Контрабандисты

«Дракон» задрожал под напором очередной волны, и Дашер налег на штурвал.

— С ним все в порядке? — спросил он.

— С кем?

— С твоим отцом.

— Да. Он не пострадал.

Дашер, не глядя на меня, кивнул:

— Ну и ладно.

Ветер дул сильно, но ровно, судно неслось через Ла-Манш. Отсвет компаса был единственным огоньком в мире, как будто «Дракон» — волшебный хранитель солнечных лучей от заката до зари. Издали шхуна могла показаться искрой, несущейся сквозь ночь. Но где-то в ночи другое судно шло тем же курсом, направляясь в тот же маленький порт за тем же контрабандным грузом.

Что, если они опередят нас? Мы появимся там и узнаем, что наш груз уже исчез. Что скажет капитан Кроу, если окажется, что я заставил его проделать весь этот путь впустую?

Но еще хуже будет, если контрабандисты не опередят нас, а появятся там и обнаружат нас под погрузкой…

9. Родина кошмаров

В тот год между Англией и Францией войны не было, но редко выдавался такой год. Сколько я себя помню, эти страны воевали друг против друга. С самого раннего детства я привык бояться французов, как домовых или дикарей. В тенях за моей детской кроваткой, в морозном узоре окна маячили не призраки, чудовища или духи, а глумливые безжалостные французы.

По этой причине я вглядывался в приближающийся берег с некоторым трепетом. Ночь превращалась в утро, берег менял окраску с черной на серую. Белая полоса, пронзившая тьму, оказалась линией прибоя. За ней угадывались тени. Там простиралась Франция, родина всех моих кошмаров. Впереди и слева тянулась береговая линия, очень напоминавшая Кент.

Ветер, пригнавший нас от Дюн, с рассветом начал стихать, как будто сознавая, что выполнил поставленную перед ним задачу. «Дракон» больше не был рабом своего курса и с достоинством приближался к берегу. Я стоял свою последнюю вахту у штурвала, пока капитан Кроу не сменил меня.

Он принес сигнальные флаги, яркую связку синих, белых и желтых кусков ткани.

— Поднять флажки, — сказал он. — И свободен. Я эти берега знаю хорошо, управлюсь сам.

Это была самая странная пара флагов, которую когда-либо поднимало судно. Один означал вход в порт, другой — выход из порта. Капитан Кроу, наблюдая, как я натягиваю их на фал, заметил:

— И никто не поймет, входим мы или выходим.

Синий «Питер» сверху, желтый «Джек» под ним развевались на ветру. Я снова вспомнил об отце и понадеялся, что он одобрит мою инициативу. «Дракон», при всех моих благих намерениях, стал теперь контрабандистом, и я нес ответственность за это решение. Мы приближались к берегам Франции.

Я вернулся на свое место на носу, движимый нелепым чувством, что чем дальше я продвинусь вперед, тем скорее мы дойдем до цели. Подо мной резной дракон терзал зубами море, взбивая пену. Я наблюдал за сушей, пробегающей в лиге слева по борту. Маленькие кубики домов, зелень полей и лесов. В море никого больше не было, контрабандисты нас не догнали.

Земля медленно приближалась. Мы миновали скалистый мыс, за которым, как за дверью, показалась деревня и бухта.

По палубе прошелся Дашер, на его крики вышли Мэтью и Гарри. Мы убрали марсели и фок. Здесь, за укрытием мыса, море разгладилось, ветер утих до слабого и порывистого. Под гротом и кливером мы проследовали неровным ходом мимо покачивавшихся в бухте рыбачьих лодок, мимо маленького брига и мимо крохотного английского кеча.

Я услышал скрип. Это подошел Дашер со своими пробками.

— «Дуврская Девушка», — показал он пальцем на кеч. — Старый добрый контрабандист. За чаем, без сомнения. Чай с сардинами.

Суденышко сидело в воде глубоко, а когда мы прошли с подветренной стороны, от него так густо понесло гнилой рыбой, что я почти увидел поднимавшуюся из люков вонь.

— Им бы надо поскорее отчалить, — предположил я.

Дашер засмеялся:

— Они точно выждут еще денек. И надеются, что он выдастся жарким.

— Но рыба… Она не будет стоить ни гроша.

— Конечно, — согласился Дашер. — Но тогда не будет слышно запаха чая. Если бы ты был таможенником, стал бы ты ковыряться в этой гнили?

Я впервые услышал о подобной уловке контрабандистов.

— А ты откуда знаешь?

— Я живу в Кенте, у меня есть уши, — объяснил он. И снова на его физиономии заиграла ухарская ухмылка. — Да я и сам такое проделывал, ясно? Королевские яхты гонялись за мной по всему Ла-Маншу, как гончие с высунутыми языками. Таможня трепещет, услышав о лихом Томми Даскере.

— Конечно, конечно, — согласился я, совершенно уверенный в обратном.

Он надулся, как павлин.

— Тебе повезло, что ты попал со мной на одно судно. Будет что рассказать отцу. — Он хлопнул меня по плечу, потом махнул в сторону бухты. — Ну а вот этот бриг, например…

— Он кажется слишком маленьким, — засомневался я.

— Двойное дно, — сказал Дашер, подмигнув. — Они загружают его при отливе. Набивают бочками, и ты должен быть рыбой, чтобы это узнать.

— А потом сажают его на днище на другой стороне, чтобы их вынуть?

— Точно. Быстро соображаешь, скажу я тебе. Прирожденный контрабандист.

Вместо того чтобы рассердиться, я был польщен комплиментом Дашера. Отец очень редко меня хвалил, поэтому мне было приятно услышать любую похвалу. Я чувствовал себя бодрым и веселым, пока судно скользило по гавани.

На южном берегу на набережной возвышались здания, высокие и настолько узкие, что казалось, их сплющили какие-то гигантские тиски. Выстроены они были из кирпича разного цвета, из дерева и камня и походили на толпу бродяг, плотно сбившихся в кучку, одетых в многократно заштопанную рвань.

Кроу направил судно к пристани, на которой были навалены штабелями бочки, тюки и ящики. Между ними кое-где возвышались краны и лебедки, вытягивались в разные стороны тонкие стрелы. Лошади тащили телеги к складам. Посреди всей этой неразберихи, словно скала, которую обтекает прилив, стоял маленького роста старичок, хрупкий, одетый в какие-то тряпки. Из носа и ушей его торчали пучки седых волос. Он смотрел на нас с бочек, как с насеста, наклоняясь то вперед, то назад, иногда поднимая руки.

«Дракон» приближался к набережной. Старик выпрямился на бочках.

— Тернер Кроу! — крикнул он. Странным показался мне этот голос, каким-то призрачным. — Тернер Кроу, — повторил он. — Узнаешь меня, живодер?

Кроу резко повернул голову.

— Черт побери! — вырвалось у него.

— Ты не всех убил, — кричал старик. — Один остался. Выжил один, чтобы поведать о тебе. — Он соскочил с бочек и заспешил прочь, как старый белый жук, виляя между телегами и тюками.

— Подожди! — закричал Кроу. В лице его не было ни кровинки. — Стой, старый черт! — Он так затряс штурвал, что руль загремел.