Конфайнмент
Шрифт:
Свет в зале частично погас, гореть остались только дежурные лампы.
Занавес зашуршал, и на открывшемся за ним белом экране замелькали первые кадры.
В заснеженную даль уносились шпалы, рельсы, столбы, путевые знаки. Стальные нити сходились и расходились, выемки сменялись насыпями, лесные чащи — полями, ажурные арки мостов — туннельными сводами, стрелки и будки обходчиков — вокзалами и перронами. Словно бы целая жизнь тянулась перед глазами и сразу же улетала в прошлое, оставаясь лишь в памяти и на плёнке.
Над этим коротеньким фильмом Сашка работал пять дней, склеивая и перемонтируя всё, что он успел снять за несколько лет на дорогах страны, выглядывая со своей камерой из задних кабин тепловозов, площадок платформ,
Плавное размеренное вступление электрооргана длилось ровно двенадцать секунд. Оно словно бы убаюкивало слушателей, заставляя их думать, что вся композиция окажется столь же тягучей и медленной, почти как река на равнине. Однако нет. Неожиданно утихшая мелодия сменилась негромким, но чётким постукиванием палочек по ободу малого барабана, потом в дело вступил большой, следом пошли глухие щелчки бас-гитары, а ещё через пару тактов Сашка уже выбивал стандартное диско — сто двадцать в минуту, с бочкой на каждую четверть. Заданному ударными ритму вторили обе гитары и синтезатор, «подделывающийся» то под гармошку, то под квартет духовых.
Мой выход состоялся примерно на середине инструментальной прелюдии.
Железнодорожный мундир, фуражка, шевроны начальника поезда. Всё как положено.
Секунды две ушло на подлаживание под ритм, а потом — понеслось.
Звенели колеса, летели вагоны,
Гармошечка пела вперёд.
Шутили студенты, скучали погоны,
Дремал разночинный народ…[5]
Тэшки, скольжения, скрещивания, прокрутки, кики.
Те, кто уже видел шаффл на месячной давности дискотеке, приподнимались со своих мест, пробуя разглядеть детали. Кто не видел, просто смотрели на сцену, раскрыв рты. Безучастных не оставалось даже среди начальства.
Я думал о многом, я думал о разном,
Смоля папироской во мгле.
Я ехал в вагоне по самой прекрасной,
По самой прекрасной земле.
Я ехал в вагоне по самой прекрасной,
По самой прекрасной земле…
Следующей перед публикой появилась Светлана. Тоже в форме — пилотка, жакет, шевроны рядового состава, только юбка была гораздо короче, чем позволяли Уставы и Положения. В длинной, понятное дело, шаффлить не очень-то получается. В руках «проводница» держала стопку белья.
Короткую театрально-танцевальную миниатюру мы разыграли, словно по нотам.
Парочка вопросительных жестов, начальственное указание, и стопка из наволочек, полотенец и простыней летит на вагонную полку. Дальше начинается «обучение». Два-три «неловких» движения, два-три поувереннее, и мало-помалу ученица втягивается в процесс.
Дорога, дорога, ты знаешь так много
О жизни моей не простой.
Дорога, дорога — осталось немного,
Я скоро приеду домой…
Всего полприпева, и мы уже абсолютно синхронно выделываем сложные танцевальные па, будто, ха-ха, специально готовились.
Как только припев заканчивается, в мягком свете софитов появляется новая участница представления. Жанна идёт по сцене, словно по подиуму. На ней точно такая же форма, как на подруге. Единственное отличие — длиннющая
коса, выпущенная из-под пилотки, болтающаяся влево-вправо на каждом шаге. В руках у моей бывшей-будущей четыре стакана в стандартных МПСовских подстаканниках.Забытые богом российские версты
Люблю я дороги печаль.
Я помню равнины, леса и погосты,
Святая великая даль…
Дальше всё происходит, как в предыдущем такте, по тому же придуманному совместно сценарию. Жанна ставит стаканы на столик, и мы быстро обучаем её новому танцу. Изюминкой идёт притворная конкуренция между дамами за «единственного» мужчину. Пару секунд Света и Жанна вроде как ссорятся, кому быть ближе к объекту соперничества, но потом договариваются и делят меня «пополам» — то есть, выталкивают на середину, а сами встают слева и справа. Пусть это ещё не гарем, но султаном я себя уже почти ощущаю.
И поезд домчится, осталось немножко,
Девчонок целуйте взасос.
Недаром в вагоне играет гармошка
И вьется дымок папирос.
Недаром в вагоне играет гармошка
И вьется дымок папирос…
Папироски у меня нет, зато девчонки в наличии, а гармошку вполне заменяет новенький отечественный синтезатор «Юность-75». Вадим, на мой взгляд, владеет им виртуозно, да и голос у него схож с Расторгуевским — тембр практически тот же.
Короче, ко второму припеву наше музыкально-танцевальное шоу выходит на кульминацию.
Игорь с Матвеем яростно терзают гитарные струны, Вадим вдохновенно поёт и мучает клавиши, Аурелия подпевает ему вторым голосом, Сашка фигачит на барабанах свои сто двадцать, мы слаженно и энергично танцуем, а на экране вверху всё летят и летят к горизонту бесконечные рельсы и шпалы.
Но это ещё не пик. Пик наступает, когда композиция вновь переходит в инструментальную паузу. Девчонки резко расходятся и достают заранее спрятанные под полкой и столиком букеты тюльпанов. Честно признаюсь, найти их в зимней Москве оказалось задачкой не из простых. Но мы справились, и теперь вовсю пожинаем плоды этой невеликой победы.
Жанна и Света с охапками цветов спархивают со сцены и начинают бодренько раздавать их сидящим в первом ряду ветеранам. А музыка и кино всё продолжаются и продолжаются, как будто бы ждут, когда девчонки закончат.
Пока они одаривают улыбками и цветами заслуженных работников транспорта, я тоже не маячу на сцене без дела. Ведь ветераны у нас не только мужчины.
Справа от начальника отделения сидят три пожилые дамы, и наград у них ничуть не меньше, чем у других. К ним-то я и направляюсь, только не с тюльпанами, а с настоящими красными розами, по семь штук в букете. Специально ездил сегодня за ними на Рижский рынок, потратив там почти пятьдесят рублей. А что делать? Цены зимой кусаются, а на дворе не 2012-й с его экономическим глобализмом и открытой таможней, а 1982-й с ушлыми гостями-предпринимателями с солнечного грузинского юга.
Поздравление героев войны и труда длится чуть меньше минуты.
Потом мы снова взбегаем на сцену, но это ещё не конец. Закончить представление надо эффектно. Девчонки делают парочку фуэте навстречу друг другу, я вклиниваюсь между ними, подхватываю обеих и начинаю кружиться на месте. Один оборот, второй, третий… Почти как на карусели. Мелькают в воздухе девичьи ноги, косы…
Этот эпизод мы репетировали три дня подряд, и больше всего я боялся, что кого-нибудь не удержу.
Однако нет. Смог.