Контора

Вот такие планы на завтра, а сейчас его тащат на сцену, чтобы подставить для лобызания Синусоиде, театрально давящей слезу из-под огромных очков. Дорогие, кстати, очки. Лучше бы она себе туфли купила, а то ходит в каких-то истоптанных кедах. А еще профессор...

У Бориса все было продумано до мелочей. Он загодя взял карту Москвы и нарисовал себе план посещения рекрутских контор, чтобы не терять время на переезды туда-сюда. Казалось, нет смысла делать список таким длинным — ему, конечно, с ходу предложат несколько достойных вакансий, — но вдруг где-то лежит вакансия из вакансий? Не стоит лишать себя возможности выбрать.

В первом же агентстве приключился конфуз. Накрашенная, как папуас, девица, встретившая Бориса в дверях агентства, не захотела его впускать: у нас только с высшим образованием!

— А я как раз с ним, — ответил юноша.

— С кем? — Девица выглянула в коридор.

— С высшим экономическим образованием, — пришлось разжевать специально для тупоголовых.

Дальнейший ход событий не поднял настроения. Вакансии Борису предлагали, но вовсе не те, на какие он рассчитывал в своих честолюбивых притязаниях. Игнорируя его диплом, рекрутер предлагал начать фактически с нуля. Потратив минут двадцать, Борис распрощался с ним и отправился в другое агентство.

Невероятно, но и в других агентствах разговор сводился к вопросу об опыте работы. Борис взывал к здравому смыслу: ну когда, скажите на милость, он мог успеть поработать по специальности, если лишь накануне эту самую специальность получил? Вот вам и замкнутый круг. Нельзя получить должность, соответствующую диплому, ибо нет опыта, но и опыта поднабраться тоже никак невозможно, поскольку не берут на работу. Рекрутеры не желали рисковать, предлагая своим клиентам неопытного специалиста на ответственный пост. Предлагали должности переводчика или референта, но эта стезя не казалась молодому человеку перспективной.

Так и не попав за две недели ни на одно собеседование, Борис решил изменить тактику. Он купил на лотках у метро все газеты, где публиковались объявления о работе. Придя домой, внимательно пролистал их, обводя красным фломастером заинтересовавшие. Идея была такой: если вариант не проходил, кружок зачеркивался, подходил — описывался прямоугольником. Красных овалов оказалось неожиданно много, но, едва начав звонить, Борис сообразил, что две трети их можно вычеркнуть. За абстрактными предложениями работы для просто специалистов и молодых специалистов таились перспективы распространять «Гербалайф» или бегать по улицам с рюкзаком китайского барахла и втюхивать этот «товар» заезжим лохам под соусом «рекламной распродажи по низким ценам».

Из оставшейся трети еще половина объявлений была дана все теми же рекрутскими агентствами или посредниками, предлагавшими свои платные услуги по написанию резюме и рассылке их в заинтересованные компании.

К концу дня из почти двух сотен кружков осталось около дюжины. За исключением одного квадратика, все были перечеркнуты. Причем сначала Борис просто зачеркивал кружки, не заботясь о выразительности своих крестов. Потом его кресты стали жирнее и размашистей, вбирая в себя непроизнесенные вслух проклятия в адрес авторов объявлений, пускавшихся на любые хитрости, лишь бы заманить ищущего работу несчастного в свои сети. А под конец вместо крестов оставались лишь коротенькие зигзаги, — рука устала, да и не стоило тратить на эту муру кроме времени еще и чернила.

Подведя итог своих изысканий, Борис обнаружил, что нашел всего шесть объявлений, с авторами которых имело смысл продолжить общение, да и то в вычерченные им прямоугольники стоило бы вписать жирные-прежирные знаки вопроса.

Что-то неверно в самой системе поиска, что-то Борис делал не так. Умный, образованный, готовый работать за семерых, принося прибыль и пользу себе и своим работодателям, он не мог найти себе применения. Неужели его рвение и потенциал никого не интересовали, никому не были нужны? Этого не могло быть. Этого не должно было быть. Он, безусловно, нужен, а кому-то жизненно необходим. Значит, он что-то делает неправильно. Что?

Если бы решение всех проблем зависело исключительно от напора и умения спорить, то Петр Владимирович Челы-шев был бы самым беззаботным человеком на свете. Что-что, а убеждать он умел, это факт. В любом споре он находил аргумент за аргументом, пусть и притягивая их зачастую за уши или высасывая из пальца, и атаковал оппонента до тех пор, пока тот не сдавался или не отказывался от спора ввиду непроходимости того, что в пять минут успевал нагородить Петр Владимирович. В прежние годы Челышев, без сомнения, сделал бы неплохую карьеру снабженца или толкача. Времена нынешние отличались тем, что народное добро перестало быть общественной собственностью и просто задавить прижимистого собственника аргументами теперь недостаточно. Теперь нужно убеждать отдать, сменять, оказать услугу...

Именно этим и занимался сей момент Петр Владимирович. Убеждал. Уговаривал своего знакомого заключить взаимовыгодную сделку. Петру Владимировичу позарез нужны охлаждаемые горки для кондитерского магазина, принадлежащего его тестю. Повздорил он с тестем, приходится теперь умасливать его, добывая итальянское оборудование дешевле, чем предлагают эти кровопийцы из московских фирм-импортеров. А как его добудешь? Подсчитал Петр Владимирович, что куда выгоднее привезти проклятые горки из самой Италии. Знакомый, о которого он ломал сейчас копья своего красноречия, возил из страны-«сапога» обувь. Помногу возил, контейнерами. Так вот если бы вместо части обуви он загрузил бы эти проклятые горки да привез бы их в Москву, то Петр Владимирович был бы совершенно счастлив и бесконечно своему знакомому признателен. Даже готов уплатить сверх цены на оборудование ту сумму, которую знакомый заработал бы от продажи недогруженной обуви. Чем же не выгодное предложение? Знакомый, палец о палец не ударив, получит свою прибыль, ради которой ему приходится грузить-разгружать сапожки и босоножки, давать рекламу, гонять своих продавцов и агентов. При подобных условиях Петр Владимирович даже считал неприличным торговаться. Знакомый, кстати, и не торговался. Он просто не хотел ввязываться ни во что, в чем не разбирался досконально. С оборудованием он дела никогда не имел и не представлял, какие могут возникнуть проблемы с его ввозом.

— Петр, — канючил он в трубку, — ну пойми ты меня. У меня этот канал работает как часы. Я всех знаю, меня все знают. И все знают, что я вожу обувь. А тут твои бандуры. Начнут смотреть, копать, проверять документы. Спросят какую-нибудь бумажку, которой не окажется. И что?

— Ну что? Дашь им бумажку. Не ту, так другую, зеленую. Я тебе потом компенсирую! — не ослаблял натиска Петр Владимирович.

— Не в этом даже дело... — неопределенно мычал знакомый.

— В чем тогда? — быстро, чтобы не дать собеседнику придумать новую отговорку, переспросил Петр Владимирович.

— Ну, я же с другими людьми завязан.

— И что?

— Ну как что? Представляешь, случится какая-нибудь задержка с товаром?

— Представляю. Народ погибнет, если получит башмаки на день позже.

— Не смешно. Время — деньги. А деньги кредитные. И кредит, сам понимаешь, у кого взят и на каких условиях. Будет задержка, меня спросят почему. И что я отвечу? Подбросил тут посылку племяннику от любимого дяди?

— Любимому тестю от зятя, — поправил Петр Владимирович, стараясь ухватиться за прозвучавшую саркастическую нотку и развить это настроение. Тщетно.

— Нет, Петр, — подытожил знакомый. — Не могу.

— Черт с тобой. Я тебе заплачу еще пять сотен, если произойдет задержка из-за оборудования.

Знакомый ответил не сразу, и Челышев понял, что добил, дожал своего противника. Именно так: «противника»! Ведь этот, с позволения сказать, «друг» встал на пути! Как же еще прикажете назвать этого зануду? Вот ведь, оказывается, в чем было дело! В сумме! Ну и сволочь же этот негоциант! На ровном месте сдирает с друзей по три шкуры!

— Ну что затих? По рукам, что ли? Или еще торговаться будешь?