Конгрегация. Гексалогия

– Это неофициальноеобвинение! А нам был нужен процесс!

– Будет вам процесс. Вы ведь намерены продолжить наше сотрудничество? Вы меня вызвали ведь не для того, чтобы снабдить чтением на сон грядущий. Будем считать это такой… разминкой.

– В следующий раз будьте любезны придерживаться плана! А теперь присядьте. Нам надо обсудить детали.

По делам их

… non est ergo magnum si ministri eius transfigurentur velut ministri iustitiae quorum finis erit secundum opera ipsorum. (2 Corinthians, 11; 15).[64]

Пролог

Прямой удар в горло Курт блокировать не стал – отшатнулся, прогнувшись назад, и попытался коротким прыжком уйти в сторону, дабы достать противника в бок; тот ударил снова – теперь обоими кинжалами сразу, опять в горло и в грудь. Острие царапнуло по куртке, второе вновь прошло мимо, и он отпрыгнул теперь вспять, держа свои клинки наизготовку, понимая вместе с тем, что человек напротив уже знает, какой удар он нанесет и куда, а потому остался на месте, замявшись в нерешительности.

– Ты ждешь знака свыше, Гессе? – ухмыльнулся противник на хорошей латыни; он сжал зубы.

Мельком он подумал о том, что не во всем Гвидо Сфорца превосходит его – самому Курту языки давались свободно, а вот кардинал за все годы, проведенные в Германии, так и не научился изъясняться по-немецки сносно…

Наказание за несвоевременные размышления пришло немедленно – просто шагнув вперед, противник сбил его руку в сторону, развернулся с ловкостью, удивительной для своего возраста, и ударил Курта ногой в правое бедро. От второго удара – рукоятью в ребра – заградило дыхание, и он повалился на колени, выронив оружие и упираясь ладонями в холодный песок, дыша тяжело и с усилием. Острие кинжала прижалось к коже под подбородком, и все тот же насмешливый голос на безупречной латыни сообщил:

– И ты убит, Гессе.

– Это было бесчестно, – отозвался он, не поднимая головы. – Я ранен! И вы били по ранам!

– Безусловно… – клинок легонько похлопал его по шее. – Сдаешься?

– Да никогда, – выцедил Курт зло; кардинал засмеялся:

– Ну и дурень. Поднимайся.

Он взялся за протянутую ему ладонь, с трудом вставши на ноги и возобновив дыхание; наставник качнул головой:

– Гессе, Гессе… Забудь, раны давно затянулись.

– Руки едва только зажили.

– Вполне достаточно, чтобы держать оружие, – фыркнул Сфорца пренебрежительно. – А прочее и вовсе ерунда. Когда ты не наблюдаешь за собой, ты перестаешь прихрамывать и спокойно дышишь; миновало три месяца, с твоим-то молодым организмом – вполне достаточный срок. Но я знаю, что ты неизменно думаешь об этом, а посему – твоя слабость есть моя сила; и, между прочим, твои недруги о честном бое помышлять не станут. И ты убит.

– Снова, – кисло добавил Курт; кардинал кивнул:

– Снова. Кроме того, весьма по-глупому.

– По-вашему, я должен был вам сдаться?

– Конечно, – передав Курту клинки, наставник развернул его, установив там, где сам стоял только что; встав на его место, со вздохом опустился на колени, упираясь в песок ладонями. – Дева Мария, мои старые кости… Встань, как я стоял. Я покажу, что надо было делать.

Курт взглянул на клинки в своих руках, на свои кинжалы, возлежащие на песке, и скептически покривился.

– На дворе ноябрь, Гессе, – нахмурился кардинал. – И в моем возрасте неполезно стоять на холодном песке. Приставь кинжал к моей шее.

– Что-то мне не хочется, – нерешительно возразил Курт. – Зная вас, убежден – вы выкинете какую-нибудь грязную пакость.

– Вперед, курсант!

– Я уже полгода не курсант… – пробормотал он себе под нос по-немецки, однако стал, как было велено – заняв ту же позицию, что и наставник минуту назад, приставив к его шее острие кинжала и отведя назад оружие в левой руке.

– Итак, я сдаюсь, – прокомментировал кардинал. – И ты, как и любой человек, после таких слов расслабляешь внимание, пусть хоть ненамного – чтобы хотя бы насладиться этим моментом, даже если оставлять мне жизнь и не собирался.

Он понял, что Сфорца намеревается сделать, но излишне поздно; увернувшись от брошенной в лицо горсти песка, Курт заслонил глаза локтем, отступив, и ощутил, как одно острие прижалось к колену, а второе уперлось в пах.

– И ты убит, Гессе. Снова.

Рядом прозвучал глумливый смешок.

– Причем весьма… курьезно.

Он зло бросил взгляд на Бруно, следящего за его занятиями вот уже более получаса, по временам отпуская комментарии, подобные этому, и начиная уже, говоря по чести, действовать на нервы.

– Замолкни, – выцедил Курт, подавая наставнику руку и помогая подняться, левой ладонью отирая глаза – все-таки, увернуться полностью не вышло.

Кардинал улыбнулся, отряхивая штанины, и похлопал его по плечу:

– За удовольствие увидеть Гвидо Сфорца на коленях не за молитвой, Гессе, надо платить. Продолжим?

В ответ он сказать не успел ничего – обернулся на чьи-то торопливые шаги; почти бегом к ним подлетел курсант и остановился, найдя Курта взглядом.

– Майстер инквизитор, – неровно дыша, обратился он, глядя преданно и с почтением; Курт подумал невольно о том, какие легенды ходят о нем сейчас в академии. В обстоятельства дела курсантов никто, само собою, не посвящал, и их мнение о нем целиком зависело от их же фантазии…

– Да? – подбодрил он.

– Отец Бенедикт зовет вас. Я бы не стал мешать, но он велел…

– Спасибо, – кивнул Курт; обернулся к наставнику, с улыбкой разведя руками. – Похоже, сегодняшний урок окончен, ваше высокопреосвященство. Спасибо, что расходуете на меня свое время; вы ведь теперь не обязаны…

– Обязан, – серьезно возразил кардинал. – Иди, не заставляй духовника ждать.

– Спасибо, – повторил Курт и, развернувшись к Бруно, бросил ему клинки. – Держи. Потрать время с пользой.