Конкистадор

В мозгу у Виктора тупо билась одна-единственная мысль: «Так это новой или старой модели?»

И тут танк принялся поливать позицию штурмовиков изо всех штатных видов вооружения. Вокруг Сомова все рвалось, горело и визжало. Прямо над ним, кажется, пролетел изувеченный солдат…

Сначала он даже не решался поднять голову. Потом, когда волна огня и разрывов ушла чуть в сторону, он все-таки решил не быть безмозглым расходным материалом и дал несколько очередей в ту сторону где, по его мнению, должны были находиться неприятельские пехотинцы. В ответ на его позицию обрушился град разъяренного свинца. Позднее Сомов не единожды ставил свечки в церквях за чудесное спасение. Истинное чудо, что его тогда не задела ни одна капля горячего металла. Зато каменной крошкой рассекло подбородок…

Танк бил и бил, не переставая, не экономя боезапас. Наконец, на месте антенной поросли выстроился единый шит из четырех выпуклых «тарелок». Огонь утих. Танк теперь напоминал экзотическую ящерицу, раздувшую шейный щит, чтобы напугать врага… Тарелки начали медленное круговое движение, и в десятке метров слева от Сомова кто-то завыл. Сейчас же он сам почувствовал, как впиваются в виски две раскаленных спицы, выронил от боли оружие, сжал зубы, скорчился, задрыгал ногами… Во рту хрустнуло.

Баг-ташшш!

Боль пропала. Сомов услышал собственный стон… и перестал стонать. Кажется, это райское блаженство называют волновым ударом. Виктор рискнул приподнять голову, вгляделся в туманную дымку. Танк лежал неподалеку бесформенной грудой металла, антенны его беспорядочно раскрывались и сворачивались, подобно гигантским веерам, а на борту распускался, играя оттенками, раскаленный малиновый цветок. Виктор не позволил себе думать о судьбе экипажа. Ведь экипаж не захотел подумать о его, сомовской судьбе…

Весь день с небольшими перерывами прошел в перебежках и стрельбе по противнику, – то совершенно невидимому, то появлявшемуся под самым носом. После полудня Сомов четырежды собирался отлить, но все никак не удавалось: то начинался жестокий обстрел, то Маргарита срывала их с места и переводила на другую позицию. Требовалось пошевеливаться, иначе он безнадежно отстал бы от остальных, а это верная гибель. И он пошевеливался, тупея с каждым часом. К вечеру Виктор пребывал в состоянии бездумной апатии. Отступали они или наступали? Поддерживали кого-то огнем или сами требовали поддержки? Разгромлены или побеждают? У Сомова не было ни малейшего представления на этот счет. О еде он и думать забыл. Все его достижения за второй день операции сводились к одному отрадному факту: он выжил.

Ближе к ночи бой сам собой прекратился. Сомов лег там, где стоял, не разбирая места, и забылся тяжелым черным сном. Заполночь его разбудили: Маргарита опять куда-то перетаскивала штурмовиков. Разбудили его аккуратно, даже ласково. По этой заботливой аккуратности Виктор понял, что кое для кого здесь он уже стал своим. Пытаясь разлепить очи, он проклял страшным тройным проклятием свое решение трехдневной давности. Тогда он, капитан линейного крейсера «Изабелла», прикидывая со всех сторон будущую боевую задачу, а именно поддержку десанта огнем с орбиты, уверился в одной неприятной мысли: великорассы неплохо подготовлены к нападению извне. Противокосмическая оборона Совершенства прекрасно умела ставить помехи и сбивать прицел у новейших арткомплексов. Командующий эскадрой, адмирал Мендоса, отдал приказ: вниз, на поверхность, вместе с десантом отправляются по два офицера от каждого крейсера – специалисты, разбирающиеся в арткорректировке. Распоряжение единственно верное, поскольку корректировка наводки с поверхности планеты позволяла забыть об искусственных помехах. Сомов должен был назначить двух специалистов с хорошими нервами. Первым номером безусловно шел капитан-лейтенант Станислав Гомонай, старший комендор крейсера. А вторым должен был стать старпом… но старпому было шестьдесят, самый старый офицер на такой должности во всем терранском флоте. Старпом собирался через неделю в отставку… в общем, Сомов нашел для себя предлог сунуться вниз вместе со штурмовиками.

Ка-аким же он был ослом!

Впрочем, даже ослы хотят жить.

…Марго в ту ночь опять оказалась рядом с ним.

– Ну что, госпожа майорша, победили мы всю местную регулярную армию?

– Армию – нет… А вот корпус их, второй танковый корпус, утратил боеспособность. Корпусной генерал О’Нил у нас в плену. Начштаба аэромобильного корпуса убит. Ты сегодня утром перешагнул через его тело. Чуть на лицо не наступил. Что, не заметил?

Утро, а заодно и весь день, превратились у него в голове в пеструю мешанину с туманом, дымом, пламенем и прочими отвратными обстоятельствами, в окружении которых человек жить не может.

– Нет… не помню… А мы? Как мы?

Она вздохнула. В темноте Сомов не видел ее лица, но, скорее всего, Марго нахмурилась. Обычно люди хмурятся, когда вздыхают столь тяжко.

– Что, Марго, большие потери?

– Каждый четвертый убит. Но не в этом проблема. Мы можем драться, Виктор, мы еще можем отлично драться. Мы еще можем долбать и долбать.

– Если не в этом, тогда в чем? Я не понимаю.

– Мать твою! Нас тоже делали не из железа. Дня через два-три мы устанем до такой степени, что будем работать вполсилы. Ты хоть врубаешься, как это: работать вполсилы в нашем-то положении?

– Уж как-нибудь врубаюсь.

– Плюс проблемы с боезапасом. Мы его можем пополнять за счет… этих… мурзиков… но нам не все подходит…

Сомов знал штурмовицу давно, еще с двадцать пятого года, когда они ходили в глубокие рейды на «Бентесинко ди майо». Черта с два она стала бы плакаться из-за усталости и нехватки боезапаса. Да, это все важно, но майор Маргарита Бондарь не стала бы с ним разговаривать на такие темы, справилась бы своим умом. А сейчас Виктор чувствовал: ей требуется совет, но она колеблется, не решаясь сообщить ему крайне неприятную новость.

– Давай, Марго. Я уже сам догадываюсь.

Марго мялась.

– Догадывается он… – Тут ее голос приобрел совершенно официальное звучание. – Господин капитан первого ранга, связь со штабом бригады утрачена. Высока вероятность гибели центра управления бригадой во главе с полковником Зайцевым. Связь с орбитой утрачена. Комбриг-1 полковник Малец убит. Комбриг-3 полковник Эредиа убит.

Виктор не сразу понял, почему штурмовица заговорила с ним таким тоном. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать сверкающую военную истину: в настоящее время изо всех офицеров, с которыми Маргарита могла связаться, именно он, каперанг Сомов, оказался старшим по званию. А поскольку они подчинялись одному штабу – штабу адмирала Мендосы, возглавлявшего всю десантную операцию на Совершенстве, теперь Сомов, сам того не желая, оказался командиром Марго. Более того, интуиция подсказывала ему наличие еще одной сверкающей военной истины: ей было бы плевать на это обстоятельство, если бы она знала, как действовать дальше. Марго требовался приказ. Но какой приказ ей следует отдать? Он все-таки «летун», а не штурмовой офицер, откуда ему знать…

– Вольно, Марго. Кто возглавляет весь наш десантный корпус?

– Зайцев.

– Но он же…

– Ты еще не понял.

—???..

– Флотский Каперанг соответствует полковнику, если считать по-нашему, по-пехотному.

Вот теперь он почти понял. Для полноты картины не хватало мелочи. Сущей ерунды.

– Марго, другие флотские корректировщики… те, что спустились с десантом… они…

– В живых еще четверо. Старший в чине – капитан второго ранга.

Она с необыкновенной выразительностью выделила голосом слово «второго».

«Не нашлось ни одного придурка в моем звании, который захотел бы сунуть жопу в самое пекло…» – мысленно прокомментировал Сомов. Что ж, теперь все встало на свои места. Для порядка он поинтересовался:

– Есть у кого-нибудь соображения, куда подевался полковник Зайцев?

– Если бы! С сегодняшнего утра никто не знает, где он, какая хрень с ним стряслась.

– В плену?

– По данным радиоперехвата – нет. Пропал. Сгинул. Провалился. По бригаде я теперь за него.

– Комбригша?