Константин Леонтьев

Леонтьев хотел регулярного жалованья сотрудника. Он так и написал Дурново: если хотите видеть меня энергичным постоянным сотрудником, обеспечьте жалованье хотя бы 150 рублей в месяц. Но для начинающейся газеты такие обязательства были не под силу: Дурново мог гарантировать гонорары, но не постоянный заработок. С помощью Филиппова Константину Николаевичу все-таки удалось договориться так: пусть построчная плата у него будет ниже, чем это изначально планировалось, зато Дурново будет ежемесячно присылать ему 50 рублей. Кудиново в тот момент не только не приносило дохода, но, наоборот, требовало денег на свое содержание. В 1879 году прошли и первые торги по Кудинову, хотя имение тогда удалось сохранить.

Первая статья для «Востока» называлась «Наше болгаробесие». Дурново статья очень понравилась, и это первое «письмо отшельника» было без задержки (чуть ли не через пару дней по присылке!) напечатано. Леонтьев получил возможность говорить о восточных делах то, что он думает.

Пафос статьи был в русле его размышлений. Леонтьев убеждал читателей, что «самый жестокий и даже порочный, по личному характеру своему, православный епископ, какого бы он ни был племени, хотя бы крещеный монгол, должен быть нам дороже двадцати славянских демагогов и прогрессистов» [619] . Он снова предостерегал, что болгары и другие юго-славяне могут быть опасныдля России, потому что они уже втянуты в сферу либерального влияния разлагающейся Европы и их национальные особенности не исчезли только благодаря противостоянию туркам. «Жалко, скучно и страшно за будущее Славянства!» [620] — восклицал Леонтьев. А в письме Тертию Филиппову высказал эту мысль еще откровеннее: «Я нередко думаю и боюсь, что именно разрешение „Восточного Вопроса“ ускорит наше разложение. И если бы я видел хоть какой-нибудь прок в этих юго-славянах, то я бы сказал себе: что ж, славянский союз будет еще богаче содержанием, чем та Россия Петровского стиля, в которой мы родились. Но увы! Чего ждать, напр<имер>, от болгар… Вы сами знаете. <…> Прямо из пастырской грубости в европейское хамство» [621] .

619

Леонтьев К. Н.Письма отшельника // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 7. Кн. 1. С. 540.

620

Там же. С. 545.

621

«Брат от брата помогаем…» (Из неизданной переписки К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова) // Нестор. 2001. № 1. С. 171.

В июле 1879 года газета «Восток» получила второе «письмо отшельника» — «О пороках фанариотов и о русском незнании». Фанариотами звали влиятельных греков, живших в Турции, — греческая элита предпочитала селиться в константинопольском районе Фанар, рядом с резиденцией Вселенского Патриарха. В конце XIX столетия слово «фанариот» приобрело негативный оттенок — фанариотом называли того грека, который сотрудничал с турками, удачно приспосабливался к жизни в Оттоманской империи. Именно в таком смысле «фанариотской» назвали новую газету «Восток» в одной из публикаций «Нового времени».

Газета «Новое время» издавалась А. С. Сувориным, ее критиковали представители самых разных политических взглядов, но при этом газета была живой, по-европейски информативной в отношении новостей и имела много подписчиков. В тот период «Новое время» поддерживало позиции славизма. И с этой точки зрения статья Леонтьева «Наше болгаробесие», — где он описывал, как во время пребывания в Турции понял «с ужасом и горем, что благодаря только туркам и держится еще многое истинно православное и славянское на Востоке» [622] , — разумеется, была фанариотской! Ответом на эту критику в суворинской газете и стало второе леонтьевское «письмо отшельника» — «О пороках фанариотов…».

622

Леонтьев К. Н.Письма отшельника // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 7. Кн. 1. С. 546.

Прозвище «фанариот» Леонтьева не обидело: вот если бы его назвали «либералом» — он бы вскипел! (Ведь либералом может оставаться или «очень неспособный и слишком простодушный человек», или подлец, желающий получить выгоду от таких взглядов, — считал Константин Николаевич.) Леонтьев попытался объяснить свой «эллинско-турецкий коллаборационизм» (в чем его обвиняли). Он искренне считал, что влияние турок благотворнее либерального влияния Европы, как не менее искренне и горячо принимал сторону греков в их споре с болгарами… «Избави нас Боже от Христианства Чомаковых и Каравеловых!» — писал он, используя фамилии болгарских лидеров как общее обозначение попыток болгар решить частные племенные проблемы путем забвения церковных заповедей. Леонтьев показывал, что российское общественное мнение трагично заблуждается в оценке происходящего: «…национально-либеральное начало обмануловсех. <…> Болгарское национальное движение противу Патриарха и канонов для России опаснее и вреднее всего остального на свете; это самый злокачественный припадок проклятой либерально-прогрессивной (т. е. космополитической)заразы!» [623]

623

Леонтьев К. Н.Письма отшельника // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 7. Кн. 1. С. 558.

Филлипов был от статьи в восторге (жене написал: «А молодец Леонтьев!»). Зато газета Суворина откликнулась на второе «письмо» еще более резкой критикой. Полемика не подогрела интереса читающей публики к «Востоку», напротив, помешала подписке: общественное мнение было на стороне болгар и критические отзывы о направлении новой газеты препятствовали расширению ее аудитории. Некоторые издания («Русская правда», «Сын отечества») даже отказывались печатать на своих страницах платныеобъявления о подписке на «Восток» по идейным соображениям! Казалось, дни газеты сочтены. Но газета просуществовала довольно долго — до 1886 года, несмотря на цензурные и иные трудности.

Тертий Иванович Филиппов, понимая ненадежность газетных заработков, начал хлопотать о месте для Леонтьева. В то время Филиппов получил повышение: он стал вторым человеком в Государственном контроле — ведомстве, следившем за исполнением государственного бюджета, а позже поднялся и выше — до государственного контролера (по сути, министра). Ходатайство такого «большого человека» обнадежило Леонтьева — речь шла о месте в Цензурном комитете с содержанием в три тысячи рублей годовых.

Хлопотал о месте для него и Губастов; константинопольский друг был назначен в Варшаву чиновником при генерал-губернаторе. К концу 1879 года окончательное решение о месте в Цензурном комитете так и не было принято, зато Леонтьев получил приглашение на работу в русскоязычную газету «Варшавский дневник» от ее редактора князя Николая Николаевича Голицына.

Условия были предложены заманчивые: построчная оплата плюс постоянное жалованье в четыре с лишним тысячи годовых. Леонтьев, для которого более стабильное место цензора было предпочтительнее, все же согласился стать сотрудником «Варшавского дневника», опасаясь в ожидании журавля в небе упустить синицу из рук.

Рождество Константин Николаевич встречал уже в Варшаве.

Глава 12 «ОХРАНИТЕЛЬ»

Надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не «гнила».

Константин Леонтьев

Леонтьев предлагал заморозить Россию, дабы остановить процесс надвигающейся революции. Леонтьеву не вняли. Славянофилы считали его чудаком, цари, очевидно, тоже. А зря, совет был дельный. Россию заморозили уже большевики, и до поры до времени заморозка действовала.

Эдуард Лимонов

«Варшавский дневник» был официальной газетой Польского края (Царства Польского). Сначала газета выходила на двух языках — польском и русском, но с 1874 года польскую часть упразднили (правда, официальная часть газеты все же оставалась двуязычной). В первое время газета успешно выполняла свое назначение и расходилась в количестве двух тысяч экземпляров, но постепенно количество подписчиков уменьшилось до ста человек. В результате в декабре 1879 года «Варшавский дневник» был передан в ведение варшавского генерал-губернатора. Чиновник, назначаемый генерал-губернатором (тогда это был Губастов), осуществлял цензуру публикуемых материалов. Редактором «Варшавского дневника» был назначен князь Николай Николаевич Голицын — человек, по словам Леонтьева, «благородный, даровитый, убежденный, твердый». Князь, историк и юрист по образованию, до этого некоторое время исполнял обязанности подольского вице-губернатора, служил в Собственной Его Императорского Величества канцелярии по делам Царства Польского, писал книги и статьи, но газетного опыта не имел.

Приезд Леонтьева казался Голицыну спасением всего дела. Он был уверен, что публицист такого уровня возродит издание. Не случайно в январе 1880 года, сразу после приезда Константина Николаевича, в газете появилась небольшая заметка: «Редакция „Варшавского дневника“ приобрела дорогого сотрудника в лице К. Н. Леонтьева, автора столь известных читающей публике статей о Востоке и церковной жизни». Леонтьев, хоть и поехал в Варшаву только из-за острого безденежья, тоже воодушевился тем, что «Варшавский дневник» может занять достойное место среди периодических изданий Российской империи с читателями и подписчиками далеко за пределами Польши.

Константин Николаевич, приехавший в Варшаву вместе со слугой Николаем [624] , снял скромную квартиру и довольно быстро устроился на новом месте. Губастов вспоминал, что его друг, «обласканный князем и княгинею Голицыными, почуяв возможность говорить все, что хочется, принялся излагать свои воззрения на страницах „Дневника“» [625] . Действительно, в том же январском номере, где редакция приветствовала нового сотрудника, была напечатана и статья Леонтьева «Болгарские дела и „Русские ведомости“», а через день появилась первая передовица, написанная Константином Николаевичем.

624

Губастов писал в воспоминаниях, что с Леонтьевым приехала и Варя, но, видимо, ошибся: Мария Владимировна вспоминала, что Варю Константин Николаевич перед отъездом устроил в Калуге у одной дамы, «у которой она не была вполне за прислугу, а подучивалась шить и немного грамоте». Кроме того, сам Леонтьев в «Хронологии моей жизни» напротив 1879 года написал: «Варя в Калуге».

625

Губастов К. А.Из личных воспоминаний о К. Н. Леонтьеве // Памяти Константина Николаевича Леонтьева. СПб., 1911. С. 221.