Конкурс киллеров

— Стереги, чтобы не убежала, — предупредила я, уходя в комнату.

Мне не терпелось развернуть газету и узнать, кем же был трамвайный покойник. Оказалось — только представьте себе! — он был мирным чудаком — ботаником!

Статья без начала и конца, оставшихся, увы, на других страницах (идиотский принцип верстки!), повествовала об успехах некоего ученого ботаника Владимира Усова в деле борьбы за экологическую чистоту кубанских водоемов. Оказывается, этот самый Владимир однажды зачем-то выплеснул в чан с мыльной жижей воду из аквариума, рыбки в котором еще до того благополучно сдохли. Очевидно, господин Усов был не большой аккуратист. Оставив помои в тазу, он отбыл в месячный отпуск, а когда вернулся, нашел в ржавой емкости не гнилое вонючее болото, как следовало ожидать, а чистейшую воду, покрытую толстым слоем мясистых зеленых листьев. Экзотическое растение эйхорния, не доеденное безвременно усопшими рыбками в аквариуме, не только радостно прижилось в мыльном болоте, но и расплодилось, и даже отфильтровало воду до ключевой чистоты!

Воодушевленный ботаник принялся вдохновенно экспериментировать, и его дальнейшие опыты подтвердили уникальные способности эйхорнии по части очищения грязных водоемов. Так, выгребная яма во дворе усовской дачи превратилась в прозрачное озерцо за неделю. Вонючий пруд, за много лет безнадежно загаженный стоками птицефабрики, очистился за два летних месяца настолько, что в нем теперь не только купаться можно, но даже и принимать воду из него внутрь без всякой предварительной обработки!

Владимир Усов уверил корреспондента газеты в том, что посадочного материала у него уже достаточно, чтобы за оставшиеся теплые месяцы — август и сентябрь — очистить еще пару городских водоемов. Причем с наступлением холодов чудодейственная эйхорния попросту вымрет, и всю зеленую массу можно будет выгрести на берег баграми и пустить на корм скоту. Кубанский скот еще, правда, не знал о грядущем изменении в своем рационе, но священные индийские коровы, по словам ботаника, трескали эйхорнию за милую душу.

Дочитав до этого места, я спохватилась, что еще не покормила своего собственного скота, тьфу, кота, и побежала на кухню. Как раз вовремя! Вода в кастрюле с рыбой закипела, вспенилась шапкой и едва не потекла на плиту. Встревоженный кот начал орать, я шикнула на него, доварила толстолобика, вытряхнула его в раковину и, дождавшись, пока мертвая голова остынет, разобрала ее, отделив съедобное от несъедобного.

Кот азартно чавкал на полу, а я сидела над расправленной газетой, смотрела на портрет счастливого Владимира Усова, победно потрясающего перед камерой пучком мясистой зелени, и думала: кому мог помешать мирный ботаник? Может, в наших краях появилось какое-нибудь агрессивное антиэкологическое движение? Такой Гринпис наоборот?

Так ничего и не придумав, я аккуратно вырезала статью из газеты, поискала, куда бы ее деть, и вспомнила про зеленый конверт, который всучила мне Галка-Осения. Я положила в него газетную вырезку и сунула конверт на полку между книгами.

Про кассету с видеозаписью я не забыла, просто не могла ее сейчас посмотреть. Съемка велась профессиональной цифровой видеокамерой, и обыкновенный бытовой видик для просмотра готового материала никак не годился.

— Ладно, приду завтра на работу пораньше и там посмотрю, — сказала я сама себе.

Потом наскоро прибрала на кухне и быстренько сбегала на помойку, чтобы без почестей захоронить в мусорном баке бренные останки толстолобика. Вернулась домой, сложила в небольшую дорожную сумку кое-какие личные вещи, сунула под мышку сонного наевшегося зверя, плотно закрыла окна, заперла дверь и поехала в Пионерский микрорайон — сторожить Иркины хоромы в компании кота Тохи и собаки Томки.

Бурная радость, выказанная овчаркой при моем появлении, была просто умилительна! Том скакал вокруг меня на задних лапах, как дошколенок вокруг новогодней елки — до полноты сходства ему не хватало разве что маски зайчика. Растроганная, я от души накормила пса говяжьей тушенкой из Иркиных стратегических запасов, побегала с ним по просторному двору за мячиком, устала как собака и так же, как сам Томка, вывалив язык, вползла на высокое крыльцо: отсиживаться и отдыхать.

Постепенно стемнело, в черном небе, не засвеченном городскими огнями, дрожа, засияли крупные августовские звезды. Я вынесла на крыльцо блюдо с обнаруженной в холодильнике жареной курицей, водрузила его себе на колени и, мечтательно поглядывая на бархатное небо с просверками падающих звезд, неспешно обкусывала куриную ногу. По правую руку от меня устроился пес, по левую кот. Я то и дело поочередно выдавала им порции мяса, которое звери уплетали быстро, но благовоспитанно. В общем, мы проводили время с толком и с большой приятностью.

Идиллию нарушил телефонный звонок.

— Да? — произнесла я, рассеянно поднеся к уху полуобглоданную куриную конечность.

Том укоризненно гавкнул.

— Ах, да, — я отложила курицу, вытерла жирные руки о мохнатую собачью спину и отстегнула с пояса мобильник. — Алло?

— Кыся, привет! — сказала трубка голосом любимого мужа. — Ты почему дома не ночуешь? Я звоню, звоню — а там никого!

— Правильно, мы с Тохой поселились у Ирки, — объяснила я. — Они с Моржиком укатили в Сочи, а я тут буду за сторожа. Скучно, зато еды навалом! Можно ничего не готовить!

— Лентяйка, — добродушно попенял супруг. — Небось сидишь там, плюшками балуешься?

— Курицей, — поправила я. — Тут у меня чудесная жареная курица…

На секунду замолчав, я прислушалась: за моей спиной раздавалось торопливое чавканье на два голоса. Я оглянулась: кот и пес, презрев расовую вражду, дружно склонились над блюдом и наперегонки лопали жареную птицу. От их хороших манер не осталось и следа!

— То есть у меня была курица, — поправилась я.

— Слушай, курица, — ласково сказал Колян. — Ты почту когда-нибудь проверяешь?

— Вчера только заглядывала в ящик, ничего там нет, кроме рекламных проспектов!

— Электронную почту!

— А-а, — виновато протянула я. — Совсем забыла. Ты же знаешь, не люблю я этот способ коммуникации. А что там у нас, в почте?

— Это ты мне завтра скажешь. Я позвоню вечерком. У тебя все в порядке?

Рассказать ему про жмурика или не надо? Пожалуй, не буду.

— Все спокойненько, как на кладбище!

Тьфу, чуть не проболталась!

— Тогда пока! — Муж не заметил сомнительной фразы. — Мы с Масянькой в порядке, целуем, скучаем, привет животным!

Я выключила телефон, отложила трубку в сторону и с укором обернулась к зверям:

— Сожрали птичку, троглодиты? Совести у вас нет!

Том протяжно вздохнул и сунул голову мне под мышку. Кот помял лапами мое колено и свернулся на нем уютным калачиком.

— В пионерском лагере «Солнышко» объявляется отбой, — вполголоса сказала я.

Действительно, имело смысл лечь спать пораньше: день был довольно напряженный, а назавтра я хотела явиться на работу до прихода коллег, чтобы без помех просмотреть припрятанную кассету.

Ночью мне не спалось, мучили кошмары. Главным образом мне снился трамвайный жмурик, очень пугающего вида — весь в зеленой тине и с четками из гагатовых скарабеев в посиневшем кулаке. Страшно шамкая бескровным ртом, он грозился дать мне по хребтине, а потом открыл глаза — и оказалось, что зрачки у него треугольные.

— Апокалипсис! — загробным голосом взревел усопший.

Вопль сделался невнятным и пронзительным, разделился на два голоса и превратился в визг.

Я села в постели, попыталась спустить ноги на пол, не смогла, слепо поползла в темноту в поисках края безразмерного ложа и благополучно свалилась с него головой вниз. Сверху на меня накатило что-то продолговатое, одновременно и мягкое, и увесистое, и ударило-таки по хребтине! Я вскрикнула, отбросила предмет в сторону, вскочила и снова растянулась на полу, беспомощно суча ногами, спеленутыми сбившейся простыней на манер мумии. Совершенно случайно зацепила рукой вычурный светильник на высокой ножке, сенсор сработал, и в спальне мгновенно разлился мягкий розоватый свет.