Кони и люди

И теперь, когда она работала в поле, у всех в памяти еще свежа была смерть ее матери, и даже женщины готовы были забыть все и простить ей родство с семьей Эджли.

Что же касается самой Мэй, то она полагала, что ей все равно, что бы с ней ни случилось.

И вдруг произошло нечто неожиданное. Как выразились многие жены, передавая о случившемся своим мужьям, «сказалась порода».

Некий Джером Гадли был виновником того, что приключилось с Мэй. Он отправился однажды в поле Питера Шорта собирать ягоды «забавы ради», по его же выражению, и он нашел забаву в лице Мэй.

Джером был хорошим футболистом, а служил он почтовым клерком на железной дороге. После каждого рейса в почтовом вагоне ему полагалась пара дней отдыха, и он присоединился к сборщикам ягод, потому что в опустевшем городке ему было скучно.

Увидев Мэй, работавшую в стороне от всех, он подмигнул товарищам и, приблизившись к ней, опустился на колени и стал собирать ягоды почти так же быстро, как и она.

– Ну-ка, крошка, – сказал он, – я почтовый служащий и здорово набил руку сортировкой писем, так что пальцы у меня быстро шевелятся. Посмотрим, сумеешь ли ты со мною помериться!

В течение целого часа Мэй и Джером подвигались рядом, и вот в это время случилось то необычайное, что взволновало весь Бидвелль.

Та самая девушка, которая ни с кем никогда не разговаривала, начала отвечать Джерому; все работавшие на поле изумленно переглянулись. Мэй уже не собирала ягод с обычной молниеносной быстротой, – она часто останавливалась, клала иногда ягоду в рот и даже, взяв однажды огромную красную ягоду, подала ее через гряду Джерому. Затем она шутя положила горсть ягод в его плетенку и сказала:

– Вы и полтинника в день не заработаете, если не прибавите пару!

При этом она робко улыбнулась.

А в полдень все стали свидетелями дальнейшего. Усталые сборщики пошли сперва освежиться к колодцу фермера, а потом в сад, посидеть в тени и закусить.

Не оставалось больше сомнения – с Мэй Эджли что-то случилось. Все чувствовали это. Впоследствии было единогласно решено, что в этот час отдыха Мэй совершенно спокойно и обдуманно решила пойти по стопам своих сестер и плюнуть в лицо всему городу.

Работники разбились на группы и сидели под деревьями – женщины и девочки под одним деревом, мужчины и мальчишки под другим. Жена Питера Шорта принесла горячий кофе, и он был разлит в жестяные чашки. Пошли шутки, заигрывание и хихиканье девиц.

Несмотря на всю неожиданность поведения Мэй по отношению к Джерому – холостяку и «предмету» для любой незамужней женщины – никто не предполагал, что из этого может выйти что-нибудь серьезное. На поле всегда процветал флирт. Флирт завязывался, выдыхался и исчезал, как дым. Вечером, когда молодежь отмоет полевую грязь и наденет воскресное платье, тогда совсем другое дело. Тогда девушка должна держать ухо востро. Когда вечером идешь гулять с молодым человеком по темным аллеям или за город – вот тогда что-нибудь может случиться с девушкой.

Но когда вокруг тебя старшие женщины, – как можно заподозрить что-нибудь дурное только потому, что молодой человек и девушка ходят рядом, смеются и дурачатся? Это значило бы ложно понять весь дух ягодного сезона.

И, по-видимому, Мэй так-таки ложно поняла его.

Но никто и не подумал винить в чем-нибудь Джерома, – уж во всяком случае не молодые люди.

Во время полдневного отдыха Мэй сидела несколько в стороне от остальных сборщиков земляники, – она всегда так поступала, Джером лежал в густой траве в конце сада, тоже в стороне от остальных.

Какое-то неприятное напряжение охватило отдыхавших под деревьями.

Мэй не пошла на этот раз к колодцу вместе со всеми и, сидя прислонившись спиной о дерево, держала сандвич черной от земли рукою. Рука дрожала, и один раз сандвич выпал из ее рук.

Внезапно она вскочила на ноги, положила корзиночку со снедью в разветвление дерева, с вызовом в глазах переползла через изгородь и пошла по тропе, которая проходила мимо фермы Питера Шорта. Эта тропа вела через луг к мостику, а потом через небольшое пшеничное поле в лес.

Мэй прошла небольшое расстояние, остановилась и оглянулась; сидевшие под деревьями удивленно глядели на нее, не понимая, в чем дело.

Но вот Джером Гадли поднялся на ноги. Ему было стыдно. Он неуклюже перешагнул через изгородь и ушел, стараясь не оглядываться.

Все были уверены, что все это было раньше условлено. Женщины и девушки встали и следили за тем, как Мэй и Джером сошли с тропы и направились в лес.

Пожилые женщины качали головой.

– Ну, ну! – только и слышалось из их уст.

А молодые люди и мальчуганы начали хохотать, хлопать друг друга по спине и подпрыгивать, словно козлята.

Положительно, это было невероятно.

Еще раньше, чем они скрылись из поля зрения людей в саду, Джером обнял Мэй за талию, а она положила головку к нему на плечо.

Все пожилые женщины решили единогласно, что Мэй, с которой все обращались почти как с равной, пожелала плюнуть им в лицо.

Мэй и Джером оставались два часа в лесу, а затем вернулись в поле, где остальные были уже за работой. Девушка была бледна, и было похоже, будто она плакала. Она, как всегда, работала в одиночку, а Джером, после нескольких минут неловкого молчания, воцарившегося с их возвращением, надел пиджак и направился обратно в город.

Мэй успела собрать изрядную стопку плетенок с ягодами в течение остальной половины дня, но раза два или три плетенки падали из ее рук. Рассыпавшиеся ягоды лежали ярко-красными пятнами на фоне черной земли.

После этого дня никто больше не видел Мэй на поле.

А у Джерома Гадли было чем похвастать. По вечерам, среди собравшихся юнцов, он пространно рассказывал об этом приключении.

– Кто меня станет винить? Я воспользовался тем, что давалось в руки, – говорил он, хвастливо смеясь.

Он рассказывал со всеми мельчайшими подробностями о том, что произошло в лесу, и его молодые слушатели теснились вокруг рассказчика, и их сердца были преисполнены зависти.

По мере того, как Джером рассказывал о своей победе, он одновременно гордился и смущался от того внимания, которое весь город уделял ему.

– Это было легче легкого, – хвастал Джером, – Мэй Эджли самая доступная добыча, какая когда-либо жила в Бидвелле. Даже говорить ей не пришлось о том, что от нее хочешь. Вот как это легко дается нашему брату!