Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия

Разворачивая описание этой зоны консенсуса, подчеркнем основные черты российского консерватизма.

Во-первых, сильное государство – центральная ценность отечественного консерватизма, в нем видится залог единства нации, а в условиях кризиса – выживания и целостности. Сильным считается государство, играющее ведущую роль во всех внутриполитических делах – от экономики и социальной поддержки до обеспечения безопасности и поддержания порядка, активно участвующее в формировании и продвижении социальных и моральных ценностей. Вторая составляющая сильного государства – внешнеполитический суверенитет, самостоятельное определение вектора и путей развития. В этих трактовках сильного государства силен охранительный элемент.

Следствием этой ценности является скептическое и порой конфронтационное отношение к Западу. В этом антизападничестве существуют существенные нюансы: Запад как геополитический конкурент, отношения с которым обострились в последние годы – практически консенсусный для всего консерватизма образ.

Во-вторых, это консерватизм преемственный. Хотя отношение к советскому периоду истории у консерваторов существенно различается, все они сходятся в трактовке истории России как непрерывного процесса, наличия в советском опыте важных консервативных тенденций (под которыми понимается в первую очередь сильная государственность и сохранение «солидарного» уклада общества, а зачастую – нерыночность).

В-третьих, признание важнейшей роли православия в формировании системы ценностей и общественной жизни страны, хотя конкретные трактовки этого общего положения существенно различаются. Консенсусными можно признать два постулата: необходимость сохранения светского характера государства и автономии сфер религиозного и политического сознания.

В-четвертых, высока степень консенсуса в трактовке ценностей, которые принято относить к «культурному консерватизму». Во многом это связано с предыдущими темами: эти ценности выводятся из православия или трактуются в контексте противостояния с Западом по поводу сохранения ценностных основ семьи, общества, моральных отношений, сексуальной сферы, отношения к современной культуре и искусству.

Наконец, в-пятых, это консерватизм переходный, переопределяющийся. Он отталкивается от собственной традиции, равно как и мирового консервативного наследия, и не обладает значительным опытом конкурентной борьбы в публичной политике. Именно этим объясняются многие черты современной консервативной мысли, описанные в следующем разделе. Речь идет о недооценке или недостаточном внимании консерваторов к политической конкуренции, фактическом отсутствии у него «экономической повестки дня» и умозрительном подходе к социальной политике – всем том, что составляет сущность системного западного консерватизма послевоенного периода. По оценке эксперта-консерватора, творческого развития не так много. Все приходится начинать заново. А люди очень глубокого творческого подхода сейчас, наверное, только открываются.

Соответственно, основными водоразделами внутри российского консерватизма можно считать:

• Отношение к советскому периоду истории: смена исторической формации консенсусно признается необратимой, однако степень обновления или сохранения тех или иных элементов постсоветского наследия вызывает споры. Соответственно, можно говорить о «красном» и «белом» консерватизме, хотя существуют и «эклектические» варианты, которые трудно отнести к одному из двух полюсов.

• Религиозное и светское: роль религии в общественно-политической жизни России видится весьма различной при непременном признании ее необходимости и значимости.

• Соотношение элементов «политического» и «культурного» консерватизма. В целом, как указывалось, в России, по сравнению с Западом, роль «культурного» консерватизма выше, а «политического» – ниже, однако у разных консерваторов баланс этих позиций существенно различается.

• Радикализм или умеренность. В выборке нашего исследования не было откровенно радикальных фигур, а сами эксперты-консерваторы отмежевывались от любых крайностей (национализма, жесткого «охранительства», предельной конфронтации с Западом и т. п.), тем не менее признавая, что подобные тенденции в российском консерватизме существуют. Эксперты-консерваторы, как правило, характеризовали их как маргинальные, независимые эксперты – как весьма существенные.

На основе водоразделов можно описать «красный» и «белый» консерватизм и некий континуум между их «чистыми» видами.

«Белый» консерватизм – по сути, и есть «нормальное», естественное развитие консервативной политической мысли в современных условиях. Сторонники «белого» консерватизма стоят на антикоммунистических позициях, считают коммунистический режим искажением этого пути; по словам эксперта, эта Совдепия или, как Ильин говорил, Советия, никакого отношения к исторической России не имеет. И этот коммунизм исказил лик России. Сам советский социализм – это продукт западного модерна. Политическая доктрина «белого» консерватизма основана на сильном государстве, скорее корпоративном, чем демократическом, «имперском размахе», значительной роли православия, но все же светском и современном. По оценке эксперта-консерватора, уже необходим консерватизм, который воспринимает как данность и техническую модернизацию, и совершенно новое по сравнению с прошлыми временами устройство общества, и колоссальный рост городского населения, и новую роль мегаполиса.

«Красный» консерватизм определить сложнее. Если рассматривать его в «прямом» смысле, то сегодняшнюю Компартию как «левый» консерватизм воспринимают лишь единичные эксперты, большинство же подчеркивают несовместимость консерватизма с «революционностью» и «проектным видением», имея в виду наличие в коммунистической доктрине идеала будущего, недостижимого без революционных преобразований.

Более сложное видение левого консерватизма построено на признании синтеза коммунистической власти с русской традицией, что выражается в высокой ценности сильного государства, отвержении либеральных подходов в экономике и политике, охранительных подходах в разных областях государственной политики (Работяжев, 2014, c. 114–130). По заключению экспертов, эта традиция восходит к работам Н. Устрялова (национал-большевизм), восприятию «имперских» принципов Сталиным и т. п. Но если у экспертов-консерваторов сильна концепция непрерывности исторического опыта (сегодня, мне представляется, невозможно быть консерватором и не быть в какой-то мере марксистом), то, по оценкам независимого эксперта, позиция «красного» консерватизма в том, что Октябрьская революция – это как бы русская национальная революция, которая вернула Россию на ее органический путь, но сегодня у этого лагеря философского консерватизма нет. Это сиюминутный реставрационизм… Реставраторы – это не консерваторы. Это революционеры.

О «левом» консерватизме в России можно говорить еще в одном смысле: унаследованная от Советского Союза модель перераспределительного «социального государства» во многих сущностных элементах сохраняется и поныне, что порождает явление социал-консерватизма. Она пользуется популярностью в различных консервативных кругах – от деятелей «Единой России» до части религиозных консерваторов, видящих в ней продолжение традиций общинной солидарности. Но, как показано ниже, эта модель существенно отличается от воззрений западных консерваторов на социальную политику.

Консерватизм в политике

Эксперты обращают внимание на два взаимосвязанных феномена. Первый – это трактовка «сильного государственничества»: «охранительная» (именуемая независимыми экспертами бюрократическим, или номенклатурным, консерватизмом) либо «общинная», подчеркивающая необходимость автономного от государства общества как залога стабильности. По оценке независимого эксперта, выросли два крупных консервативных течения. Одно исходило из приоритета государства, второе исходило из приоритета сохранения русской идентичности. И второе течение, несомненно, больше ориентировалось на индивидуальную свободу человека. Второй феномен – это «подстройка» позиций консерваторов под реалии политической жизни, акцентирование различных консервативных ценностей ради сохранения своего господствующего положения. Обе ситуации типичны и для западного консерватизма, однако при низкой конкурентности в политической жизни России у нас они приводят к более выраженной «охранительной тенденции». Независимые эксперты высказываются на эту тему весьма критично, эксперты-консерваторы – с озабоченностью.

Если для Запада мейнстримом развития консерватизма является синтез консервативных и либеральных начал, проявляющийся в первую очередь в социально-экономической политике, то в России эти два направления разошлись достаточно далеко. Причина этого – не в идейном антагонизме: представляется, что такая ситуация сложилась в силу двух взаимоусиливающих причин. Во-первых, реформы последних десятилетий носили либерально-консервативный с элементами либертарианства характер, и именно их итоги и издержки породили консервативное противодействие. Во-вторых, многие либералы (в том числе либерал-консерваторы) оказались в оппозиции государственной власти, тем самым став в глазах консерваторов-охранителей потенциальной угрозой сильной государственности. Либеральный консерватизм в России существует (по оценке независимого эксперта, он очень близок к современному западному консерватизму), причем не только в рядах политической оппозиции (стоявшая де-факто на таких позициях партия «Союз правых сил / Правое дело» давно превратилась в маргинальную), но и в правящей партии. Нынешние либерал-консерваторы, признаваемые нашими экспертами, это люди из Либерально-консервативного клуба «Единой России» (В. Плигин, А. Фадеев). Некоторые эксперты-консерваторы признают перспективным подобное сочетание традиционалистских и прогрессивных ценностей.