КонтрЭволюция

Она принялась излагать свою немыслимую просьбу: нужна отдельная жилплощадь, поскольку она — художник, выпускник Суриковского института. Вновь пришедший слушал ее внимательно, а с ним вместе разительно переменился и хозяин кабинета. Теперь он смотрел на Наташу ласково, обходительно…

— У вас случай нестандартный… художникам, я считаю, надо помогать… но с жильем у нас сейчас есть некоторые проблемы, — сказал бархатным голосом большой чин. — Может быть, запишетесь ко мне на прием? Я попрошу секретаря пропустить вас на будущей неделе. Обсудим вашу ситуацию.

Константин Михайлович Корчев оказался человеком в высшей степени солидным — заместителем председателя облисполкома. Причем не абы каким, а курирующим самые острые, самые волнующие трудящихся вопросы — распределение жилплощади, а также всякие другие насущные бытовые дела. Он решал, например, как делить места в детских садах и санаториях, которых на всех, ясное дело, не хватало.

События развивались стремительно, обсуждение Наташиной «ситуации» затянулось до позднего вечера, плавно перешло в кофепитие на дому, благо семья Константина Михайловича в пятничный вечер уже отбыла на дачу.

И действительно, как и предсказывала тетка, на некоторое время Наташа обрела покровителя. Покровителя не слишком требовательного в вопросах любви — он даже сексом занимался солидно, неторопливо и с чувством собственного достоинства. Казалось, его вполне устраивали несколько ласковых слов и жестов, никаких множественных оргазмов до изнеможения он не требовал. Кроме того, встречи были крайне редкими, пару раз в месяц, не больше, но результативными. Главным результатом была та самая однокомнатная квартира, которая чудом вдруг досталась Наташе. Впервые обрела она свою собственную отдельную жилплощадь.

Но кончилось все быстро и плохо.

Во время четвертого всего лишь свидания неожиданно объявилась супруга Константина Михайловича, Любовь Максимовна Корчева. Крупная оказалась женщина и шумная, от ее крика тряслись окна, и двери почти слетали с петель. Никогда еще Наташа не видела такого испуганного мужчины, как товарищ Корчев. Всю солидность с руководителя будто сдуло. Сам он скукожился, маленький стал, жалкий… С трудом удалось избежать физических форм возмездия. Вообще — унизительное довольно оказалось дело.

Но квартира осталась за Наташей. По крайней мере, до появления на горизонте нового участкового.

Получался жуткий замкнутый и порочный круг. После скандала с Константином Михайловичем Наташу заставили уволиться с работы. И, похоже, внесли в какой-то черный список. Никуда ее не брали теперь. Даже сторожихой. Даже дворничихой — а дошла с горя и до этого. А раз человек нигде не числится, значит, по закону он — тунеядец. За такое преступление могут даже за решетку посадить, и уж, по крайней мере, выселить из областного центра. Чем, собственно, участковый и собрался заняться.

Даже форму уже соответствующую заполнил. Да вот беда: забыл ее у Наташи на столе.

4

Наташа глубоко погрузилась в свои безрадостные размышления, как вдруг ее вытащил на поверхность знакомый утробный фальцет. «Гражданка Шонина? Что вы здесь делаете?»

Участковый стоял прямо перед ней и смотрел в носки ее ботинок. Наташе это понравилось.

— Красиво, правда? — спросила она заговорщицки.

Участковый помолчал, потом вымолвил, по-прежнему не глядя ей в лицо:

— О чем вы?

Наташа даже рассердилась слегка:

— О ботинках моих, о чем же еще?

Милиционер побагровел.

— Опять издеваетесь?

— Я? Издеваюсь? Да вовсе нет! С чего вы взяли?

— Издевайтесь, издевайтесь, посмотрим, кто смеяться в итоге будет… Я не такой дурак: понимаю кое-что… А я вас спрашиваю: зачем вы сюда явились?

— Хочу увидеть товарища Баюшкина А. Г. — так, кажется, вашего начальника отделения зовут?

— Товарищ Баюшкин вас принять не сможет.

— Это еще почему?

— Он очень занят.

— Что же мне делать?

— Он уполномочил меня вас выслушать.

Наталья расхохоталась.

— Нет, так не пойдет! Мне, может, пожаловаться надо.

— Пожаловаться? Пожаловаться, видите ли! На кого это?

— Ну, на вас, конечно, на кого же еще?

Участковый еще сильней побагровел, до свекольного цвета. «О, о! Какой оттенок!» — восхищенно думала Наташа.

— Жалобы направляются на имя начальника отделения в письменном виде, — сказал милиционер, и видно было, как он был счастлив, что существует такая вот четкая, чеканная формула.

— Ну нет! Мне ему кое-что предъявить надо!

— Что же именно?

Наташа извлекла из сумочки давешнюю роковую бумагу и показала ее издалека участковому.

— Вот: то, что вы забыли у меня на столе.

Участковый лихорадочно полез к себе в портфель, стал рыться в нем. И вдруг поднял на Наталью свои пустые белесые глаза. «Ах, какие глазки необычные — страсть вообще господня!» — думала Наталья. Но восхищение не помешало ей проявить быстроту реакции, когда милиционер попытался одним резким движением вырвать у нее из рук бумагу.

— Отдайте!

— И не подумаю!

Наташа ловко упрятала документ в разрез платья — в лифчик.

— Вы это у меня украли!

— Ничего подобного!

— Отдайте, хуже будет!

— Так я и пришла сюда, чтобы вернуть эту бумажку. Но только не вам, а начальнику отделения. Пусть посмотрит, какие документы его подчиненные разбрасывают где ни попадя. А ведь там гриф «секретно», между прочим! Не какое-нибудь хилое «для служебного пользования», хотя и к таким бумагам нельзя относиться халатно. Но уж «секретно»! Это же просто служебное преступление! А если бы этот документ попал в руки врага! А? То-то же! Хорошо, я гражданка сознательная…

Участковый вдруг рухнул рядом с Наташей на диван. Прошептал:

— Прошу вас, отдайте…

В белесых глазах впервые появилось выражение — страха, боли. Наташе стало его жалко. Но надо было довести дело до конца. Она сказала:

— Отдать?

— Да, да! Отдайте, прошу вас!

Наталья сидела и изображала мучительное размышление. Подумала: наверняка опять у меня плохо получается притворяться. Сказала задумчиво:

— Может, и вправду отдать? Или нет? Не знаю…

— Пожалуйста, прошу вас, отдайте!