Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Она ушла, – произнес Джон, заметив как сузились ее глаза. – Не входи лучше, – попросил он. – Не смотри на нее. Она бы не хотела, чтобы ты увидела ее такой. Ты же знаешь, сколько внимания она уделяла внешности. В любом случае здесь ее теперь нет.

Но почти рефлекторно приученной долгими годами к противоречию Элли хотелось все-таки повернуться и войти. Неужели даже в такой ситуации она может выказывать ему привычное предубеждение? Из принципа, так сказать. Но на его лице было написано неподдельное горе, не оставлявшее возможности усомниться в его чувствах к матери. Он любил ее. Может быть, даже больше, чем я, с укором подумала Элли. Мать хворала так долго, что Элли уже не раз задумывалась: как она воспримет тот самый момент. Она вспомнила, какой красавицей казалась ей мать на

присланной Стогтоном фотографии, и, забыв про все свои представления об этом моменте, разрыдалась.

Вздрогнув, Стогтон шагнул, чтобы утешить ее. С видимым усилием контролируя себя, Элли остановила его жестом руки. Обнять его она не могла даже сейчас. Их, двух чудаков, связывало только мертвое тело. В глубине души она понимала, что напрасно винила Стогтона в смерти отца.

– У меня здесь есть кое-что для тебя, – сказал он, покопавшись в пакете и перерыв сверху донизу его содержимое… Она заметила кошелек из искусственной кожи и пластмассовую коробочку для искусственной челюсти. Пришлось отвернуться. Наконец он выпрямился с помятым и потрепанным конвертом в руке.

На нем было написано: «Для Элинор». Узнав почерк матери, она протянула руку. Стогтон испуганно отступил, заслоняя лицо конвертом, словно Элли собиралась ударить его.

– Подожди, – сказал он. – Подожди. Я понимаю, что мы никогда не ладили. Только сделай кое-что для меня. Не читай этого письма до вечера. Хорошо?

Горе сделало его старше лет на десять.

– Почему? – спросил она.

– Твой любимый вопрос. Просто окажи мне любезность. Разве я прошу многого?

– Ты прав, – отвечала она. – Это вовсе не много. Прости меня.

Он посмотрел ей в глаза.

– Что бы ни случилось с тобой в Машине, надеюсь, это преобразило тебя.

– И я тоже, Джон.

Она позвонила Джоссу и спросила, не согласится ли он отслужить погребальную службу.

– Незачем вам говорить, что сама я не религиозна. Но мать когда-то склонялась к вере. Вы единственный человек, которого вижу в этой роли. Не сомневаюсь, что отчим не станет возражать.

Джосс заверил ее, что прибудет со следующим самолетом.

Пораньше отобедав в своем номере, Элли сидела и разглядывала конверт, каждую морщинку и складку на его поверхности. Старый конверт. Мать, должно быть, написала письмо много лет назад и носила с собой в сумочке, все думая, настала ли пора отдать его Элли. Запечатан конверт был тоже давно. Интересно, знает ли Стогтон, что там написано? Она хотела немедленно вскрыть конверт, но какое-то предчувствие удерживало ее. И, подобрав к подбородку колени, она долго сидела в кресле задумавшись.

Звякнул звонок, ожила вовсе не бесшумная каретка ее телефакса. Он был подсоединен к компьютеру «Аргуса». Напоминание о прошлых днях – теперь в этом не было такой необходимости. Что бы ни обнаружил компьютер, все будет запечатлено в его памяти. И «пи» не изменится, если Земля совершит очередной оборот. А уж послание, заложенное в числе «пи», – если оно существует – может ждать ее целую вечность.

Она вновь поглядела на конверт, но позвякивание каретки отвлекало. Если внутри трансцендентного числа заложено сообщение, оно было встроено в геометрию Вселенной от сотворения мира. Значит, она теперь обратилась к работам в области экспериментальной теологии. Но ведь так назвать можно и всю науку, решила она.

– ПРИГОТОВИТЬСЯ, – напечатал компьютер.

Элли подумала об отце… о копии его, конечно… и об «обслуживающем персонале», источившем своими ходами Галактику. Они были свидетелями происхождения и развития жизни на миллионах миров, созидали галактики, отрезали от Вселенной целые участки. В некоторых пределах могли даже передвигаться во времени. Они были богами, могущество которых превосходило представления почти всех религий – во всяком случае, западных. Но и они не были всемогущи. Не они построили тоннели: это умение было им не подвластно. Не они заложили послание в трансцендентное число, ибо были не в состоянии даже прочитать его. Тоннели и «пи» создал кто-то другой, не оставивший обратного адреса. Когда строители тоннелей невесть куда отбыли, будущие хранители были беспомощны, как одинокие дети. Как она теперь… как она сама.

Элли подумала о гипотезе Эда, о том, что тоннели – это ходы, соединяющие бесчисленные звезды в этой и прочих галактиках. В чем-то

они были схожи с черными дырами, но отличались свойствами и происхождением. Они не были лишены массы – Элли заметила это в системе Веги по гравитационным возмущениям в обломочном материале кольца. По этим ходам загадочные существа на неведомых и непохожих кораблях пересекали Галактику.

Червоточины. Судя по жаргону, физики-теоретики видели во Вселенной яблоко, которое некто вдоль и поперек источил своими ходами. Чудо – с точки зрения бациллы, обитающей на поверхности. Но у стоящего перед яблоком существа подобная перспектива вызывает меньше восторга. Для него строители тоннелей – вредители. Но если и строители тоннелей только черви, тогда кто же мы сами?

Компьютер «Аргуса» уже проник внутрь «пи» куда глубже, чем это пытались сделать прежде машины и люди, но еще не настолько глубоко, как «персонал». Слишком уж быстро, подумала Элли, разве может здесь обнаружиться недешифрованное послание, о котором рассказывал Теодор Эрроуэй на берегах не нанесенного ни на одну карту моря? Быть может, в разных трансцендентных числах найдутся послания и попроще, и посложнее, а компьютер «Аргуса» уже обнаружил самое простое. Когда намекнули.

На станции она познала смирение, осознала, как мало еще знают люди. Должно быть, подумала она, между вирусами и людьми лежит не меньше категорий живых существ, чем между людьми и высшими… Но эта мысль не угнетала ее, скорее пробуждала чувство изумления. Теперь есть к чему стремиться.

Все было похоже на переход из школы в колледж – от беззаботной жизни к кропотливой и упорной работе. В старших классах она справлялась с учебой намного лучше остальных. В колледже оказалось, что иные соображают гораздо быстрее, чем она. Аспирантура предъявила к ней новые, еще более высокие требования, которые только повысились, когда она начала работать астрономом. На каждой стадии вокруг находились более знающие люди, и каждая последующая стадия представляла больший интерес, чем предыдущая. Ну, а теперь пусть грядет откровение, думала она, глядя на экран телефакса.

– ПЕРЕДАЧА ЗАТРУДНЕНА. S/N‹10. ПОЖАЛУЙСТА, ЖДИТЕ.

Она была подсоединена к компьютеру «Аргуса» через коммуникационно-ретрансляционный спутник «Дефком Альфа». Быть может, у них какие-то проблемы с ориентацией или какой-то еще запрограммированный беспорядок? И не осознавая этого, она распечатала конверт. «Скобяная торговля Эрроуэй», – гласила шапка. Шрифт был тот же, что на старой машинке «Ройял», которую отец держал для деловой и личной переписки. В правом верхнем углу была напечатана дата: 13 июня 1964 года. Тогда ей было пятнадцать. Отец не мог написать это письмо – к тому времени его уже давно не было в живых. Внизу виднелась знакомая аккуратная подпись матери.

«Моя милая Элли! Теперь, когда меня нет на свете, я надеюсь, что ты сумеешь простить меня. Я понимаю, что виновата перед тобой, и не только перед тобой. И могу себе представить, как ты меня возненавидишь, когда я все расскажу тебе. Я знаю, как ты любила Теда Эрроуэя, и хочу, чтобы ты знала – я очень любила его. Люблю до сих пор. Но он не был твоим отцом, твой настоящий отец – Джон Стогтон. Я сделала очень скверную вещь. Не следовало бы, и я проявила слабость. Но если бы сложилось иначе, тебя не было бы на свете, поэтому постарайся сохранить обо мне добрую память. Тед знал обо всем, и он простил меня, но мы решили, что ты не должна знать об этом. Сейчас я гляжу в окно и вижу тебя во дворе. Ты сидишь, думаешь о звездах и о прочих вещах, которых я никогда не пойму, и я так горжусь тобой. Тебе всегда нужна правда, и поэтому будет справедливо, если ты будешь знать правду о себе. О своем истоке, я имею в виду. Если Джон еще жив, это письмо тебе передаст он. Я уверена, он сделает это. Он лучше, чем это тебе кажется, Элли. Мне повезло, что я вновь обрела его. Может быть, ты и ненавидишь его потому, что в глубине души чувствуешь правду. Но на самом деле причина твоей ненависти только в том, что он не Теодор Эрроуэй. Я знаю это. Ты все сидишь, даже не пошевелилась, пока я пишу это письмо. Ты думаешь. И я молю Бога, чтобы ты всегда находила то, чего ищешь. Прости меня. Я всего лишь человек.

С любовью, Мама».
Поделиться с друзьями: