Конечная остановка. Любимец зрителей
Шрифт:
— Наверное, заскочу к вам днем выпить грога, — сказала ему Мариан — проводница, в чью обязанность входило присматривать за детьми. — Я умудрилась все-таки схватить простуду.
Уже прибывали первые пассажиры. Как правило, раньше всех являлись старые дамы. Они шли в головные вагоны, по всей вероятности направляясь в Канн и Ниццу. В ресторане их увидишь редко — они побаивались переходить из вагона в вагон на ходу и грызли в дороге печенье и шоколад. Около часа появлялись мужчины с дипломатами в руках — бизнесмены, возвращавшиеся из Парижа домой — в Лион или Марсель. Некоторые из них были завсегдатаями ресторана, но не сосредоточивали внимание на трапезе, а между сменой блюд изучали цифры или книжечки заказов. Шаван предпочитал им коммерсантов, которые охотно усаживались за столики на четыре персоны, умели выбрать доброе винцо, а после кофе заказывали и чего-нибудь покрепче. Они держались с ним на короткой ноге, оставляли
У Шавана больше не оставалось времени на то, чтобы думать о Люсьене. По репродуктору уже объявили об отправлении «Мистраля», обращая внимание пассажиров на необходимость соблюдать осторожность, так как двери поезда закрываются автоматически. Состав плавно тронулся с места. Вокзальные здания медленно отступали, а сразу за ними, казалось, начинался пригород, вереницы автомобилей задерживали у переезда красные огни светофоров. Зазвучала музыка, которая снимала предотъездное напряжение, но ее заглушал перестук колес на стрелках; она предшествовала объявлению Мартины — она желала пассажирам приятного путешествия и приглашала их посетить вагон-ресторан, расположенный в середине состава.
Мартина вещала из конторы в уголке вагона, и ее голос, который, похоже, лился с потолка, не спутаешь ни с каким другим, так запиналась она, повторяя свое краткое объявление и приветствие по-английски. Запоздалые пассажиры, зажав в руке билет, в последний момент выкупленный из невостребованной брони, продолжали перебираться из хвоста поезда в нужный им вагон. Ланглуа сопровождал их в вагон номер 10, а Мерсье — в номер 14. В вагоне-ресторане свободных столиков хватало.
После Вильнев-Сен-Жорж состав мало-помалу набирал обычную для него скорость курьерского поезда. Шаван записывал заказы, кивком одобряя выбор вина. У него выработалась устойчивая походка бывалого моряка, и тряский пол никогда не мог застать его врасплох. Он передвигался решительным шагом, не оступаясь, и не простил бы себе, если бы посмел ухватиться за спинку сиденья. Мишель следовал за ним, ненавязчиво демонстрируя тележку с аперитивами, как сборщица пожертвований в церкви свою кружку. Поскольку обслуживание каждой смены длилось не долее полутора часов, нельзя было транжирить ни минуты, однако при всем этом надлежало создавать у каждого клиента такое впечатление, будто его вовсе не торопят.
Из кухни один за другим вышли Тейсер и Ланглуа. Каждый непринужденно держал длинное блюдо с рыбными кнелями под густым соусом. Они умело сохраняли равновесие блюда, установленного на предплечье и ладони левой руки, и с неподражаемым жестом вышколенных официантов, орудуя правой, захватывали каждую кнель ложкой и вилкой, осторожно опускали на тарелку гостя хрупкую трубочку теста и непринужденно следовали дальше.
Шаван был доволен своей бригадой. Только малыш Мишель не научился держать равновесие. «Шире шаг, — нетерпеливо наставлял его Шаван, — ведь это элементарное правило. И потом, не заглядывай в окно. Пейзажи существуют для пассажиров».
Сам он давным-давно перестал обращать внимание на проносящиеся мимо виды. Краешком глаза он замечал только нечто вроде живого ковра, раскрашивающего окна в разные цвета. Мелькали тени, огни, силуэты. Он распознавал местность по шумам, лязгу мостов, реву туннелей, канонаде составов, мчащихся им навстречу.
Были у Шавана и другие ориентиры. Он знал, что после кнелей «Мистраль» оставит позади Плесси-ле-Руа. Затем osso buco или антрекот приведут их в Санс. Мороженое должно быть съедено между Ларош и Сен-Флорантен. После кофе и ликеров будет два часа пятьдесят минут. Время предъявлять счета и получать деньги. И это уже начало второй смены. Но в данный момент им приходилось, не подавая виду, бороться со спагетти и одним взмахом руки подхватить каждому достаточную порцию и при этом не допустить, чтобы они свисали с тарелки — этакие пряди растрепанных волос. Тут требовали хлеба, там — графин воды. Люсьена стала уже только воспоминанием, мелькала тенью из прошлой жизни. Письмо отошло на задний план.
После антрекота у Шавана наступила краткая передышка. Второе блюдо обеспечивало ему добрых четверть часа спокойствия. Он прошел на кухню, к Амеде. Тот орудовал вовсю и при этом брюзжал, а значит — все идет хорошо. Сумерки сгущались. Несмотря на плохую погоду, «Мистраль» шел по расписанию. Шаван не терпел опозданий. Вечная мания порядка, в которой его частенько упрекала Люсьена. И вдруг ему пришла в голову абсурдная мысль. А не могла бы Люсьена тоже предъявить ему список своих претензий? Она не преминет это сделать, если согласится на развод. Но
каких претензий? Он никогда ей не изменял. Да, возможно, характер у него мрачноватый. Возможно, он мог бы предложить ей больше развлечений. Но ведь ему приходилось вести утомительный образ жизни. Двое суток в дороге, двое суток отдыха. Еще одна поездка туда и обратно и снова двое суток отдыха — вполне заслуженного. И всего неделька отпуска каждые двенадцать ездок. Люсьене следовало понять, что он испытывал потребность немножко побыть дома. Ну а в чем еще могла она упрекнуть мужа? По ее утверждению, он скупится на деньги. Так ведь она не умеет ими путем распорядиться. Их машина оплачена только наполовину. В столовой пора сменить обои. Нелегко же ей будет доказать правомерность своих претензий на его счет… Время пронести поднос с сырами. По ресторану прошли контролеры.— Порядок, Поль?
— Порядок.
И в самом деле, эта ездка обошлась без происшествий, первое в жизни путешествие мужчины, порвавшего с прошлым.
В семнадцать часов семь минут «Мистраль» прибывает в Лион: платформа номер один, стоянка три минуты. Мерсье и Вальгрен сходят на перрон. Далеко они не отлучаются. После Лиона обслуживать легче — несколько чашек чая, несколько легких закусок. Мариан пришла выпить свой грог.
— Видали? Погода меняется к лучшему. После Валанса наверняка выглянет солнце.
И вправду, туман начинал рассеиваться. Поезд пересек Рону, оставив справа нефтяные факелы Фейсона, которые казались окутанными легкой дымкой. Официанты раскладывали приборы для ужина первой смены.
— Сколько человек наберется? — спросил Амеде.
— От силы тридцать, — ответил Шаван. — И еще того меньше после Марселя.
Он прошелся по вагонам с панорамным обзором. Можно сказать, никого. Темнота вписывалась в окна пунктиром или многоточием далеких огней. Время от времени блистали воды Роны, а вскоре волшебным колесом за поездом покатилась луна, взошедшая над Севеннами. «Встряхнись, старина, — подумал Шаван. — Сейчас не время отвлекаться!» Однако мучительные мысли о Люсьене все не отступали. Теперь она, должно быть, уже обнаружила его письмо. Опечалена? Наверняка нет. Удивлена? Несомненно. И вне себя от бешенства, уж это как пить дать. Конечно же, она дала знать Людовику. От него тоже жди потока упреков. «Вы оба ведете себя как малые дети! Вам надо преодолеть критический момент — через него проходят все после шести лет супружества. Полноте! Одумайтесь! Прежде всего тебе, Поль, надлежит выказать благоразумие».
Целый ушат тошнотворных советов! Да что дяде Людовику, убежденному холостяку, известно о браке?.. По счастью, «Мистраль» продолжает увозить его все дальше и дальше от Парижа. Настоящее же избавление настанет тогда, когда они минуют Валанс, Авиньон, Марсель, где еще оставался хвост их состава. После Тулона — в двадцать часов сорок девять минут — можно себе позволить малость расслабиться. Ресторан пустел. Шаван приступил к своей бухгалтерии — счета по одну руку, кассовый аппарат по другую. Он сосредоточивал на этом занятии все свое внимание, ведь малейшую промашку отнесут на его счет. Но он на этом деле собаку съел и ошибался редко.
После Сан-Рафаэля Шаван выкурил свою первую за день сигарету. «Мистраль» сбавлял скорость. Конечная остановка приближалась. В Канне большая часть пассажиров сходила с поезда. Шаван снимал белый китель и вешал его в платяной шкаф; хотя он и не утратил свежести, тем не менее пойдет в стирку. Когда Люсьена отказывалась его стирать, он обращался за услугами в прачечную по соседству.
Ницца, наконец-то! Шавану осталось только дойти до конторы вокзала. Он достал из своего чемоданчика деньги и пачку счетов. И на прощание обменялся с Матеи дежурными фразами.
В тот вечер, когда он шел туда, где собирался переночевать — прямо напротив вокзала, — звезды сияли так ярко, что небо казалось полем, сплошь усеянным васильками.
— Я свободен, — произнес он вслух.
Глава 2
С первыми лучами солнца город замурлыкал. Погода выдалась мягкая, дышалось легко. Шаван вкушал кофе на своем обычном месте — «У Бартелеми», рядом с отелем «Сесиль»; перед его глазами лежала развернутая утренняя газета «Нис-Матен». Он прочел метеосводку — «Севернее линии Бордо — Женева туман, продержится холодная погода» — и думал о том, что ему предстоит возвращение в холодный Париж и неприязненная атмосфера дома, где его ожидали слезы и попреки. Как было бы хорошо подзадержаться в Ницце. Чувствовал он себя неплохо, только чуть занемели ноги — он еще не отошел от неважной ночи. Ничего страшного! Хочешь не хочешь, а пора двигаться. Другие, должно быть, его уже ждали. Шаван пересек площадь не спеша, чтобы не расплескать чашу забот и злобы, которая уже давно поселилась в его душе. Он купил себе в зале ожидания коробку тонких сигар, и в этот момент кто-то хлопнул его по плечу.