Конгломерат
Шрифт:
Слишком уязвленный, чтобы посмеяться над ее французским, Грегуар не стал обращать внимания на подобную реакцию и спросил, не ходит ли их патрон к мессе и по субботам — вдобавок к воскресеньям. Как ни странно, но голос на другом конце провода (он представил себе его обладательницу — старую каргу с пучком редких волос на голове и строгим взглядом) выдал нужную информацию: «Что вы себе вообразили! Мы же не святоши какие-нибудь! Суббота — день, когда дон Мельчиорре наносит визит в дом мэтра Манцони. И это священный момент!»
Мэтр Манцони? Что же это за важная персона, которой патрон «Verdi» посвящал свою субботу? Адвокат? Нотариус? Врач?
Вернувшись в отель, Грегуар взялся за поиски мэтра Манцони, но, просмотрев бесконечные
Он посмотрел на время открытия, убедившись в том, что это заведение работает в субботу утром. Ровно в 9:00 он появился у этого дома, питая ничтожную надежду на то, что этот Манцони — тайный поверенный дона Мельчиорре.
На улицах города царило всеобщее ликование. Накануне вечером команда Милана в семнадцатый раз за свою историю стала чемпионом Италии, забив решающий гол в ворота римского клуба. Конечно же, победа была встречена не самым достойным образом, и все зрители еще помнили сцены насилия на трибунах и на стадионе после гола Шевченко, который открыл счет буквально с первых минут игры.
Во время второго тайма украинский игрок, которого итальянская команда приобрела по очень высокой цене, коснулся мяча рукой, за что был назначен штрафной удар. Было очевидно, что это непреднамеренный жест, поэтому арбитр оставил Шевченко на поле. Но римские болельщики были против. Они требовали красной карточки, и сразу же на поле полетели пивные банки, стеклянные бутылки и даже петарды, ранившие миланских игроков, которые, к счастью, смогли продолжить игру после оказанной им медицинской помощи.
Миланская пресса не преминула написать об этих событиях, что немного омрачило радость игроков и их болельщиков, однако не помешало фанатам ночью пройти по улицам с дудками и трещалками.
В последнее время в Милане процветала индустрия моды. Она привлекала в город все больше и больше папарацци. Авеню Монтенаполеоне изобиловала шикарными витринами с роскошными провоцирующими нарядами, напоминающими костюмы героев в сериале «Секс в большом городе». Перья, меха, сапоги из крокодиловой кожи — всё это говорило о том, что возвращаются самые фривольные времена, времена тратить большие деньги на Армани, Прада, Гуччи. Гуччи, кстати, реконструировал один из старых кинотеатров, чтобы организовать там гигантский шоу-рум. Неудивительно, что однажды утром жители улицы Бергонон, привыкшие просыпаться под волшебный аромат шоколада «Nestle» (знаменитое предприятие по его производству находилось именно на этой улице), обнаружили скопление манекенщиц, выходящих из примерочных кабинок в виде аквариума. Организовал это всё тот же Гуччи. Милан возвращался к концептуальной моде, сочетающей гламур и наглость эпохи. Все были без ума от стриженой норки, нежной шиншиллы, кашемира и шерсти.
Но в этой среде царил постоянный страх перед демонами операции «Чистые руки» («Mani Pulite»). Опасались возвращения этих фискальных воинов, которые могли потребовать финансовые отчеты у самых крупных магнатов индустрии моды.
Нужно сказать, что дела о коррупции не возникали со времен правления Бетино Кракси в начале восьмидесятых годов — цейую вечность! И именно в Милане одним прекрасным февральским днем 1992 года во Дворце юстиции началась операция «Чистые руки» под руководством Антонио ди Пьетро. Этот день, а именно 7 февраля, надолго запомнился всем миланцам, у которых совесть была нечиста, то есть практически всем. В этот день Марио Чиеза, руководитель известной благотворительной организации, буквально был схвачен за руку в момент получения взятки, когда один из поставщиков нес ему полный кейс денег.
Это было всего лишь начало большой чистки, которая по указке Сильвио Берлускони и
Умберто Босси собрала по всей Италии урожай для «Форца Италиа» {6} и «Северной Лиги».Если бы Грегуар знал обо всем этом, то, конечно, ему были бы понятны хмурые взгляды и перешептывания, которые вызвал его приход в Каза Манцони. Несмотря на то что лето было в самом разгаре, Гper был одет в темный строгий костюм, что делало его похожим скорее на юриста или полицейского в штатском, чем на туриста.
Грег заметил, как два человека тихо совещались в уголке большого зала, где были выставлены древние манускрипты, принадлежавшие Манцони. Один из них, священник, вполголоса что-то говорил своему собеседнику, отчаянно жестикулирующему круглолицему мужчине.
— Вполне может быть, что правоохранительные органы хотят сунуть свой нос в дела Церкви, — беспокоился священник. — Я не говорю о том, что мы не должны подчиняться законам Республики, но каждый раз, когда разгорается какой-то скандал, часто раздутый желтой прессой, количество прихожан уменьшается. Я говорю о Милане, где судьи были самыми строгими, но то же самое происходило и в Риме, оплоте Церкви, где папу каждый день видят миллионы верующих.
— Это точно, — ответил человек с красным лицом, — но сейчас наступили тяжелые времена. Мошенничать во времена кризиса гораздо сложнее, чем во времена роста, когда богатство существует для всех или почти для всех. Народ недоволен. Он на стороне «Северной Лиги» и «Форца Италиа». Результат — инквизиция.
— Кому вы это говорите!
— Но если уровень осуждения высок, то суммы, собираемые правосудием, далеко не маленькие. Таким образом могло быть получено более 250 миллиардов лир. В Милане, не забывайте, своими автобусами и трамваями мы обязаны коррупции — ведь деньги частично вернулись в общественный карман в форме штрафов.
— Вы правы. Меня тоже беспокоит, что на некоторых автобусах появляются названия уничтоженных концернов. Разве можно говорить о земной справедливости, если ее служители тонут в своей же крови?
Его собеседник кивнул, но ничего не ответил. Он заметил, что к ним приближается молодой человек в темном. Грегуар Батай, рассеянно просмотрев реликвии Манцони, хотел продолжить свое расследование.
— Извините меня, господа, — произнес молодой человек с сильным французским акцентом, — не могли бы вы сказать мне, это место связано каким-либо образом с персоной дона Мельчиорре, патрона группы «Verdi»?
По лицу собеседников было заметно, что вопрос поставил их в тупик. Не из-за ответа, который они вполне могли дать этому молодому человеку, а потому, что он был иностранцем. Каждый, напрягая память, понимал, что никогда раньше не видел этого лица. Полицейский? Свидетель Иеговы, рыскающий по городу в поисках заблудшей овцы?
— Дон Мельчиорре? — повторил священник, поглядев на своего пособника в поисках поддержки.
Но тот молчал. Вдруг старая дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился статный седовласый человек в льняном костюме.
— Дон Мельчиорре! — воскликнул священник, хватая руку патрона, чтобы поцеловать ее, однако вызвал у него только раздражение.
Уважаемый посетитель Каза Манцони не любил, когда его узнавали здесь и тем более пытались завести с ним разговор. Он окинул группу усталым взглядом, который остановился на Грегуаре Батае.
— Посетитель — француз… Кажется, он интересуется вами, — добавил священник заговорщическим тоном.
— Француз! — воскликнул дон Мельчиорре. — Ах да! Нужно быть французом, иметь утонченность и любопытство француза, чтобы заинтересоваться этим историческим и литературным памятником, который забросили наши соотечественники. Идемте со мной, молодой человек, — сказал он, взяв пораженного Грегуара за руку. — Я покажу вам неизвестные сокровища миланцев, которые, уверяю вас, иногда проявляют абсолютное безразличие к прекрасным вещам.