течением времени кружок разросся и в 1881 году превратился в «Общество любителей духовой музыки». Было бы преувеличением утверждать, что там играли музыканты высокого класса, но репертуар был разнообразен, и оркестранты становились год от года все более искусными.

Александр еще в бытность цесаревичем стал одним из основателей Русского исторического общества, под его покровительством находился Исторический музей в Москве, а что касается приобретения живописи, графики и скульптуры для Эрмитажа и вообще отношения к русским художникам, то на этом имеет смысл остановиться более подробно, использовав воспоминания русского живописца Алексея Петровича Боголюбова (внука А. Н. Радищева). Он известен еще и тем, что в конце жизни основал у себя на родине, в Саратове, прекрасную художественную галерею, носящую и сегодня его имя.

…Вначале он был морским офицером, но его служба на военных кораблях дополнялась занятиями живописью, а вскоре случилось так, что он оставил службу и стал студентом Петербургской академии художеств. Однако море навсегда вошло в его жизнь, и он стал писать разнообразные марины – от морских пейзажей до грандиозных морских баталий, в дальнейшем став соперником самого Айвазовского. В 1853 году, окончив Академию, Боголюбов занял штатную должность художника Главного морского штаба, но через год был поощрен и направлен в Париж пенсионером Академии.

В 1860 г. после 7-летнего совершенствования за границей А. П. Боголюбов возвратился в Петербург и стал профессором живописи. Александр II заказал ему серию полотен по истории военно-морского флота России, начиная с его основания. В 1863 году, когда цесаревич Николай Александрович отправился в путешествие по России, Боголюбов сопровождал его, затем после смерти цесаревича сопровождал в таком же вояже нового наследника престола – Александра Александровича. С этого времени и до смерти Александра III, он был близок к нему и к Марии Федоровне, которой преподавал рисование и вообще образовывал ее по истории искусств.

Боголюбов начал занятия с Марией Федоровной, когда она уже прошла начальную подготовку и работала, хотя и недостаточно уверенно, но очень старательно. За успехами жены Александр Александрович следил постоянно и, заходя в студию к Боголюбову, часто беседовал с ним об археологии и искусстве. Серьезное приобщение к прекрасному началось у цесаревича с осмотра дворцов и музеев Копенгагена. Приезжая туда к тестю и теще, он вместе с Марией Федоровной обходил стекольные заводы, фабрики по производству фаянса и фарфора, мастерские ювелиров, приобретая лучшие образцы производимых там изделий, а затем и старинную мебель, гобелены и самый разнообразный антиквариат. Наконец наступила очередь и картин, и здесь вопреки канонам он стал приобретать полотна современных ему художников, а о школе старых мастеров сказал однажды: «Я должен ее любить, ибо все признают старых мастеров великими, но собственного влечения не имею». Впрочем, в дальнейшем отношение Александра III к старым мастерам переменилось, и он приобретал картины Бларамберга, Ватто и других.

Вскоре в Аничковом дворце Александр отвел два зала под музей. В нем демонстрировались приобретенные им раритеты и коллекция редкостей, купленная у Д. В. Григоровича – автора прославленных повестей «Деревня» и «Антон Горемыка». Григорович был не только писателем, но и выдающимся знатоком искусств; он занимал пост секретаря Общества поощрения художеств и читал лекции по истории искусства цесаревне Марии Федоровне, на которых нередко присутствовал и цесаревич.

В Царскосельском дворце Александр разместил коллекцию картин русских художников (Брюллова, Басина, Сверчкова, Боголюбова, Боровиковского), скульптуры Клодта и др. Все это прививало цесаревичу любовь к рисованию и занятиям живописью, а позже даже и к занятиям реставрацией. После женитьбы Александр и Мария Федоровна не просто отреставрировали Аничков дворец, но совершенно переделали его, превратив в Храм муз, дополненный изящными, подобранными с безукоризненным вкусом произведениями искусства.

В заграничных путешествиях Александр постоянно пополнял свои коллекции. Во время двух своих поездок в Париж он принял от русских художников, находившихся там в то время, звание Почетного попечителя созданного ими Общества взаимной помощи, размещавшегося в доме барона Горация Осиповича Гинцбурга – богача и мецената, щедро покровительствовавшего людям искусства. Посетив мастерские русских художников и выставку их работ, разместившуюся в доме, цесаревич заказал или купил картины у Репина, Поленова, Савицкого, Васнецова, Беггрова, Дмитриева. У Антокольского он купил бронзовые статуи Христа и Петра Великого, а впоследствии приобрел и известнейшие его работы – «Летописец Нестор», «Ермак», «Ярослав Мудрый» и «Умирающий Сократ».

Находясь в Париже, Александр обошел и мастерские многих французских художников, посетив и их патриарха – знаменитого и модного придворного живописца Месонье. Вместе с Марией Федоровной он осмотрел Лувр, Люксембургский дворец, Севрскую фарфоровую фабрику, фабрику гобеленов, а также Академию художеств. Александр приобрел десятки произведений искусства, но венцом всего был осмотр коллекций древностей русского подданного Базилевского, которую он купил за 5,5 млн франков, как только стал императором. Эта коллекция стала основой Отдела древностей Эрмитажа.

Опровержение старых стереотипов

Нельзя было отказать Александру III и в остроумии. Например, однажды командующий Киевским военным округом М. И. Драгомиров забыл поздравить его с днем рождения и вспомнил об этом лишь на третий день. Недолго думая, генерал послал телеграмму: «Третий день пьем здоровье Вашего Величества», на что сразу получил ответ: «Пора бы и кончить». А когда великий князь Николай Николаевич подал ему прошение о разрешении жениться на петербургской купчихе, Александр учинил такую резолюцию: «Со многими дворами я в родстве, но с Гостиным двором в родстве не был и не буду».

Александр III был совершенно безукоризнен в вопросах семейной морали. Даже в таком насквозь антимонархическом издании, какими были небезызвестные «Новые материалы по биографии российских коронованных особ, составленные на основании заграничных документов», А. Колосов (автор XII тома) писал, что Александр III «не в пример всем своим предшественникам на русском престоле держался строгой семейной морали. Он жил в честном единобрачии с Марией Федоровной, не заведя себе ни второй морганатической жены, ни гарема любовниц». Немалую роль сыграл в этом отношении роман его отца с Е. М. Юрьевской, навсегда ставший для цесаревича образцом того, чего ни в коем случае нельзя делать главе августейшей семьи.