Конгрегация. Гексалогия

– Где я нахожусь? – повторил Курт, когда она вернулась, неся в руках внушительную миску, наполненную кроваво-розовыми кусками тушки какой-то живности. – И кто ты?

– Меня зовут Нессель, – отозвалась хозяйка и, склонившись к очагу, вывалила содержимое миски в котел. – Ты в моем доме.

– А где дом? Это какая-то деревня?

– До деревни часа четыре, если пешком. Это – лес. Охотничий дом. Как себя чувствуешь? Грудь еще болит?

– Нет, – ответил Курт, подбирая слова медленно и осмотрительно. – Благодаря тебе, верно?

– Тебе просто повезло; если бы я шла не той дорогой или шла чуть раньше или позже, ты бы умер. Твоему спутнику повезло меньше, – вздохнула Нессель, бросив горсть шишек под котел, и выпрямилась, глядя на своего пациента оценивающе. – Выглядишь и впрямь лучше, и жара, похоже, уже нет… Не подходи больше туда и ничего там не трогай. Все испортишь.

– Испорчу – что? – уточнил он осторожно.

– Себя, – огрызнулась Нессель; сняв с полки над очагом узкогорлый кувшин, отмерила в маленький стаканчик темно-бурую жидкость и, приблизившись, подала ему. – Пей.

Пей…

Вот он, тот голос, которым вещали его видения, голос, который прорывался сквозь беспамятство…

– Что это за дрянь? – усомнился Курт, не протянув рук инавстречу, и девушка насупилась:

– Дрянь – это то, что ты выпил или съел, прежде чем оказаться полумертвым на этой дороге. А здесь – лекарство.

– Здесь жучки, – заметил он недовольно, и хозяйка покривилась:

– Это почки, идиот. Пей. Если ты снова вознамерился отбрыкиваться, мне опять придется применить силу.

«Да пей же, наконец, сволочь!» – припомнился ему отчаянный возглас одного из являвшихся ему призраков; похоже, спасительница и впрямь с ним намучилась…

– Дрянь, – повторил Курт, опустошив стаканчик и снова улегшись. – Нессель… Это ведь не имя. Как тебя зовут на самом деле?

– Не вставай с постели больше; я на тебя угробила столько сил, а ты порываешься пустить все мои труды псу под хвост. На самом деле я Готтер, но з овутменя именно так.

– Не удивляюсь[496], – буркнул он тихо.

– Деревенские обзывают меня, кроме того, еще и неотесанной дикаркой; теперь вижу, что я просто королева с манерами, если сравнивать с прочими, – заметила Нессель недовольно, и он спохватился:

– Извини. Все еще слабо соображаю; я Курт… Так ты что же – живешь тут одна? И одна меня… выхаживала?

– Одна, – согласилась та и, перехватив его взгляд, усмехнулась: – Мой брат перед тем, как умереть, неделю лежал в беспамятстве, и ухаживать за ним, кроме меня, было некому, посему – ничего нового я у тебя не увидела. Кроме, разве, этого клейма у тебя на спине; что это?

«Что это»?..

На лице Нессель был искренний интерес, и никакого лукавства в темно-серых глазах он не увидел; однако же, ни один человек в Германии подобного вопроса задать попросту не мог: Конгрегации могли припоминать дела прежней Инквизиции, ее могли не любить, ей могли не доверять, могли ненавидеть, но не знать – не могли. И, тем не менее, перед ним был человек, совершенно не имевший представления о том, что значит Печать; а стало быть – и что она значит для неев первую очередь.

– У меня, – не ответив, произнес Курт неспешно, – был еще медальон с такой же чеканкой и деревянные четки. Где они?

– Вместе с твоим оружием в кладовой; эта железяка мешалась – тебя ведь тошнило. Не отмывать же мне ее всякий раз… У твоего спутника тоже была такая; это что – какой-то духовный орден?

– Да, что-то вроде, – согласился Курт; она кивнула:

– Я так и подумала, поэтому сняла с него медальон перед тем, как похоронить – обыкновенно ведь подобные штуки после смерти хотят передать детям или женам, или кто там из родичей…

– «Перед тем, как похоронить»? – переспросил он с сомнением, смерив взглядом невысокую тонкую фигурку. – Ты его… Господи, как ты сумела? Земля еще каменная.

– Прогрела костром; не оставлять же мне его было валяться посреди дороги?.. Если захочешь о нем помолиться или что там полагается делать с усопшими в вашем ордене – он погребен за домом, рядом с моими родителями.

Рядом с родителями…

Итак, вывод из этого краткого разговора был довольно невеселым и странным. Потерявшие родителей брат и сестра обитали в лесу, пока некая болезнь не оставила Нессель в одиночестве; если же взять во внимание тот факт, что вид Печати и Знака ни о чем ей не говорит, то можно утверждать с уверенностью, что из лесу она не выходила больше десяти лет, быть может, и родившись здесь же. Классическая лесная ведьма второго типа – юная, привлекательная и довольно стервозная, если судить по прозвищу, данному ей людьми. Кстати, этот факт, в свою очередь, говорит о том, что пределы леса она все же покидает, пускай и ненадолго, и с родом человечьим общается. Наверняка торгует травами или оберегами, а то и ворожит по случаю – деревенские в этом смысле до сих пор сохраняют двоякий подход к вере, от мессы идя в ближайшую рощу за березовой ветвью, чтобы отогнать сглаз от скота. Странным образом те же крестьяне отличаются и особым рвением по части самовольного отлова, осуждения и изничтожения таких, как эта Нессель…

– Постой-ка, – спохватился Курт, лишь сейчас осмыслив ее слова полностью. – Как ты изощрилась притащить сюда нас обоих?

– На лошадях, – пожала плечами та, и он недоверчиво нахмурился:

– Одна – взгрузила на седло… ладно – меня, но – его?

– Я попросила лошадей лечь.

– Лошадей, – повторил Курт. – Попросила.

– Не ломай голову, – снисходительно улыбнулась Нессель. – Тебе сейчас вредно. Сейчас спи больше и – повторяю, не поднимайся с постели без нужды.

– А с нуждой? – многозначительно уточнил Курт, и хозяйка, снова обозрев его придирчивым взглядом, кивнула:

– Думаю, можно. Обожди.

На одежду, принесенную ею из кладовой, Курт взглянул, нахмурясь.

– Это не моя, – заметил он недовольно, и Нессель покривилась:

– Да что ты? И как же я не поняла… Это моего брата. Твоя сейчас сохнет; ты был весь в грязи, и тебя рвало кровью, я только вчера смогла все отскрести.

– «Только вчера»? Сколько я был в беспамятстве?

– Третий день, – пожала плечами Нессель, и, возвратившись к котлу, бросила в него снятый со стены пучок высохшей зелени. – То, что тебе нужно – слева от дома. Не заблудишься.

В поданную ему одежду он проскользнул, как в мешок и, утопнув в сапогах, хмыкнул:

– Не хотел бы я повстречаться с твоим братом на узкой лесной тропинке…

– Уже не повстречаешься, – отозвалась Нессель просто. – Ступай осторожнее, не упади. Если что – кричи. Не ерепенься, – пояснила она, когда Курт оскорбленно покривился. – Здесь звери ходят, а тебя они не знают.