Конгрегация. Гексалогия

– Да ну какая, к матери, вербовка, Финк? Ну, что ты можешь рассказать здесь такого, что имело бы отношение к вашим делишкам и интересовало бы нас? Говоря проще (без обид) – какая с тебя польза?

– Не скажи, – через силу отозвался бывший приятель, подняв, наконец, взгляд. – Я все это время об этом и думал – для чего я тебе сдался… Только не гони мне больше про дружескую заботу, а? Дружба дружбой, а денежки врозь, и только попробуй поспорить. Так вот, Бекер, польза от меня будет немалая. Это в прошлый раз толку от меня было – ну, убийцу указал…

– Заказчика, – мягко поправил Курт, и тот криво улыбнулся:

– Верно. Резал я. А ты не сдал. Девку свою – дотла, а меня не сдал. Стало быть, личные симпатии для тебя – пшик, а вот полезность кое-что значит; так?.. И с прошлого раза кое-что переменилось. Те, кого ты ловишь… да, признаю, для всех опасные… теперь стали являться не только среди всяких графьев и попросту бюргеров, они теперь к нам полезли; поняли, где их достать всего труднее, куда у Инквизиции пока лапы не дотянулись. Я не о тех говорю сейчас, кто умеет глаза отводить, чтобы тупо снять кошелек или, там, нагнать страху на обозную стражу, чтоб все разбежались и товары побросали – я о тех, кто нам в этот раз повстречался. Кто повыше полетом. Время спустя они ведь с обозными грабителями и мелким ворьем столкуются – не со всеми, не каждый пожелает в темные делишки мешаться, но ведь кто-то же захочет, так? Так что, Бекер, польза от меня теперь большая. Теперь и я знаю, что такое может быть, знаю и как они работают, теперь я их увижу, если вдруг что… Увижу – и вам укажу. Т ак я говорю, или ты на что-то другое рассчитывал?

– Да, Финк, – не сразу отозвался он. – Дураком тебя не назовешь… Смотри-ка, какая штука: тебе всего двадцать шесть, так? А ты, после Бюшеля, самый старший во всем вашем маленьком городе, единственный, кто выжил после прежних времен…

– И Шерц.

– И Шерц, – согласился Курт с усмешкой. – Он и ты. Он – потому что чересчур туп, чтобы влезть в неприятности, а вот ты – напротив, слишком сообразительный, чтобы в них вляпываться. Ты пережил всех, поднялся, собственную банду завел, занимаешь не последнее место среди своих, и на сходке, я так полагаю, твой голос не последний. Я-то все говорю верно?

– Ну?

– Да, Финк, все так. На это ли я рассчитывал, ты спросил? Да, на это. Но повторю, что соглашение наше будет выгодно обоим; разве нет?.. А теперь, раз уж мы заговорили открыто, давай прямыми словами о том, что мне от тебя нужно… ну, и чего ты от меня попросишь.

– Попрошу… – повторил Финк нерешительно и, смятенно скользнув взглядом в угол, понизил голос: – Попрошу одну вещь сразу; скажешь, можно такое сделать или нет. Если я Эльзу в большом городе поселю, в нормальном доме, чтоб как все… Можешь пообещать, что ее магистратские из-за меня доставать не будут?

– И всего-то?.. Разумеется. Если, конечно, она по ночам не будет лазить к соседям в окна и воровать белье.

Финк неловко хмыкнул, умолкнув, и он вздохнул:

– Ну, а теперь о моих запросах – эти будут посильней, как понимаешь… Так вот. Поднимайся выше, Вернер.

– Чего? – вскинув растерянный взгляд, выговорил тот, и Курт кивнул:

– Разъясняю. Как я только что сказал – ты уже не малая пташка, это верно; но забирайся выше. Иными словами, становись в маленьком городе главным. Самым.

– Бекер, такого не бывает, – укоризненно возразил бывший приятель, расслабившись. – Ты чего – сам не знаешь, или вдруг все из головы вылетело? Нет главного и быть не может; все решает сходка. Все, как у всех – гильдия сказала, ты выполнил.

– Гильдия, говоришь… – повторил Курт медленно и, поднявшись, одернул рукав новой кожаной куртки. – Оцени. Нравится?

– Намекаешь, как можно обогатиться, если работаешь на Инквизицию? – уточнил Финк, оглядев его с ног до головы. – Почем оторвал?

– Даром, – пожал он плечами, снова усевшись; еще жесткая кожа штанин скрипнула, и тот поморщился:

– Взятка.

– Благодарность, – поправил Курт строго. – Уберечь сына Мозера я не смог, это верно, и никто бы не смог; однако именно я предоставлю ему возможность увидеть казнь того, кто виновен в его гибели, и насладиться местью, а одно это, сам понимаешь, уже немало. Моя прежняя (довольно недешевая) амуниция была попорчена при задержании этого человека, и Штефан Мозер счел своим долгом возместить мне понесенные убытки – от чистого сердца… А теперь – к чему это я. Гильдия… Везде – гильдии. Ценами, временем работы, количеством и даже качеством кожаных товаров тоже заведует гильдия кожевенников; так?.. Но кто на самом деле имеет последнее слово?

– Мозер; работает, сколько хочет, и сбывает, кому захочет. Он и общак держит. Все знают.

– Это называется «негласная монополия» и «контроль над казной гильдии», Финк; привыкай к заумным словечкам – теперь пригодится…Но в целом ты прав. И добился он этого не пошлыми взятками, не тем, что его подмастерья, как во времена оны, с дубинами приходили к соседям и объясняли, кто главный; добился он своего положения внимательным отношением к людям. Разумным подходом к делу. Готовностью поступиться сиюминутным резоном ради дальних планов, а также способностью все вопросы решать мирно и для всех выгодно.

– Рад за него и за тебя с твоими обновками. А это к чему?

– А теперь, – терпеливо продолжил Курт, – иной пример – ближе к твоей жизни. Сходка решает… Вообрази, Финк, такое зрелище. Собралась сходка… где?

– У Бюшеля.

– Верно. Как всегда. Собралась и постановила, к примеру, обнести назавтра хоть все того же Мозера подчистую. Решили, проголосовали… И тут Бюшель, который, строго говоря, и права голоса-то не имеет, лениво так, со своего места, говорит: а сдается мне, парни, все это затея глупая. Вот почему и вот почему. Надо не так. Вот как надо. И что? Да уже через минуту каждый из вас будет повторять его слова. С решением Бюшеля согласятся все – с любым решением, хоть бы и противоречащим вашему желанию.

– Так если дело говорит…

– А он всегда дело говорит. Потому и выжил; и «Кревинкель» сохранил потому же. Где все те, кто когда-то верховодил в старых кварталах? Старичье – где?

– На том свете, – пожал плечами Финк, и он уточнил:

– Иными словами, вы их вырезали. Всех. Потому что мешали вам, молодым, своими порядками; вырезали их – а после взялись друг за друга. Так, или я что-то путаю?

– Ну, так, – отвел глаза бывший приятель. – Время такое было. Чума, да еще голод, да не первый год; старичье для себя последние куски отбирало – это-то ты еще застал, помнишь?.. Чего они еще ждали? Что мы и дальше крыс будем жрать?.. Само собой, пустили их под нож. А насчет «друг за друга взялись» – так это уже другое. Кое-кому попросту понравилось вот так, беспредельно. Они следующим «старичьем» бы и стали, ничем не лучше.

– А кто подал мысль избавиться от беспредельщиков? – уточнил Курт, и тот умолк. – У вас самих мозгов бы не хватило выстроить такую дальновидную цепь рассуждений. Ведь то, что перерезали эту часть молодежи – это и было началом установления порядка, который есть сейчас. Кто призвал вернуться к идее сходки вместо того, чтобы вот так, на улицах разбираться?.. Уверен, я знаю, кто.

– Бюшель…

– Вот именно. Бюшель, который всегда умел и держаться в стороне, и во все вникать. И теперь – скажи мне, Финк: так есть главный в маленьком городе, причем давно уже, или все действительно решает сходка?.. Вот об этом я и говорю. Я не призываю тебя устроить еще одну ночь длинных ножей, перебить всех главарей и волевым решением объявить себя императором кельнского дна. Просто добейся того, чтобы, услышав твое слово после уже вынесенного решения сходки, тебе сказали не «пошел ты, Финк», а «дело говоришь». И чтобы это повторилось не раз. Чтобы в случае споров за советом шли – к тебе. В этот момент ты и начнешь становиться главным.