Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков
Шрифт:
Его поражение должно было бы означать окончательное умиротворение Перу, однако на самом деле жестокость и алчность испанцев только начинали приносить свои плоды.
Первым признаком надвигающегося возмездия стало появление на севере страны Педро де Альварадо. Это был все тот же рыжебородый отчаянный вояка, наломавший дров в Мехико, автор знаменитого прыжка Альварадо. Теперь, в марте 1534 года, он прибыл к побережью Эквадора с большой флотилией, снаряженной для очередной попытки достичь островов пряностей. Но перуанское золото оказалось более лакомой приманкой, нежели перец, а из Испании после недавней женитьбы на знатной наследнице ему ничто не угрожало. С ним было двести пятьдесят конных и столько же пеших солдат, и, преодолев зимой, во время извержения вулкана, Анды, он двинулся на Кито. Пока он пробивался через Анды, Беналькасар, командовавший гарнизоном Сан-Мигеля, двинулся со ста сорока испанцами и большой армией индейцев по Андскому шоссе и, совершив тяжелейший форсированный марш, первым достиг Кито. Неясно, собирался ли Беналькасар присоединиться к Альварадо, но если и собирался, то после появления на сцене Альмагро изменил свое решение. Писарро направил своего партнера для усиления гарнизона Сан-Мигеля сразу же по получении известия о высадке Альварадо. Найдя город почти пустым, Альмагро немедленно пустился вдогонку за Беналькасаром. Два капитана объединили свои
В результате этого соглашения Писарро стал абсолютным властителем Перу. Однако «огненные письмена на стене» уже проявились. Вслед за Альварадо должны были прийти и другие. Жажда золота влекла искателей приключений на юг, а золото, плывущее с Эрнандо Писарро в Испанию, должно было манить их еще сильнее, так же как и толпу правительственных чиновников, жаждущих претворить в жизнь законы, которые постепенно лишат конкистадоров большей части богатств, ради которых они сражались.
И все же Писарро восемь лет оставался властителем самой большой из всех американских провинций Испании. Обладай он хоть в какой-то мере административными способностями, он мог бы добиться единодушной поддержки индейцев – терпеливой расы, склонной скорее к пассивному подчинению, нежели к осмысленной верности центральному правительству. Приложив небольшие усилия, он мог бы, не опасаясь сопротивления, заменить их чиновников собственной администрацией; находясь при этом на границе досягаемости правительства метрополии, он мог сделать свое положение неуязвимым. Однако опасность таилась в его собственной природе и в природе следовавших за ним людей. Его солдаты принимали покорность индейцев за трусость, и так же, как страх жертвы придает храбрости агрессору, так и пассивность индейцев выявила наихудшие качества испанцев.
Не предпринималось никаких мер для поддержания развитой ирригационной системы, от которой зависело продовольственное положение страны. Стада лам забивались, празднества следовали одно за другим без всякой заботы о будущем. Куда бы ни приходили испанцы, там начинались грабежи, насилие, убийства, не говоря уже о расточительном использовании тщательно собиравшихся запасов с индейских складов. Хуже того, разногласия между Альмагро и Писарро сдерживались только острой необходимостью вместе противостоять многократно превосходящим силам противника.
На следующий год, на фоне более или менее спокойной обстановки в стране, эти разногласия обострились. Пока Писарро на побережье основывал свою новую столицу, Лиму, Альмагро правил в Куско. Его агенты, сопровождавшие Эрнандо Писарро в Испанию, сообщили ему, что император Карл даровал ему губернаторство на громадной части территории, протянувшейся на двести лиг к югу от владений Писарро. Таким образом, королевский приказ сделал его независимым от бывшего компаньона. Карл и его советники имели весьма слабое представление о реалиях отдаленных владений Испании. В то время, скорее всего, в метрополии не имели даже карт, а потому сферы влияния – а все расстояния отсчитывались от острова Пуна – очерчивались в высшей степени произвольно. Альмагро утверждал, что Куско находится в его ведении. Писарро же приказал своим братьям, Гонсало и Хуану, принять командование. Город раскололся на два лагеря. Даже индейцы вынуждены были принимать сторону одного из противников. Вопрос не был разрешен вплоть до 12 июня 1535 года, когда противоречия были сглажены, а двое партнеров вновь договорились вместе преследовать свои цели и делить затраты и доходы от всех будущих завоеваний. Альмагро затем отправился в Чили и примерно на два года исчез со сцены. Он пытался добиться реальной власти в том регионе, который выделил ему император, и в то же время удовлетворить требования собственных людей.
Тем временем в Куско терпение индейцев наконец истощилось. Даже Манко не остался в стороне от нового мятежа. Он бежал из города и присоединился к мятежникам. Перу наконец восстал против бессмысленной жестокости своих чужеземных хозяев. Хуана Писарро, прочесывавшего окружающую местность в поисках пропавшего Инки, вынудили отступить с берегов реки Юкай. Толпы вооруженных воинов подступали к Куско, и впервые испанцы в Перу оказались перед лицом того фанатичного сопротивления, которое пришлось преодолевать Кортесу в столице ацтеков Мехико. Осада, начавшаяся в феврале 1536 года, продолжалась почти шесть месяцев. Большая часть Куско была уничтожена пожарами. Неоднократные попытки Писарро освободить гарнизон терпели поражение. Вся страна восстала, и только твердыня крепости Саксауаман помогла испанцам удержаться. Затем в августе 1536 года мятеж утих столь же неожиданно, как и начался; у молодого Инки закончились на складах припасы, позволившие его армии действовать значительно дольше традиционных трех недель. Страна замерла в напряженном ожидании; часть испанцев осталась запертой в Куско, часть – изолированной на побережье.
Положение было таковым, когда Альмагро через пустыню Атакама вернулся из Чили. Марш этот нельзя сравнить с маршем войска Топы Инки Юпанки, тем не менее это было значительное достижение для отряда, насчитывавшего более пятисот солдат, причем люди Альмагро мало что получили за все перенесенные ими невероятные лишения. В это время обязанности губернатора Куско исполнял вернувшийся из Испании Эрнандо Писарро. Выяснив, что молодой Инка Манко стоит лагерем со значительным числом воинов недалеко от Куско, Альмагро немедленно организовал с ним встречу. Вероятно, он рассчитывал заключить с ним союз, однако Манко, памятуя об участи Атауальпы, заподозрил ловушку; он напал на людей Альмагро с пятнадцатью тысячами воинов, но потерпел поражение. Альмагро же обратился непосредственно к Куско. Даже теперь ему, похоже, не хотелось становиться причиной междоусобных столкновений между людьми его собственной расы, да еще в охваченной восстанием стране. Его люди, однако, были настроены более приземленно и в ночь на 8 апреля 1537 года ворвались в город, нарушив негласное соглашение между Эрнандо и своим командиром. Членов семейства Писарро и еще более дюжины испанских капитанов бросили в тюрьму. Альмагро, оказавшийся в роли правителя Куско, направил своих эмиссаров с требованием лояльности к единственному испанскому командиру, который мог угрожать ему – Алонсо де Альварадо, командовавшему в Хауйе столь же большой армией, как и армия самого Альмагро. Посланников арестовали. Альмагро отправился в поход и в битве при Абанкае 12 июля вынудил Альварадо к сдаче. Однако теперь уже сам Писарро двигался от побережья с отрядом в четыреста пятьдесят человек, причем половину из них составляла кавалерия. Альмагро имел тысячу человек, но, несмотря на численное преимущество, сражаться не стал. Размолвка снова была улажена; по условиям соглашения Альмагро должен был остаться властителем Куско, а Эрнандо Писарро был освобожден на условии в течение
шести недель отплыть в Испанию.Вся эта история – один из наиболее грязных эпизодов конкисты. Эрнандо не отплыл в Испанию, и соглашение, неохотно заключенное 13 ноября 1537 года, действовало ровно столько времени, сколько потребовалось Писарро, чтобы собрать силы. Непосредственное ведение кампании он предоставил своим братьям, и 26 апреля 1538 года Альмагро потерпел поражение в битве при Лас-Салинас. Эта баталия, в которой полегло сто пятьдесят испанцев, продолжалась всего два часа. Самого Альмагро взяли живым. Его судили 8 июля и казнили. Сарате пишет, что Эрнандо Писарро «добился, чтобы ему перерезали горло», однако есть основания полагать, что орудие казни было то же, что и при казни Атауальпы – гарротта. В любом случае – достойная награда за то, что почти пять лет, не щадя себя, он сражался за партнера! Во время второго визита в Испанию Эрнандо Писарро был арестован за расправу с Альмагро. Двадцать лет он провел в заключении в крепости Медина-дель-Кампо.
Правительство метрополии теперь живо интересовалось Перу. Все поступавшие из этого форпоста империи сообщения свидетельствовали о царившем там хаосе. Больше всех, как на всех испанских колониальных территориях, страдали несчастные индейцы. Инка Манко по-прежнему находился в лагере мятежников, перебираясь из одного тайного и неуязвимого города-крепости в другой. Одним из таких укрытий, несомненно, служил Мачу-Пикчу, и каждый, кто видел развалины этого «потерянного» города, легко поймет, насколько сложно было испанцам справиться с лидером, усвоившим наконец тактику партизанской войны. Характерна для этого периода история о попытке Писарро встретиться с Манко. Инка вновь предложил в качестве места встречи долину реки Юкай, и Писарро, прежде чем отправиться с сильным отрядом телохранителей к месту встречи, отправил к Манко раба-африканца с традиционными дарами. Воины Манко убили посланца. Услышав об этом, Писарро велел схватить одну из жен Инки, юную и очень красивую индианку, привязать ее нагой к дереву перед строем всей своей армии, избить до полусмерти, а затем истыкать стрелами. Известно было, что Манко очень привязан именно к этой девушке, так что едва ли это был самый разумный путь к достижению соглашения.
Террасы Мачу-Пикчу, недостижимой крепости инков, так и не найденной испанцами
Однако на протяжении двух последующих лет Писарро все же удалось вернуть контроль над страной. Примечательны в этом плане две экспедиции: поход Педро де Вальдивии в Чили и двухлетняя экспедиция Гонсало Писарро на север. Последняя снаряжалась для исследования совершенно новых земель, что почти невероятно и еще раз подчеркивает необычайное бесстрашие испанцев в их неудержимом стремлении к покорению новых территорий. Дойдя до реки Напо, одного из верхних притоков Амазонки, Гонсало построил небольшую бригантину и отправил на ней одного из своих капитанов, Франсиско де Орельяну, вперед, в поисках продовольствия, тогда как основной отряд продолжал пробиваться через джунгли вдоль берега реки. Однако Орельяна «попал в течение такой силы, что за короткое время добрался до места встречи двух Великих Рек, но не нашел никакого продовольствия; также, измерив проделанный им за три дня путь, он понял, что за целый год невозможно вернуться тем же путем назад…». Он не только добрался до устья Амазонки, но и вывел свое доморощенное суденышко в море, направившись на север к острову Кубагуа в Карибском море – почти невероятное предприятие. Гонсало был в ярости. Его люди голодали, отряд находился в нездоровой местности, среди людей столь примитивных, что они «привязывали переднюю часть своих гениталий между ногами куском хлопковой веревки, которую закрепляли на поясе; у женщин же имелись какие– то лохмотья для прикрытия секретов, но больше никакой одежды». Основной части экспедиции потребовалось больше года, чтобы пробиться назад в Кито, куда испанцы добрались в июне 1542 года – «почти обнаженные, ибо задолго до этого от обильнейших дождей и при иных обстоятельствах одежда сгнила на них, так что теперь у каждого из них было только по два куска оленьей шкуры, прикрывавших их спереди, а также сзади; у некоторых остались старые истлевшие штаны и обувь, изготовленная из сырых оленьих шкур; их мечи нуждались в ножнах и были попорчены ржавчиной; все они шли пешком, их руки и ноги были исцарапаны кустарником и шипами, лицами они напоминали скорее покойников, так что друзья и старые знакомые едва могли их узнать…». Погибло восемьдесят участников экспедиции, а из четырех тысяч индейцев вспомогательного войска умерло больше половины.
Эта необычайная экспедиция – возможно, самый яркий эпизод правления Писарро в Перу; она показала лучшие черты испанцев – храбрость, бесстрашие и замечательную стойкость в испытаниях. Однако в то время как люди Гонсало с трудом и невероятными лишениями выбирались из убийственно влажных лесов Амазонки, фортуна стала отворачиваться от семейства Писарро. Люди Альмагро – те, кто ходил с ним в Чили и практически ничего не получил за перенесенные лишения, – проявляли все большую нелояльность. Центром заговора стал сын Альмагро, которого Писарро лишил земель и индейцев, унаследованных им от отца. Появились новости об отправке королевской комиссии во главе с судьей для проверки положения в Перу, однако прибыла она только в августе 1541 года, через два года после смерти Альмагро. Стойким приверженцам молодого Альмагро оставалась только гордость, и они шагали по улицам Лимы, оборванные, снедаемые ненавистью к Писарро и замышляющие убийство.
Назначен был день – 26 июня 1541 года, воскресенье. Как в заговоре против Кортеса двумя десятилетиями ранее, все, похоже, оборачивалось для заговорщиков неудачно. О заговоре донесли Писарро, но их и раньше было так много, что он почти не обратил внимания на еще один. Он сообщил об этом своему судье Веласкесу и решил не посещать мессы, и это все; хотя Веласкес не сделал попытки арестовать заговорщиков, они догадались, что их план раскрыт, когда Писарро не появился в церкви.
Организаторы заговора, однако, были настолько озлоблены, что не могли уже остановиться. Около полудня они вошли во дворец губернатора. Писарро в это время обедал с несколькими капитанами, избранным епископом Кито, судьей Веласкесом и своим сводным братом Мартином де Алькантарой. Все были безоружны, и большинство сразу же бежало в сад. Писарро велел одному из своих офицеров закрыть дверь на засов. Вместо этого офицер попытался заговорить с убийцами. Его тут же закололи, и Алькантара, помогавший Писарро облачиться в доспехи, бросился с двумя пажами защищать вход во внутреннюю комнату. Писарро отшвырнул незастегнутую кирасу, схватил меч и, обернув плащом левую руку, бросился им на помощь. Однако защитники уже получили ранения. Алькантара упал. Тогда убийцы набросились на Писарро, «который так долго сражался с ними, что от усталости меч выпал из его рук, и затем они убили его, проколов рапирой горло; и когда он упал на землю и дыхание отказало ему, он воззвал к Господу о милосердии, и, сделав это, он начертил крест на земле и поцеловал его, и затем тут же испустил дух».