Конго
Шрифт:
Вопрос о том, что такое жестокость в обращении с животными, понимался далеко не однозначно и самими защитниками животных. В некоторых странах они пытались противодействовать истреблению крыс, а в 1968 году широкую огласку получил странный исход дела об одном австралийском фармацевтическом предприятии. <В Западной Австралии было построено новое фармацевтическое предприятие. На нем все таблетки поступали на ленту конвейера. Работой конвейера управлял оператор, который, нажимая кнопки, сортировал таблетки по размерам и цвету так, что разные таблетки собирались в разных контейнерах. Один дотошный специалист по поведению животных, последователь Скиннера, заметил, что процессу сортировки было бы нетрудно обучить голубей.
Очевидно, суд решил, что голуби заслуживают куда более внимательного отношения, чем человек.> Позднее, боясь показаться смешными, суды не торопились вмешиваться в эксперименты с животными. В результате у ученых оказались развязанными руки, и объем исследований с использованием животных достиг небывалого уровня: в семидесятые годы только в США в лабораториях ежегодно убивали около 64 миллионов животных.
Но постепенно общественное мнение менялось. Работы по обучению языку дельфинов и человекообразных обезьян показали, что эти животные не только умны, но и обладают самосознанием; действительно, они узнавали себя в зеркалах и на фотографиях. В 1974 году для контроля исследований с использованием обезьян уже сами ученые создали Международную лигу защиты приматов. В марте 1978 года индийское правительство запретило вывоз из страны обезьян резусов в любые лаборатории. Судебное рассмотрение нескольких дел закончилось так, что, казалось, и животные иногда могут иметь свои права.
Ранее отношения между животным и его хозяином-человеком обычно рассматривались как отношения раба и рабовладельца, который может делать со своим рабом все, что пожелает. Теперь вопрос о собственности стал не самым главным. Так, в феврале 1977 года широкую огласку получило дело лаборанта, который выпустил в океан дельфина Мэри. Гавайский университет подал на лаборанта в суд, обвинив того в причинении материального ущерба потере ценного лабораторного животного. Дело дважды рассматривалось судом присяжных, и университет проиграл.
В ноябре 1978 года суд разбирал дело об опеке над шимпанзе Артуром, который достиг большого искусства в языке жестов. Владелец шимпанзе, Университет Джонса Хопкинса, решил прекратить исследования и продать животное. Обучавший шимпанзе Уильям Левин обратился в суд и получил право на опеку на том основании, что Артур научился языку и поэтому уже не мог считаться животным.
— Одним из самых важных доводов истца, — сказал Мортон, — суд счел тот факт, что других шимпанзе Артур называл «черными существами». Когда Артура попросили рассортировать фотографии шимпанзе и людей, он правильно разделил их на две стопки, но свой снимок положил в ту стопку, где находились фотографии людей. Ошибка исключалась, потому что во второй раз Артур поступил точно так же. Очевидно, он не считал себя шимпанзе, и суд решил, что Артур должен оставаться со своим учителем, поскольку их насильственная разлука могла бы повлечь за собой серьезную психическую травму.
— Эми плачет, когда я оставляю ее одну, — сказал Эллиот.
— Когда вы собираетесь проводить эксперименты, вы просите у нее разрешения?
— Обязательно.
Эллиот улыбнулся. Очевидно, Мортон понятия не имел, что значит ежедневно работать с Эми. Без ее согласия было просто невозможно сделать что бы то ни было, даже отправиться в автомобильную поездку. При своей недюжинной силе Эми могла быть очень своенравной и упрямой.
— У
вас есть доказательства того, что она соглашалась на эксперименты?— Видеозаписи.
— Она понимает суть предлагаемых вами экспериментов?
Эллиот пожал плечами.
— Она говорит, что понимает.
— Вы применяете систему поощрений и наказаний?
— Когда изучаешь поведение животных, без этого не обойтись.
Мортон нахмурился.
— Каким формам наказания вы ее подвергаете?
— Ну, когда она плохо себя ведет, я ставлю ее в угол лицом к стене, а иногда отправляю спать раньше обычного и не даю любимого желе с арахисовым маслом.
— А как насчет пыток и электрошока?
— Это просто смешно.
— Вы никогда не прибегали к физическим наказаниям?
— Она же здоровенное животное. Обычно я боюсь, что Эми выйдет из себя и накажет физически меня.
Мортон улыбнулся и встал.
— Все будет в порядке, — сказал он. — Любой суд постановит, что Эми находится под вашей опекой и именно вы должны принимать решение, что делать с ней дальше. — Мортон с минуту помедлил. — Вероятно, мой вопрос покажется вам странным, но не могли бы вы привести Эми в суд в качестве свидетеля?
— Думаю, это возможно, — ответил Эллиот. — Вы полагаете, что может возникнуть такая необходимость?
— В вашем случае нет, — сказал Мортон, — но рано или поздно возникнет.
Помяните мое слово: в течение ближайших десяти лет состоится по меньшей мере одно судебное разбирательство об опеке над приматом, овладевшим языком, когда в качестве свидетеля будет выступать сам примат.
Эллиот пожал руку Мортону и напоследок задал еще один вопрос:
— Между прочим, если я захочу вывезти Эми из страны, могут ли возникнуть какие-либо проблемы?
— Если станет известно, что готовится судебное разбирательство об опеке, то проблемы могут возникнуть при пересечении границы, — ответил Мортон. — А вы собираетесь вывезти ее из США?
— Да.
— Тогда мой вам совет: делайте это как можно быстрее и ни с кем не делитесь своими планами, — сказал Мортон.
Эллиот появился в своем кабинете на третьем этаже здания зоологического факультета в начале десятого.
— Звонила доктор Росс из Фонда защиты природы в Хьюстоне, — сообщила ему его секретарь Кэролайн. — Она уже летит в Сан-Франциско. Три раза звонил мистер Хакамичи, сказал, что у него очень важное дело. На десять назначено собрание всех сотрудников «Проекта Эми». А еще вас дожидается Флюгер.
— В самом деле?
Беспринципный и шумливый Джеймс Уэлдон был ведущим профессором факультета. На карикатурах студенты и сотрудники обычно изображали «Флюгера» Уэлдона с поднятой рукой и обслюнявленным пальцем: он всегда знал, откуда дует ветер. Последние несколько дней Флюгер избегал встреч с Эллиотом и его сотрудниками.
Эллиот вошел в свой кабинет.
— Рад тебя видеть, мой мальчик, — сказал Уэлдон, протягивая руку и изображая сердечное, по своим понятиям, рукопожатие. — Ты сегодня рано.
Эллиот моментально насторожился.
— Я надеялся опередить толпу, — объяснил он.
Обычно до десяти часов пикетчики не показывались, а иногда появлялись даже намного позже — в зависимости оттого, когда они договорились встретиться с операторами из телевизионных новостей. Да, теперь это делалось так: протест по договоренности.
— Они больше не придут, — улыбнулся Уэлдон.
Он вручил Эллиоту последний выпуск городской газеты «Кроникл». Одна из заметок на первой полосе была обведена черными чернилами. Ссылаясь на занятость и личные мотивы, Элинор Врие заявляла о своем уходе с поста регионального директора Агентства по защите приматов. Центральная дирекция агентства в Нью-Йорке признала, что они допустили серьезные ошибки в толковании сути и целей исследований Эллиота.