Конкурс Мэйл.Ру
Шрифт:
— Ну что, ты готов? — спросил Хиппа и помог мне подняться в кровати.
ЧАСТЬ СОРОК ВТОРАЯ
22 сентября. Четверг. 8 дней до завершения конкурса.
Когда, уже под ночь, Хиппа привел меня, да что там привел? — приволок к двери собственной квартиры, я чувствовал себя не лучше, а, пожалуй, даже и хуже, чем утром. Собственная спальня меня ошеломила. Я успел совершенно забыть о том, что квартира на военном положении — мебель переставлена так, чтобы максимально защитить жилое пространство. Шторы плотно закрыты. Свет в комнатах погашен — квартира тускло освещается — только боковым светом из кухни, прихожей и коридора. При виде хаотично расставленной мебели мне стало неуютно, я почувствовал, что Хиппа прав — пора незамедлительно срываться с места, и даже
Я лежал на любимой тахте, не в силах пошевелиться. Я не мог доползти до компьютера, включить его, проверить свой рейтинг. Я отложил это до завтра, но и утром затею посмотреть, что творится на Мэйле, пришлось оставить. Меня сильно тошнило, все тело ломило, я не мог пошевелиться, не испытав страшной боли. Дашка за всю ночь не сомкнула глаз, ухаживая за мной и Цыпленком, которому к утру, к счастью, стало все же получше.
Дашке, разумеется, пришлось рассказать обо всем, что произошло. Даже об убитых кавказкой соседа сатанистах. Ей надо было привыкать к мысли о том, что наше положение становится нелегальным, что мы должны, если придется, лгать, как бы ни хотелось этого избежать. Мы придумали версию моего ранения на случай если что-то всплывет и нами займутся органы. Я постарался максимально обезопасить Хиппу и вообще исключил его из собственной версии рассказа о том, что произошло.
Длинноухий весь день просидел рядом со мной на тахте, он был неразговорчив, о чем-то размышлял, и его сосредоточенность меня слегка пугала — я боялся, что он надумает что-то еще, чтобы спасти меня, и подведет нас на этот раз гораздо более серьезно, чем в прошлый раз. Я старался делать вид, что мне лучше, чем было на самом деле, периодически начинал шутить, болтать с ним, но Длинноухий не хотел принимать правила такой игры. Впрочем, возможно, он еще не совсем вышел из того шокового состояния, в котором оказался в понедельник, когда совершил попытку меня спасти. К ноутбуку он не рвался, и это меня несколько утешало. Дашка несколько раз пыталась начать ему читать книгу, но он не слушал, и ей приходилось прекращать это занятие. Правда, когда она звала его пойти за меня помолиться, он тут же шел за ней, о чем Длинноухий говорил с Богом, не знаю, но возвращался он через некоторое время взволнованный, с блестящими глазами и красным носом, и это переполняло мое сердце благодарностью и болью. Я очень боялся, что Бог не исполнит просьбы моего мальчика, я очень боялся, что это может его сломать.
Несколько раз заходил Хиппа, дважды он перевязал меня, полив предварительно пенкой из аэрозольного баллончика. Я попытался уточнить у него, куда он планирует отправить меня с семьей, но он сказал, что об этом мне вообще лучше пока не знать — мало ли что? В любом случае, он все равно меня сумеет перебросить только до перевалочного пункта, а дальше о нас будут заботиться другие люди, и им решать, где нас прятать. В целом день прошел тихо. Я много спал и вечером заснул опять рано. Боль отнимала слишком много сил.
ЧАСТЬ СОРОК ТРЕТЬЯ
23 сентября. Пятница. Неделя до завершения конкурса.
Проснулся я резко, словно меня из сна просто-напросто выдернули. Потряс головой. Потянулся. Тело болело, но гораздо меньше, чем накануне, я потрогал перевязанное плечо — оно противно ныло, как будто зуб с обнаженным нервом. Рядом со мной, на тахте, спокойно спала Дашка, а между нами примостился Длинноухий. Цыпленок тихо сопел в своей кроватке, придвинутой вплотную к тахте. Меня удивило, что включен верхний свет, ведь мы договорились не включать его пока ситуация со снайпером не прояснится. Я встал, чтобы подойти к выключателю. И тут раздался звонок в дверь. Я отправился в прихожую, мне показалось, что это должно быть пришел с очередной перевязкой Хиппа, открыл дверь, но за порогом стоял незнакомый мне человек. Он был маленького роста, плюгавенький, востроносый, с белыми водянистыми глазами, которые при этом странно косили, и какой-то слишком шустрый. Я даже не понял, как он оказался в квартире, вроде, я его не пускал, конечно, спросонок реакция замедленна,
но не настолько же…— Здравствуйте, — тем временем представился человечек, тщательно вытирая при входе ноги и одновременно стягивая с себя серую кожаную куртку. — Меня к вам прислал отец Илларион. Дело в том, что я приехал из Дивеево, мне надо где-то на несколько дней остановиться, дела, понимаете ли, в епархии, а потом я возвращаюсь в монастырь, — человечек уже успел повесить куртку на вешалку, размотал шарф, сел на гардероб и начал разуваться.
— А кто вы, собственно говоря, такой? — спросил я.
— Меня зовут Михаил, я живу уже два года при Дивеевском монастыре, выполняю всякие хозяйственные работы. Административные тоже иногда поручают. Да, случается, барышни монахини удостаивают чести. Я, конечно, человек грешный, но у меня сильный духовник, он мною руководит. Отец Симеон, слышали? Его все знают. Я хотел, было, пойти послушником в Саровскую обитель, но архимандрит Симеон благословил меня помогать при женском монастыре. Там, знаете ли, дрова нарубить порой надо, за скотиной приглядеть, — Михаил уже разулся, надел тапочки для гостей и двинулся на кухню. — Ой, забыл, — вдруг сказал он и размашисто перекрестился, но почему-то не троеперстием, а сложенной пятерней.
— А почему отец Илларион отправил вас ко мне? — засомневался я. — У меня сейчас не самое лучшее время для приема гостей. И он это прекрасно знает.
— Да я всего лишь на три-четыре дня. Вы не беспокойтесь, я не стесню вас. — гость достал из сушилки чашку Длинноухого и налил в нее воду из чайника. — Отец Илларион сказал, что вы очень гостеприимные люди, и обязательно примете бедного странника, которому нечем заплатить за гостиницу. И вам ведь хочется попасть в Дивеево? — Михаил по-птичьи наклонил голову и через плечо мельком глянул на меня. Мне показалось, что он хитро подмигнул, и мне стало очень не по себе.
Тут на кухню вылезла сонная Дашка. «Кто это?» — взглядом спросила она.
— Знакомься, Даша, — представил я гостя. — Это Михаил. Он из Дивеево. Побудет у нас пару дней.
— Да, ну может, немножко подольше, — тем временем заявил гость. Я оглянулся на него, он закрывал холодильник. В руках у него была отваренная для меня вчера Дашкой курятина. Он сел за стол и начал ее быстро уминать.
— Простите, — сказал я. — Сегодня пятница.
— Ну и что? — спросил Михаил.
— Постный день вообще-то.
— Ну у вас же лежала кура, — ответил гость. — Вам все равно нельзя, поститесь. А я в дороге, мне можно. Правило такое есть. Или вы не слышали? Мне мой духовник архимандрит Симеон разрешил. А вы, если такое правило не знайте, то побольше читайте святых отцов. Я, знаете ли, их каждый день читаю. — Михаил вытер руки о скатерть и срыгнул. — Пойду в гальюн, посрать мне надо. — он вышел.
— Кто это? — спросила побледневшая Дашка. — Ты — что, не видишь? Он все врет. Он не из Дивеево.
— Вижу, — хмуро ответил я. — И как мне его, прикажешь, выставить? Милицию, что ли, вызвать? Ладно, вернется из туалета, просто выгоню…
ЧАСТЬ СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Мы прождали довольно долго. Михаил не возвращался. Я сказал Дашке, чтобы ждала на кухне и отправился в прихожую. В туалете горел свет, но дверь была приоткрыта. Я постучал, никто не ответил, я заглянул вовнутрь. В туалете никого не было, хотя сильно воняло. Ну, так и есть… Кое-кто привык, что за ними всегда уберут… Я спустил в унитазе воду и пошел смотреть, куда занесло незваного гостя.
Михаил находился в спальне, он развалился на тахте, на моем супружеском ложе, раздеться он не соизволил, грязные носки нагло торчали из-под одеяла, Длинноухого гость спихнул на самый край постели. Я разбудил Ушастика и сказал, чтобы он отправлялся на кухню к матери. Затем я брезгливо потряс Михаила за плечо, он смахнул с себя мою руку и, не просыпаясь, выругался.
— Вставайте, — сказал я. — И немедленно уходите. Вы не тот, за кого себя выдаете…
Белесые ресницы Михаила слегка дрогнули, открылся водянистый глаз и неприятно уставился мимо меня куда-то в стену.
— Ну как вы можете, — проныл Михаил, — я так устал. Я только что с дороги. Разве вы не знаете, что все православные — братья, и должны помогать друг другу? Вам надо идти к вашему духовнику и исповедаться, что вы такой жестокосердный. Вот увидите, батюшка на вас епитимью наложит, — глаз закрылся и гость опять засопел.