Константин Васильев

Лежит мальчишка бледный, худющий — жалко его всем. Племянница Лида, глядя на него, не выдержав, сказала:

— Надо Косте что-то радостное сделать. Вот бы цветные карандаши купить!

Легко сказать — цветные карандаши, когда каждый кусок, каждая копейка на счету, когда одежды теплой нет. Да и достать-то их — днем с огнем наищешься!

Но Лида надоумила Клавдию Парменовну отнести на рынок свой хлеб — дневную пайковую норму — и на вырученные деньги купить подарок.

Когда перед Костей положили коробочку с цветной полосой с названием «Радуга», он от удивления привстал, глазенки его засветились радостью.

— Это мне? — прошептал мальчик.

Он долго смотрел на карандаши, каждый по отдельности гладил. Подарок очень берег и, ложась спать, всегда клал коробку под подушку.

…По совету врача мальчика следовало все же отправить за город, на свежий воздух. Родственников в деревне не было. И после хлопот нашли место в детском лесном санатории в поселке Займище, неподалеку от Казани.

Там Костя вначале скучал, плакал, но уже через неделю повеселел, стал поправляться. Хорошо повлиял свежий воздух, хорошее питание, лесная тишина.

В тот год приехал в гости к Васильевым отец Клавдии Парменовны — Пармен Михайлович Шишкин, лысоватый, довольно подвижный старик. В войну вместе с предприятием он был эвакуирован из Майкопа в Туркмению, где и жил с неторопливыми мыслями — куда же ехать, коли жена, Александра Семеновна, умерла.

Поехал к дочери Клавдии. На внучат захотелось посмотреть, голоса их услышать.

— Рисует, говоришь? — переспрашивал он Клавдию о Косте. — Это хорошо. Лучше будет в красоте мира разбираться. Для души красота — основное дело. Так ведь дядя-то его, Миша, пейзажи рисовал — загляденье! Наверно, года три учился? Писал мне с фронту, что нашел подлинную картину Рубенса. С собой возил ее, вместе с красками. И ведь утонуло все при форсировании Одера! Вот ведь потеря-то какая!

При знакомстве внук и дед с любопытством смотрели друг на друга. Костю заинтересовали лысая голова, седые брови, тяжелые, сухие руки деда. Тот, в свою очередь, смотрел, что за маленький человечек, этот внук — с пшеничными, мягкими волосами, с тихой улыбкой на любую шутку…

Погостив у Васильевых, Пармен Михайлович уехал на курорт «Тарловка», что на реке Каме, напротив города Набережные Челны. Уехал не лечиться, а работать бухгалтером в подсобное хозяйство курорта, где и обосновался.

Летом дед пригласил семейство дочери погостить у него, поглядеть камскую глушь. И Васильевы, легкие на подъем, собрались да и пустились в небольшое речное путешествие.

Ехали к дедушке на пароходе, вначале по Волге до камского устья, а дальше по Каме. Получилось увлекательное путешествие. Весь путь следования парохода Костя гулял по палубе, упиваясь речным ветром, с ненасытным любопытством глядя по сторонам. Дедушка встретил их в Набережных Челнах на моторной лодке и перевез на противоположный, более дикий, скалистый берег. Дальше ехали на телеге, и Костя смотрел на торжественный ряд сосен среди бескрайних хлебов, на поблекшее от зноя небо, на ласточек, стригущих воздух над самой землей. Смотрел и запоминал…

Ночью у костра пили чай, заваренный с листом смородины, и слушали раскаты далекого грома.

Домик, в котором квартировал Пармен Михайлович, находился в нескольких шагах от леса, куда гости ходили каждый день за грибами, ягодами, валежником.

Это был дремучий лес с громадными соснами, разлапистыми елями. В глубине его было темно и оттого жутковато. Человеку непривычному невольно казалось, будто он попадал в заколдованный мир, где вот-вот появится избушка на курьих ножках. Дивное пение непуганых птиц усиливало впечатление волшебства, нереальности всего окружающего.

Константин был очень впечатлительным мальчиком. Он с одинаковым любопытством рассматривал и колокольчики на опушке леса, и грибы мухоморы с их фантастической окраской, и всевозможные травы. Подметив эту черту у внука, дедушка приобщил его к своему утреннему моциону: он вставал спозаранку и часа два перед работой гулял по лесу. Вдвоем с Костей они не раз встречали барсуков, белок и даже видели однажды медвежонка.

Косте запомнились на всю жизнь и пригодились потом в его творчестве красоты того памятного леса. Обладая удивительно цепкой зрительной памятью, он позже воспел их в своих пейзажах. И теперь, когда Клавдия Парменовна смотрит на картину «Гуси-лебеди», пейзаж этот напоминает ей тот самый дремучий лес на берегу красавицы Камы.

В 1949 году семья переехала на постоянное жительство в поселок Василъево. И это не было случайностью. Страстный охотник и рыбак, Алексей Алексеевич, часто выезжая за город, как-то попал в этот поселок, влюбился в него и решил перебраться сюда навсегда. Нашлась и работа ему: он стал главным инженером Васильевского лесокомбината.

После многих мытарств и скитаний семья осела в Васильеве. Наконец-то Алексей Алексеевич смог осуществить свою давнюю мечту — завести себе хорошую лодку, отличную собаку — спаниеля и мог позволить себе охотиться или рыбачить, когда припадало к тому время и желание. Конечно, должность главного инженера не такая, чтобы спокойно жить и вдоволь спать, но в 1951 году в Васильеве появился лесной техникум, и Алексей Алексеевич был приглашен туда на преподавательскую работу. Участник трех войн — первой мировой, гражданской и Великой Отечественной, ветеран партии и опытнейший инженер, он многое мог и давал учащимся как специалист, как педагог-наставник. В течение многих лет работала здесь же секретарем-машинисткой и Клавдия Парменовна.

Если взять карту Татарии, то легко найти поселок Васильеве на левом берегу Волги, примерно в тридцати километрах от Казани, напротив устья Свияги. Сейчас здесь Куйбышевское водохранилище, а когда семья переехала в Васильеве, здесь была нетронутая древняя Волга, или река Итиль, как называется она в восточных хрониках, а еще раньше, у античных географов, называвшаяся именем Ра.

Юного Костю поразила красота этих мест. Она была здесь особая, созданная великой рекой. В дальней дали в голубой дымке высокий правый берег, почти обрывистый, заросший лесом; далекий белый монастырь на склоне, правее — сказочный Свияжск, весь уместившийся на Столовой горе со своими храмами и церквами, лавками и домами, поднявшийся над широкими лугами в пойме Свияги и Волги. А совсем далеко, уже за Свиягой, на ее высоком берегу чуть видна колокольня и церковь села Тихий Плес. Ближе к поселку — река, поток водный, широкий. А вода глубока, медленна и прохладна, а омуты бездонны, тенисты и холодны.

Весной, в апреле-мае, паводок заливал весь этот простор от кряжа до кряжа, и тогда к югу от поселка на много километров была видна вода с кустистыми островами, а сам далекий Свияжск превращался в остров. К июню вода уходила, обнажая весь простор заливных лугов, щедро напоенных и удобренных илом, оставляя после себя веселые ручьи и синие заросшие озерца, густо заселенные налимами, линями, вьюнами, щурятами да лягушками. Наступавшая летняя жара с неуемной силой выгоняла из земли густые, сочные, сладкие травы, а по берегам канав, ручьев и озер гнала вверх и вширь кусты тальника, смородины, шиповника.

Какая только живность не спасалась и не кормилась тут! И все жило, свистело, стрекотало, квакало, ухало, бегало, хлопало, плескалось и летало. И неостудный звон стоял над землей день-деньской и всю ночь напролет: днем — один, вечером — другой, ночью — третий, а надо всем этим — над рекой, над лягушками, над кряжами — небо, нетленная риза Господня, как сказали бы прежде. И, казалось, оттуда, с неба волнами лилась эта сгущенная радость. И скольких же людей, какое число народов века и века поила великая земля этим пивом счастья! Теперь этого нет: где была трава по пояс, там теперь по пояс стоячая вода — водохранилище…