Констанца

уснул, едва коснувшись подушки, то Констанца долго смотрела в темноту.

Всё же под утро она уснула, а проснулась оттого, что Ален осторожно освобождался из её объятий. Она почувствовала, что крепко прижимается к нему, обнимая за шею, её нос и губы касаются его щеки, а голова покоится на плече.

В ужасе Констанца села на постели. Наёмник хриплым со сна голосом засмеялся: — ты мне всё плечо отлежала! Выспалась?

Ей было ужасно стыдно. Что о ней подумает мужчина? Она чувствовала, что краснеет и просто не знала, куда девать глаза.

Продолжая улыбаться, Ален встал с кровати и направился за ширму. Она слышала плеск воды и поёжилась. За ночь комната выстыла, вода тоже была очень холодной.

Он вышел, обнажённый по пояс, продолжая растираться грубым льняным полотенцем. Капельки воды блестели на его плечах.

Констанца отвела взгляд. Было стыдно смотреть на полуобнажённого мужчину. Тем не менее, она успела заметить, как ладно он сложен, как перекатываются мускулы на его руках и груди. Ещё её взгляд зацепился за шрамы, один из которых, длинный, пересекал гладкую кожу на спине от левой лопатки вниз, почти до пояса.

Ален бросил ей другое полотенце: — бегом, Констанца. У нас совершенно нет времени. — Он хохотнул: — а ведь я рассчитывал задержаться у Линдсея на пару дней. Отдохнуть, отоспаться, вымыться, наконец!

О, Всеблагой! Она хорошо понимала, что повесилась на шею незнакомому человеку, у которого имеется своя жизнь, свои планы, которые она успешно нарушила: — Ален …, мне, правда, очень стыдно, что я вторгаюсь в вашу жизнь… и — она подняла глаза и жалобно посмотрела на него, — у меня даже нет слов, чтобы сказать, как я вам благодарна за своё спасение!

Он скривился: — Констанца, бегом! Нам нужно ещё позавтракать и переодеться, так что поторапливайся.

Она юркнула за ширму. Холодная вода обжигала, но девушка мужественно поплескала её в лицо и быстро вытерлась сдирающим кожу полотенцем.

Наёмник стоял у окна, вглядываясь в темноту. Они быстро спустились вниз, в слабо освещенный обеденный зал. На их столике уже стояли тарелки с тушённым в сметане кроликом, отварным картофелем, неизменными овощами.

Ален быстро прошёл на своё место, придвинул к себе еду, хмуро посмотрел на девушку: — побыстрее, Констанца. Сейчас не до церемоний.

Сконфузившись, она села, неуверенно взяла вилку. Он торопливо ел, не глядя на неё. Подчистив свои тарелки, глянул на стол и поманил пальцем Линдсея, дремлющего у стойки: — заверни во что-нибудь этого несчастного кролика. Она его в дороге съест, как проснётся.

Улыбаясь, Линдсей сказал: — Ален, я же уложил для вас продукты, как ты велел!

— Неважно, это тоже туда, лишним не будет.

Хозяин таверны пожал плечами и отошёл.

Время для Констанцы понеслось вскачь. Почти бегом наёмник вернулся в свою комнату, постоянно поторапливая девушку. Она увидела на стуле два больших узла, которых не было, когда они уходили. Констанца вопросительно глянула на мужчину, но он лишь удовлетворённо кивнул головой. Бросив ей узел поменьше, приказал: — Быстро переодевайся.

Он подхватил второй и скрылся за ширмой.

Констанца развязала концы плотной чёрной ткани и удивлённо уставилась на одежду. Потом осторожно её развернула. Просторное чёрное одеяние монашки, наглухо застёгивающееся под горлом, с капюшоном. Чёрный капор, напоминающий присборенный платок, один конец которого пришит к неширокой белой полоске ткани, плотно охватывающей лицо. Такой же чёрный монашеский плащ.

Девушка стала торопливо одеваться, натягивая одежду прямо поверх собственных треконды и штанов. Завязав под подбородком белые тесёмки капора, она присела на стул. Ждать пришлось недолго. Тихое шипение и негромкие неприличные ругательства свидетельствовали о том, что наёмник примеряет какой-то наряд.

В следующую минуту Констанца от изумления потеряла дар речи. Ален вышел из-за ширмы тоже в одежде монашки. Из наглухо застёгнутых манжет длинных рукавов торчали большие мужские ладони. Белая тесьма капора плотно облегала вокруг лица, опускаясь до самых глаз, скрывая густые чёрные брови. Лицо покрывала какая — то матовая сероватая мазь, — чтобы скрыть пробивающуюся чёрную щетину, — догадалась девушка. Она прыснула и тут же зажала себе рот, стараясь унять смех. Наёмник недовольно покосился, но ничего не сказал, лишь накинул поверх капора капюшон, отбрасывающий на лицо тень.

Мельком осмотрев Констанцу, он кивнул ей и быстро пошёл к двери.

К удивлению девушки, Ален не стал спускаться в обеденный зал, а направился в конец коридора, где толкнул такую же, как и все остальные, дверь. За ней открылась узкая крутая лестница. Наёмник торопился и пару раз, наступив на длинный подол, поминая Чёрного Косаря и всех нечистиков, с трудом удержался на ногах. Глянув на Констанцу, он тоже подобрал спереди одеяние и, продолжая ругаться, устремился вперёд.

Наконец, лестница кончилась и Ален, а вслед за ним Констанца, толкнув дверь, вышли на улицу. Они оказались в глухом переулке за таверной. Выход из него перегородила небольшая карета, запряжённая парой лошадей. На облучке, ссутулившись, дремал кучер.

Бесцеремонно схватив девушку за руку, мужчина почти бегом кинулся к ней. Он рванул дверцу и, схватив Констанцу за талию, приподнял её и втолкнул внутрь. Следом вскочил сам и быстро захлопнул

дверцу за собой, успев крикнуть кучеру: — поехали!

От рывка кареты девушка упала на сиденье. Прямо перед собой она увидела внимательные глаза на полном, без единой морщинки, лице. А потом разглядела и саму женщину в монашеском одеянии с белым капором, знаком принадлежности к высшей иерархии служителей Всеблагого. Растерявшись, Констанца попыталась встать, стукнулась головой о потолок кареты, снова упала на сиденье и, в смущении, хотела сползти на колени перед монахиней. Та тихо удержала её, и перед своим лицом девушка увидела протянутую ей мягкую белую руку. Она поцеловала её, а, разогнувшись, с изумлением наблюдала, как наёмник торопливо сдёрнул с головы капюшон и капор, невежливо схватил монахиню за пальцы, сначала прижался щекой к ладони, а потом поцеловал. Констанца поражённо увидела, как монахиня грустно улыбнулась, погладила грязную склонённую макушку, а потом, наклонившись, поцеловала! Тихо спросила: — Ален, Ален, куда ты влез на этот раз?

Он разогнулся, насмешливо сморщил нос: — позволь представить тебе Констанцу. Констанца, познакомься с настоятельницей монастыря святой Рубекии матушкой Рамоной! — Он расхохотался, вскочил, обнял монахиню: — и, по совместительству, моей родной тётей!

Настоятельница улыбнулась ему, как шаловливому малышу, а потом перевела взгляд на девушку: — мы поговорим чуть позже, если ты не возражаешь, Констанца. Скоро городские ворота. Возьмите молитвенники и сосредоточьтесь на молитвах.

— Тётя Рамона!

— А уж тебе-то, Ален, сам Всеблагой велел молитвенник хотя бы в руках подержать!

Наёмник фыркнул, но подчинился. Пассажиры склонились над раскрытыми книгами в чёрных переплётах, низко надвинув на лоб капюшоны монашеских одеяний. Настоятельница погасила один из двух фонарей, освещавших внутренность кареты.

Вскоре в крышу постучал кучер. Он сообщал, что карета подъезжает к городским воротам.

Лошади остановились, дверца открылась. Мужской голос сказал: — прошу великодушно простить, матушка Рамона! По приказу градоправителя мы проверяем всех, выезжающих из города.