Конгрегация. Гексалогия

– Ланцу? – произнес Курт, чувствуя, как бледнеет, а руки за спиною сжимаются в кулаки. – Вы забираете у меня расследование?..

– А также сообщаю ректору академии о твоих грандиозных успехах на поприще инквизитора, – добавил тот и, перехватив его отчаянный взгляд, устало кивнул на дверь. – Выметайся.

***

В часовне Друденхауса Курт просидел не меньше часу – как минувшей ночью в камере Отто Рицлера, на полу, свесив руки с коленей и уткнувшись в них лбом, непотребнейшим образом прислонясь к алтарю спиной. На чьи-то тихие шаги он не обернулся – видеть кого угодно сейчас одинаково не хотелось и было тяжело до зубовного скрипа.

– Что ж ты в Господень жертвенник задницей вперился, нечестивец, – невесело усмехнулся Ланц, остановившись; скрипнула скамья первого ряда – тот присел в нескольких шагах напротив. – Чему вас в вашей академии учат только…

– Академию не трогай, – тихо возразил Курт, приподняв голову, и взглянул в лицо сослуживцу. – Пришел добить? Давай. Приканчивай. Сопротивляться у меня сейчас нет ни сил, ни желания. Peccavi, fateor, vincor.[164]

– А старшему дерзить силы есть?.. Хватит на меня коситься, абориген; я ж не Керн и протокола на тебя не составляю, попросту вдруг пришла в голову глупая мысль, что тебе захочется поговорить.

– Да-да. Знаю. «Без протокола», «по душам» и прочее…

– Мне уйти?

– Все верно. Шаг первый – вывести из оцепенения. Шаг второй – заставить понять, что очень хочется пооткровенничать, а после – вынудить признать это вслух…

– Если тебя в твоей академии обучили латыни, вне службы ты из принципа перестанешь ее разуметь? Так с какой бешеной радости я должен пренебрегать умениями, которые постиг в своей работе? Тем более, что в нашем случае игра ведется честно – у тебя в арсенале умения те же самые.

– И каков приз? – уточнил Курт; тот пожал плечами:

– Если ты прекратишь изображать кающегося висельника, этого будет довольно. У тебя всего-навсего забрали одно дело. Это не конец света. У тебя не отобрали Знак, не срезали Печать, не отправили в монастырь на вечное покаяние. Просто отстранили от одногодознания.

– Не в дознании дело, Дитрих, – он потер глаза ладонями, распрямившись и прислонившись к алтарю затылком, встряхнул головой, усмехнувшись. – Вот змей, ты все-таки своего добился…

– Работаем, – улыбнулся тот вскользь.

– Не в дознании дело, – повторил Курт уже нешуточно. – Дело в том, что de facto я убил арестованного.

– Любопытная мысль; может, все-таки отлепишь свое грешное седалище от алтаря?

Курт, мгновение помешкав, тяжело поднялся, упершись в пол ладонью, и, неспешно пройдя к первому ряду скамей, присел – осторожно, словно бы опустившись в стылую воду.

– Издержки прошлого, – пояснил он со вздохом. – Знаешь – безотрадное детство, безотчетная тяга к семье, семья-академия, семья-Церковь, в скорби – неосознанное возвращение к детству, поза защиты, но чтобы сидеть, уткнувшись в алтарь лбом, мне еще недостаточно хреново.

– Хорошо, что тебя загребли не во младенчестве – иначе ты бы на нем вовсе спать устроился, – хмыкнул Ланц. – Ибо, смотрю, привычка к церковной сфере все с того же детства породила в тебе отношение к ней обыденно-потребительское.

– Случается.

– Итак, первый шаг довершен, – подвел итог Ланц, глядя в его сторону оценивающе. – Из онемения вышел. Будешь продолжать упираться, или просто поговорим?

Курт вяло отмахнулся, откинувшись на спинку скамьи и глядя в сторону, на узкий, весьма незатейливый витраж, похожий больше на украшенную бойницу.

– Я понимаю, о чем ты скажешь – первым делом о том, что у всех бывают ошибки, но только легче от этого едва ли станет. Я сказал ему что-то, что побудило его совершить именно это – вот в чем дело. И я не понимаю, я просто не понимаю, не вижу, в чем я ошибся, что я сделал не так. Может, Керн прав? Я не думаю о деле, лишь о собственном самолюбии? Или отношусь к службе, как, в самом деле, к игре, в которой надо разгадать ответ как можно скорее? И отец Бенедикт не зря так неотступно предлагал мне уйти работать в архив…

– Это мысль вслух или вопрос, который требует ответа?

– Не уверен, что я хочу услышать ответ, – безрадостно усмехнулся Курт, обернувшись к сослуживцу. – Почти не сомневаюсь, ты скажешь что-то похожее на «Omnia abducet secum vetustas»…[165] хотя, такие сентенции, скорее, в духе Густава; но смысл будет тем же. Если б ты явился сюда с намерением намекнуть на то, что в следователях мне не место, ты начал бы не так.

– Ну? И чем же тебе такой ответ не по душе?

– Чрезмерно зауряден. Ожидаем. Кроме того, я сам себе это сказал уже не раз, тут же оспорив, а значит, он наполовину ложен.

Ланц качнул головой, улыбнувшись, и вздохнул – шумно и долго.

– Да на тебя не угодишь. Кроме того, абориген, твоя проблема в том, что ты сам себе угодить не можешь – ты никак не можешь решиться сделать один важный шаг, а именно – определиться с тем, хочешь ли ты самдля себя службы инквизитора.

– До известных пор над этим не приходилось задумываться. При разделе на курсы я был поставлен перед фактом: мои данные, способности и оценки нужных дисциплин позволяют мне учиться именно на следователя; при выпуске я мог отказаться от Печати, мог попроситься все в тот же архив… – Курт тяжело усмехнулся, – или в помощники. Вроде Бруно. Куда угодно, где были бы нужны люди, но я об этом даже не задумался. Мне сказали, что я могу получить Знак следователя; почему тогда мне должно было придти в голову, что я не справлюсь?.. Вот и не пришло. Сработал принцип «пока дают – бери»? Или самомнение. «Курсант сum eximia laude»![166] Как можно было сомневаться в том, что я будущий величайший следователь за всю историю Конгрегации…

– Ты все пытаешься отыскать в чужих не словах даже – действиях! – ответы на собственные вопросы, – заметил Ланц уже серьезно. – Ты спрашиваешь, прав ли твой наставник, думаешь, а не прав ли Керн; в конце концов, задаешь этот вопрос мне… Ты колеблешься между множеством вариантов, но, поскольку не можешь предпочесть ни одного, опрашиваешь окружающих, чье суждение, по-твоему, достойно внимания и чью точку зрения не зазорно принять.

– Может, все дело в том, что я с одиннадцати лет живу по распорядку, учрежденному для меня другими, и руководствуюсь приказами, а не желаниями.

Ланц внезапно, резко подавшись вперед, отвесил ему внушительный подзатыльник, тут же усевшись обратно, как ни в чем не бывало; Курт ошарашенно воззрился на старшего сослуживца, не зная, как поступить и что ответить.

– Сам сказал – «не трогай академию», – пояснил тот. – Хороший ход – свалить на вышестоящих вину за нежелание делать выбор. Главное – подобный вывод избавляет от ответственности за свои поступки, а заодно и позволяет найти виновного в твоей слабости.

Курт, морщась, потер затылок, глядя в его сторону с ожесточением.