Конго Реквием

– Уверен, что этот след ты отработал.

– Они ходили за наркотой по вечерам, – признал отец после короткого молчания. – На другой берег реки. На самом деле так он их и подловил. Доволен? Ну и что тебе это дает на данном этапе?

– Я думаю…

– Да что тут думать, в конце-то концов? – взорвался Морван. – Я опросил всех торговцев того времени, я следил за всеми передвижениями девушек в черных гетто, я ночами сидел в засаде на пароме – и ничего. Мне так и не удалось застать его врасплох. На сегодняшний день Фарабо мертв. Второй Человек-гвоздь тоже. Почему ты хочешь переписать историю, мать твою? Чтобы извалять меня в дерьме сорок лет спустя?

Эрван не знал, что ответить. Отец с досадой заключил:

– Не используй спутниковый телефон для подобной хрени. Я тебе его дал на случай нужды, а не чтобы выносить мне мозг каждый вечер.

19

«Пенасар» – индонезийский ресторан в Восьмом округе, просторный и неярко освещенный. Свечи, скрытая подсветка, предметы из бронзы и меди, отбрасывающие редкие отблески на столы и лица. Вдоль стен куклы ваянг за полотняными ширмами, на которых вырисовываются их потрясающе элегантные тени. Для женщин преимущество в том, что светотень весьма снисходительна к морщинам и прочим несовершенствам. Для мужчин – в предвкушении победы: они уже в постели – или почти.

Гаэль выбрала это место из других соображений: столы, далеко отстоящие друг от друга, надежно обеспечивали интимность встречи. Она не желала никаких докучных свидетелей их первого свидания. Как ни странно, ей было вполне комфортно. Кац же, напротив, чувствовал себя не в своей тарелке. Она наслаждалась этим зрелищем – целый год она вынуждена была терпеть его превосходство. Теперь она слегка отыгралась.

– Вы хорошо знаете Индонезию? – неловко спросил он.

Такого рода времяпрепровождение для него было явно непривычным. А какого, собственно, рода? Зачем он ее пригласил? Решил приударить? Проводил новый эксперимент – психоанализ за столом?

Она обмакнула шпажку с курятиной в соус сате, откусила и повела плечом:

– Как все: я была на Бали.

Кац улыбнулся и тоже взял шпажку.

– Наверно, у нас с вами разные «все».

– Только не говорите мне, что ваши друзья ездят с палатками в Палава-ле-Фло [24] .

– Вы будете удивлены. Хотя у меня практика в Шестнадцатом округе и довольно состоятельные пациенты, сам я довольно… скромного происхождения.

Ну вот, теперь ей придется выслушать биографию в духе Золя. Не важно. Как бы ни прошел вечер, видеть своего психоаналитика в таком положении было истинным наслаждением.

24

Палава-ле-Фло (фр. Palavas-les-Flots) – небольшой городок на юге Франции, на побережье Средиземного моря; предоставляет возможность «бюджетного» отдыха.

– А ваша жена, дети? Где они сегодня вечером?

– Ну… – Со смущенным видом он рефлекторно промокнул губы салфеткой. – Они дома.

– Ваша жена знает, что вы ужинаете со мной?

– Но… конечно.

– И ни замечаний, ни скандала?

У него вырвался короткий смешок.

– В нашей семье такое не принято.

Она спросила себя, что он имел в виду, но предпочла продолжить викторину:

– Сколько лет вашим детям?

– Старшему, Хуго, одиннадцать. Его брату, Ноа, восемь.

Подошли принять заказ. Гаэль решила за обоих, выбрав множество блюд на двоих.

– Должна вас предупредить, – продолжила она наигранно строго, – этим вечером предметом разговора будете вы.

– Почему?

– Потому что про меня вы уже все знаете.

Она подметила его нервное движение: он все время потирал ладони, словно пытаясь их согреть, отчего возникал звук, похожий на шорох сухих листьев и напоминающий Морвана с его змеиной кожей. Неприятно, и даже очень.

– Кац – откуда такая фамилия?

– Она еврейская, если вопрос был об этом.

– Вопрос был совсем не об этом!

– Сама фамилия немецкого происхождения, – успокоительно улыбнулся он снова. – Мой отец собирал машины в Восточном Берлине в шестидесятых годах. Потом перешел к «врагу», на французскую фирму, уж не помню названия, прежде чем эмигрировать во Францию.

– Вы родились во Франции?

– Почти: в Эльзасе. И там жил до института.

– Почему вы выбрали эту профессию?

Вопрос вырвался сам собой – она поклялась себе его не задавать: слишком банально. Профессия психоаналитика, как и профессия копа или проститутки, интригует. Как дочь префекта, занимающаяся эскорт-услугами в свободное время, она могла придумать что-то поинтереснее.

– Могу дать простой ответ… Для меня это лучшая профессия в мире.

– И как вы ее для себя определяете?

Он уперся локтями в стол – в отсветах свечей его костистое лицо казалось измученным.

– Я механик. Я чиню и привожу в рабочее состояние мужчин и женщин. Я прочищаю их души и даю положительную энергию. Я поддерживаю любовь против смерти.

– Вы идеалист.

– Думаете, я уже перерос возраст подобных представлений?

– Я не знаю вашего возраста.

– Сорок шесть лет.

Принесли заказ. Первый урожай ответов был чистосердечным и скорее удовлетворительным. Дав пояснения по каждому блюду (она изображала знатока, хотя была здесь всего второй раз), она приступила к дальнейшим расспросам, по-прежнему с долей агрессивности:

– И вас не утомляет целыми днями выслушивать причитания и фантазии?

– А вас послушать, так я просто мусоропровод.

– Отчасти, разве нет?

– Я не слушатель, я только ключ. Мои пациенты разговаривают сами с собой.

– Вы продержались четверть часа.

– Прежде чем что?

– Прежде чем стали вешать мне на уши вашу психодрянь.

Он поднял свой стакан – вернее, чашку: они заказали чай с пряностями.

– Вы несправедливы: допрос ведете вы.

Она повторила его жест и отпила глоток.

– Верно, но вы же меня знаете, да? Когда я не цинична, я враждебна. Когда я ни то и ни другое, я плачу. Лучше скажите мне, зачем вы пригласили меня на ужин?

Еще один вопрос, который ей стоило держать при себе.

– Скажем так: я хочу быть вашим другом.

– Какое разочарование… – жеманно протянула она.

– Вы не правы: это, скорее, доказательство того, что у меня большие надежды.

Она не стала настаивать из страха получить в ответ избитое рассуждение о дружбе, которая выше любви. Предпочла вернуться к прагматическим вопросам – о его буднях, о работе. Но тут ей много не перепало. Он не преподавал в институте, не числился в штате какой-нибудь психиатрической больницы: ничего блистательного или особенного. Он говорил о своем кабинете как о мелкой лавочке.