Константин Заслонов

Это отнимало много времени и путало весь график движения поездов.

А найти виновных не удалось. Виновным опять оказался дед-мороз, тот дед-мороз, которого всегда так любили изображать немцы: с пушистой длинной бородой и ворохом разных рождественских подарков.

Оккупанты не знали, что Константин Заслонов приберег для них еще один, самый дорогой новогодний подарочек.

XV

Заслонов решил применить против фашистов угольную мину. Приготовить ее было легко и просто, а установить, кто и где ее подбросил на тендер, совершенно невозможно.

Испробовать на деле первую угольную мину Константин Сергеевич дал расторопному Алексееву.

По внешнему виду мина ничем не отличалась от обыкновенного антрацита. Глядя на этот, казалось бы, безобидный кусок каменного угля, трудно было поверить, что в нем заключена такая разрушительная сила.

— Когда подбросишь мину на какой-либо тендер, обязательно запиши номер паровоза.

— Хорошо, Константин Сергеевич, — чуть улыбнулся Алексеев, пряча мину за пазуху.

Он вел товарный состав до Борисова. В Борисове, отцепившись от поезда, Алексеев поехал в депо для поворота паровоза и его экипировки [5] .

5

Экипировка паровоза — снабжение углем, водой, песком и смазочным материалом.

Немец-провожатый, по обыкновению, не захотел оставаться на паровозе и мерзнуть, пока будут набирать уголь, воду и прочее, а ушел в диспетчерскую. Алексеев остался с Сергеем Пашковичем.

Экипировавшись, они стали рядом с паровозом Минского резерва «52-1073», тоже готовым к отправке.

— Товарищ Алексеев, смотри, на паровозе никого. Это немецкая бригада, — зашептал Сергей, указывая на соседа.

Немецкая паровозная бригада, прибыв в оборотное депо, тоже никогда не сидела на паровозе, а шла в диспетчерскую и там ждала маршрута.

Сосед оказался очень подходящий.

Пока Пашкович караулил, Алексеев сошел со своего паровоза и быстро поднялся на «52-1073». Он раскопал в угле ямку, положил туда угольную мину, засыпал ее углем и так же быстро слез. Дело было сделано.

Через минут десять к паровозу подошла бригада — пожилой рыжеусый «лекфюрер» — машинист и его молодой помощник. «52-1073» ушел на Минск. А немного спустя явился с маршрутом и их немец-провожатый, и они отправились в обратный путь.

Вернувшись в Оршу, Алексеев передал обо всем Заслонову.

Стали ждать результатов.

На следующий день Чебриков, ездивший в Борисов, привез оттуда приятную новость: все паровозники оживленно говорили о том, что вчера, не доезжая до Колодищ, подорвался паровоз. Мина вырвала всю колосниковую решетку. Паровоз вышел из строя, а пока его на буксире тащили в Колодищи, загородил нечетный путь.

В тот же вечер Заслонов заглянул к Чебрикову — обсудить план дальнейших диверсионных действий.

Константин Сергеевич был в прекрасном настроении:

— Ну, фрицы, теперь держитесь!

Наконец сбылось то, о чем он мечтал все эти месяцы.

Следующую мину повез флегматичный, неторопливый Норонович.

Чебриков предупредил его о том, что мина будет лежать или в котловане, или в старом складе, где в грязи и мусоре ржавели два изломанных немецких паровозных котла.

Когда Штукель вызвал Нороновича в нарядческую, Константин Сергеевич, передавая ему маршрут, сказал начальническим, ничего, кроме приказа, не выражающим голосом:

— Едете с помощником Жолудем на паровозе «52-2118». Не забудьте взять еду: вернетесь неизвестно когда.

Всё это было сказано на одной ноте, без каких-либо подчеркиваний. Начальник русских паровозных бригад, вручая машинисту маршрут, так всегда и говорил. Сегодня к обычным словам была прибавлена концовка: «Не забудьте взять еду: вернетесь неизвестно когда».

— Слушаю-сь господин начальник! — ответил Норонович, а сам понял его слова так: «Не забудь, Василий Федорович, взять для немца гостинчик!»

Норонович вышел из нарядческой. В коридоре его ждали краснощекий Жолудь и железнодорожник-немец, с которым они уже не в первый раз отправлялись в поездку. Это был смешной фриц: непомерно маленькая головка и выпученные глаза.

— Глаза у него по яблоку, а голова — с орех, — так определил немца в первый же раз Васька Жолудь.

— Идите, а я сейчас. Живот, живот! — скорчившись, схватился за живот Норонович и пошел по направлению к старому складу.

«Чтоб только этот выродок проклятый не вздумал итти следом!»

Но немец шел с Васькой к паровозу.

Норонович юркнул в темный склад, присел у котла и запустил в него руку. Туда-сюда… Обыскал один котел, обшарил вокруг него — ничего. Даже пот прошиб от волнения.

«Не успеешь! Может, не тут, а в котловане или водосточной трубе?»

Бросился ко второму котлу.

Сунул руку и с облегчением вздохнул: пальцы нащупали кусок каменного угля.

Норонович ни разу еще не видал угольной мины. Константин Сергеевич запретил все расспросы о ней. «Было бы сделано, а кто сделал мину и где, — вам-то что?»

Норонович засунул мину на самое дно своей сумки от противогаза, сверху накрыл картошкой, огурцами, хлебом и вышел из склада. Он шел к паровозу, подтягивая ремешок брюк.

Когда Норонович поднялся на паровоз, немец, еще не успевший промерзнуть, но уже заранее топавший сапогами, тотчас же выразил Василию Федоровичу сочувствие и подал совет. Он поглаживал по своему животу рукой, приговаривая «бур-бур-бур», а потом прибавил словами:

— Кава, пан, кава! Гут. Тьепли кипьяток!..

И таращил глаза.

Норонович только ухмыльнулся в ответ, махнул рукой и сел на свое место — за правое крыло паровоза.

В Смоленске Василий Федорович удачно положил мину на тендер рядом стоявшего с ним паровоза вяземского резерва «54-1051».

А дня через три Норонович мог собственными глазами полюбоваться на дело рук своих: паровоз «54-1051» протащили на буксире через Оршу. Боковой лист котла был разворочен.

— Крестника своего видал? — тихо спросил у него Чебриков. — На четвертом пути стоит.