Конгрегация. Гексалогия
Шрифт:
– Откуда такая точность? – с подозрением сощурился фон Редер, и тот покривился:
– Да. Сразу видно профессионала.
– Сначала пройдем по этому пути, – приказал Курт; барон хмуро усмехнулся:
– Отлично. А что же время, о потере коего вы так сокрушались?
– Время уходит, – согласился он подчеркнуто спокойно – хроническая перепалка с главным императорским телохранителем уже начала порядком надоедать. – Однако я был бы вам признателен, господин барон, если бы вы не учили меня делать мою работу.
– Надеетесь, что ваш парень впопыхах оборонил ненароком Знак со своим
– Вы ежедневно лишаете своего подопечного целой ложки из каждой его порции, хотя прекрасно понимаете, что, как я уже говорил, достаточно применить яд, проявляющий действие спустя время – и ваша жертвенность никого не спасет, мертвы попросту будете вы оба. Однако вы это делаете. Ответьте мне, почему, и тогда я тоже в подробностях обрисую вам мои мотивы… Показывай дорогу, – вздохнул Курт, подтолкнув инструктора в плечо. – Не спеши слишком и держи светильник так, чтобы были видны пол и стены.
Фон Редер скосил на него взгляд уже молча, и в этом взгляде проступила явственная насмешка, когда, проделав путь до крыши и назад, их маленькая группа возвратилась к дверям комнат, где разместились бойцы зондергруппы. Пол был как пол и стены как стены; разумеется, на дикую и неправдоподобную удачу, вроде описанной бароном, Курт и не рассчитывал; попросту, как и прежде в случаях с явным отсутствием улик, ничего не оставалось, кроме как действовать ad imperatum[843].
– Ну, и что же вам дала эта прогулка, майстер инквизитор? – все-таки не удержался фон Редер, и он кивнул:
– Кое-что.
– Да неужто, – покривился тот скептически.
– Мы прошли две двери, – пояснил Курт, по-прежнему стараясь говорить как можно выдержанней, хотя поведение королевского оберегателя уже начало понемногу раздражать. – И пройти их мы сумели, потому что с нами был Альфред, а с Альфредом – ключи. Предположить, что ключ есть еще у кого-то в этой крепости, нельзя, равно как и сложно представить себе, что неудачливый стрелок, зная, что его могут настигнуть, станет ковыряться во взломанном замке и запирать за собою двери, отступая.
– То есть, хотите сказать – он шел не этим путем? – уточнил барон с подозрением. – И что это означает? Желаете подвести меня к мысли о том, что ваши бравые парни тут не виновники?
– Не знаю, – передернул плечами Курт, остановясь за несколько шагов до первой двери. – Но почему-то человек, бывший на крыше, избрал именно тот путь, что, впрочем, уже было понятно по распахнутой настежь двери… Мне показалось, – вновь обратясь к инструктору, осведомился он, – или в тех дверях, что мы сейчас прошли, врезаны новые замки?
– Не показалось, – подтвердил Хауэр хмуро. – Здание старое, замки кое-где устарели – во всех смыслах. Мало-помалу меняем.
– Вот и ответ. Старые замки вскрываются проще.
– Судите по опыту? – пренебрежительно уточнил фон Редер; он кивнул:
– Разумеется. Ну, а теперь за дело. И, – настойчиво прибавил Курт, обернувшись к инструктору, – я попросил бы тебя удержаться от неуместных замечаний, вопросов или ответов, Альфред.
– Что?! – выдавил Хауэр спустя мгновение изумленного молчания. – Меня?
– Именнотебя.
Если какую-нибудь неумную пакость ляпнет господин барон, это будет воспринято всеми здесь, как нечто логичное и само собой разумеющееся. Он это делает, как я посмотрю, регулярно. Но если нечто подобное выкинешь ты – согласись, это будет выглядеть не слишком солидно. Можно было бы разыграть сцену «инквизитор – адвокат», но ты, боюсь, не потянешь. Не сумеешь прикинутьсяблагожелательным – ты им будешь. Слишком много личного ты вложил в свою работу; сейчас это не на пользу. Любой из них почует твою неуверенность сразу, и это испортит дело.– Они и так ее увидят, – возразил фон Редер; Курт вздохнул:
– Соглашусь. Но если он хотя бы не станет мне возражать, до них дойдет сразу и без сомнений, что от чувств, уверенности или мнения их инструктора ничто в этом деле не зависит. Что избавит виновника, если таковой наличествует среди них, от ненужных иллюзий, мне, соответственно, сбережет силы, и всем нам – время.
– Понимаю, – через силу согласился Хауэр, глядя на дверь так, словно за нею его ожидал проход в чистилище по меньшей мере. – Сейчас тебе видней – это твоя епархия… Вот ведь дерьмо, – внезапно утратив остатки выдержки, вытолкнул он зло. – А если никто из них не виновен во всем этом? Если сейчас я вместе с тобой пойду допрашивать ни в чем не повинных, преданных, не раз жизнью за дело рисковавших парней! как мне им потом в глаза смотреть?
– Подумай о другом – что кто-то из них может все-таки оказаться предателем, Альфред. Подумай лучше о том, как этотмог смотреть тебе в глаза и не сгореть со стыда на месте. Теперь ябуду давать тебе советы. Советую для начала как следует на него разозлиться, в твоем случае это лучше всего. Гнев – самый надежный способ защиты от сомнений.
– Тоже говорите по собственному опыту? – спросил фон Редер угрюмо; Курт передернул плечами:
– В моей работе, господин барон, сомнения – вернейший помощник. Всевозможные чувства в этом деле недопустимы, и гнев – в первую очередь, из чего следует логичный вывод: дабы избавиться от сомнений, надо позволить злости войти в душу и остаться там. А вот вам я позволю себе дать совет прямо противоположный тому, что я рекомендовал Альфреду: возьмите себя в руки.
– По-вашему ведь, – усмехнулся фон Редер, – моему неадекватному поведению никто не удивится. К чему мне следить за собой?
– К тому, что, в отличие от принципов, применяемых в лекарской практике, правила «noli nocere[844]» в нашем деле недостаточно – надо бы еще и принести пользу. Вы глава императорских телохранителей, в некотором роде доверенное лицо, и надо думать, что человеку без мозга Император не доверил бы безопасность себя самого и своего единственного наследника. Посему – повторяю: постарайтесь смирить гнев и дайте место сомнениям. Быть может, и вам придет в голову какая умная мысль в этом расследовании… Ну, а теперь идемте. Говорю только я; Альфред – исключительно при крайней необходимости, вы, господин барон – только в случае Конца Света.