Констебль с третьего участка (сборник)

– Это ханжество, констебль, но я сделаю так, как вы сказали, – кивнул молодой человек, внимательно рассматривая меня. – Я, однако, тоже хочу попросить вас об услуге. Видите ли, на этом полотне также должен быть изображён и второй греческий бог, Арес, и, как мне кажется, вы бы гляделись в его роли весьма выигрышно для полотна. Не уделите ли вы мне несколько минут? Я только сделаю карандашный набросок.

– Хм… В роли иностранца, сэр? Не уверен, что мне это позволено правилами, при всём моём уважении к людям искусства. К тому же я вроде как при исполнении… – Просьба художника ввергла меня в некоторый ступор.

– Иностранного бога военного ведомства! Уверен, в этом нет никаких нарушений! – горячо принялся убеждать меня тот. – И это займёт не более пяти минут! Не погубите, где ещё я найду такой типаж?!

– Хм… Военного, значит? Ну, хорошо, – решился я. – Но прошу вас никому о том не распространяться.

Заняло это упражнение в рисовании, правда, чуть более, чем обещалось, однако результатом я мог быть вполне доволен: вышло на меня очень похоже и уж точно лучше, чем у нашего штатного мазилки. Из-под карандаша того рисунки арестованных такие выходят, что опознать по ним кого-то можно, лишь будучи очень пьяным.

По окончании же, распрощавшись с юношей, я спустился на улицу, где, у самого крыльца, меня уже поджидали и соседи художника, и мисс Бурпл с парой кумушек.

– И что же вы скажете, констебль? – трагическим голосом вопросила бывшая актриса. – Наш сосед и впрямь преступил закон?

– Не совсем, мэм, – честно ответил ей я. – На его полотне и впрямь отсутствует изображение одежды на леди. Но и то, что должно бы быть под ней, оно отсутствует тоже. Я попросил мистера О’Хара закрывать холст до тех пор, покуда одежда не будет нарисована.

Поскольку добрые соседи из двух доходных домов явно собирались сцепиться в споре, участвовать в котором я не имел никакого желания, мне не оставалось ничего иного, как побыстрее откланяться, сославшись на службу.

От обиталища мистера О’Хара я направился именно туда, куда и намеревался перед этим, – к мистеру Сабурами, ибо голод, как известно, не тётка, а такого крупного мужчину, как я, надобно кормить регулярно, чтобы не случился упадок сил, препятствующий исполнению служебных обязанностей. Но стоило мне ступить на крыльцо кафетерия, как с соседней улицы раздался громкий сигнал полицейского свистка, на который моя нагрудная бляха отозвалась мелодичным перезвоном.

Ну, всё понятно: свисток по форме два, означает, что подкрепление полисмену не требуется, но помощь отнюдь не помешает.

Вздохнув о несостоявшемся обеде, я развернулся и быстрым шагом направился в ту сторону, откуда слышался сигнал.

Буквально в сотне ярдов, за поворотом, моему взору предстал констебль Стойкасл, удерживающий за шкирку красномордого господина в помятом распахнутом светло-сером макинтоше поверх бежевого костюма в мелкую клетку и без шляпы. Судя по качеству и потёртости (вернее – непотёртости) ткани пиджака, удерживаемый джентльмен, который, отчаянно пыхтя что-то нечленораздельное, но явно – возмущённое, пытался вырваться из крепкой руки констебля, относился к жителям среднего достатка.

– А, Айвен! – обрадовался Стойкасл, словно ожидал увидеть на моём участке кого-то иного. – Гляди-ка, какую пьянь я на твоём участке задержал. Ещё и темнеть не начало, а он лыка не вяжет!

Собственно, он был прав: участок мой кончается только на следующем перекрёстке, у дома с мезонинами. Однако же готов побиться об заклад, что шёл он к мистеру Сабурами, когда этого пьянчужку приметил.

– В общем, волоки его в участок, дружище, пусть там проспится.

– М-м-ня-мыму-мымур сам! – подал голос задержанный.

– Вот видишь – совсем никакой, – осклабился Стойкасл. – Даже имя своё произнести не может. Мистер, как тебя звать-то?

Он встряхнул пьяницу за шкирку, отчего у того начала болтаться голова.

– Мнэумнэээ ффесстокл о-о-о адвокат, – попытался ответить тот.

– Будет, будет тебе, любезный, адвокат. И адвокат, и обвинитель, и жюри присяжных, – хохотнул мой коллега. – Ну, чего глядишь, констебль Вильк? Забирай клиента, а я пошёл. Меня пончики у Сабурами заждались!

Вот же гад! Пока я задержанного до участка доведу, покуда оформлю, ведь время обеда давно пройдёт. Нет чтобы самому сволочь в кутузку…

Мы поставили друг другу отметки о встрече в наших журналах дежурства, я принял (под роспись, разумеется, всё строго по инструкции) задержанного и потащил упирающегося и норовящего при этом упасть джентльмена в участок.

Боюсь, что по прибытии в него я был весьма далёк от такой христианской добродетели, как любовь к ближнему. Обшарив карманы злосчастного пьяницы, лишившего меня обеда, а мистера Сабурами – клиента, и сдав всё найденное, по описи, дежурному констеблю на хранение, я запихал задержанного в камеру к бродягам и цыганам [1] . Вот будет ему стыдобище, негоднику, когда проспится! Особенно если подхватит вшей от соседей – уж тогда не только совесть грызть его станет.

1

Ш е л ь т ы – путешественники (скитальцы), коренной народ Ирландии, ведущий кочевой образ жизни. В русской переводческой традиции именуются «цыгане» (например, в «Пёстрой ленте» А. Дойла). Несмотря на схожие образ жизни и традиции, шельты к ромалам никакого отношения не имеют.

Глава II

В которой констебль Вильк продолжает исполнять свои прямые обязанности, стойко перенося тяготы и лишения службы, доктор Уоткинс оказывает пострадавшим первую медицинскую помощь и обращает внимание следствия на странности дела, а инспектор О’Ларри не только успешно вербует штатского специалиста, но и обнаруживает источник зловредного токсина

Наскоро перекусив пирожками миссис Хобонен, которые она продавала в обед дежурным констеблям в участке (старушка проживает неподалёку, готовит воистину ужасно, но в летнее время это единственная возможность достать что-то себе на обед, поскольку погреб с ледником в участке не предусмотрен и принесённая с собой пища непременно протухла бы), я поспешил вернуться на свой участок.

От жаренных на прогорклом масле, начинённых квашеной капустой пирожков у меня началась натуральнейшая изжога, а привкус во рту стоял премерзопакостный – хорошо хоть, икота, как в прошлый раз, когда я отведал стряпню миссис Хобонен, не приключилась, – однако эти неудобства никак нельзя было счесть достаточным основанием, чтобы отлынивать от несения службы.

В последующий час я успел шугнуть с набережной стайку мальчишек из фабричных кварталов – нечего им делать там, где гуляют джентльмены и леди, стибрят ещё что-нибудь, а коли так уж хотят на корабли поглазеть, то пускай бегут к докам, как и я в детстве бегал, – и рассудить спор между кебменом и приезжим деревенщиной. Молодой, лет семнадцати, провинциал прибыл вторым классом из Рёкьявида, главного (и чуть не единственного) города Туманного Эрина, в Дубровлин и, уже усевшись в кеб, отказался платить названную цену за проезд, сочтя её чрезмерно высокой. Пришлось объяснить, что таковы правила имперской столицы, установленные городским магистратом: сел, так плати. И если молодой джентльмен не желает оказаться в участке…

Он не желал.

Хотя цену, конечно, кебмен задрал несусветную. Видано ли – два гроута за пятиминутную поездку! Осталось лишь утешить себя тем, что не я принимаю законы, я лишь тщательно слежу за их выполнением.

Чуть позже я попросил слегка подгулявшего в пабе «Русалка и Тритон» джентльмена покинуть набережную, тот поведал мне о своей боязни плаваний и о том, что он уже торопится на ждущий его корабль, отказался от сопровождения и слегка нетвёрдой (но всё ещё остающейся в рамках приличия) походкой поспешил к причалам. Я внимательно проследил за ним – не раз такие вот гуляки рассказывали мне подобные истории, оказываясь при этом лжецами, – но этот господин и впрямь поднялся по сходням на палубу бригантины «Бранвен», и со спокойной душой я вернулся к обходу.