Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]
Шрифт:
Но смерть гуляет близко, Настю не замечая. Где-то рядом летел вверх колесами поезд. Вот там сейчас пирует смерть. Где-то рядом рыщут чекисты с собаками, добивая тех, кто выбрался из-под разбитых вагонов. Но ищут они Настю. Даже не ее, а «Контроль-блок». Им не дано знать, зачем. Им приказали. Им приказал Бочаров. Для Бочарова получить «Контроль-блок» — вопрос жизни и смерти. И для Ежова. И для Фриновского. И для Бермана. Так что не над одной Настей смерть крылья распустила. И для товарища Сталина вырвать «Контроль-блок» из лап НКВД — вопрос жизни и смерти. Отключить Сталина от связи — это отключить от власти. Отключат связь и будут передавать приказы от сталинского имени…
Непонятно, почему смерть не идет. Разве трудно Бочарову догадаться, что Настя могла выпрыгнуть раньше,
Тихо совсем Настя позвала смерть. Ответила смерть лаем своры чекистских псов. Ответила прямо с насыпи.
Но не подошла.
Свиреп и страшен старший майор государственной безопасности Бочаров. Если бы на шее у него шерсть была, так стояла бы та шерсть сейчас дыбом. И взгляд его не прям, а вроде чуть скошен, вроде он себе все за спину смотрит, вроде без лая и без рева вцепится сейчас зубами в глотку кому-то невидимому за своей спиной. Та самая в нем неподвижность, которая у собак бывает в самый последний момент перед яростным броском.
Глава 24
Не знает Настя, сколько времени лежала не шевелясь. Может, минуту. Может, час. Может, день. Мозг ее работает ясно и четко. Как всегда. Но времени не замечает. Время просто не существует. Точнее, Настя существует вне времени. Нельзя сказать, что она живет. Не живет, а блуждает между болью и вечностью.
Вновь она прокляла жизнь и поклялась себе не жалеть жизни, когда ее будут убивать. Ей никогда не приходило в голову, что можно тихо, спокойно умереть. Она знала, что ее зарубят топором. Знала, что поднимут на нож. Знала, что ей однажды в затылок стрельнут. Другие возможности она представить не могла. Это была та самая граница, дальше которой ее воображение не шло. И тут она чувствовала себя младшей сестрой Сталина. Он тоже не мог умереть сам. Ночами Настя отчетливо видела морду террориста, который стреляет в товарища Сталина, руку ближайшего друга, который в стакан с водой порошок сыплет…
Ясно ей, почему смерть к ней не подходит: от каменной насыпи ее отбросило к лесному озеру, и тело лежит не на острых сухих камнях, а в мягкой холодной влаге. Протянула руку, опустила ладонь в чистую воду. Зачерпнула воды. Плеснула в лицо. Еще. Подтянулась к воде. Опустила лицо в воду. Подняла голову. Попила воды. Где «Контроль-блок»? Вот он. За спиной. В мешке. Не поломался? Разве такая штука ломается? Такую железяку хоть с самолета бросай. Может, он ей жизнь спас, как броневой плитой спину прикрыв.
Попыталась встать. Не вышло. Поползла. Сползла в воду. Обожгла октябрьская вода, как крапива. Но тренирована Настя. Легче в воде. Ледяной компресс. Поплыла. Нырнула, чтоб и голове легче. Вынырнула.
Мелкое озеро. По грудь, по шею. Иногда ил под ногами, иногда коряги. Камыш по берегам. По насыпи цепь идет. Прочесывают. Опять с собаками.
Большой черный пес остановился там, где она совсем недавно была. Принюхался. Пошел было вперед. Остановился. Огляделся. Вернулся. Еще принюхался.
Сумерки. Не знает Настя: сумерки потому, что темнеет, или потому, что рассветает.
Побежал пес дальше.
Сторонятся подчиненные Бочарова. На глаза стараются не попадаться. Потому как расстреляет. Расстреляет потому, что ему сейчас кого-то расстрелять надо.
Но кому-то на доклад к нему идти.
Идут.
Самая простая наука — тактика. Нужно представить себя на месте противника и попытаться понять, каких действий он от вас ждет. И поступить прямо наоборот. Сделать то, чего он не ждет. Вот и вся тактика.
Плохо Насте совсем. Нужно от боли отвлечься. Нужно о чем-то думать. Думает Настя о Бочарове. Представила себя на его месте.
Доложили Бочарову: машинист паровоза ранен, но жив. Сообщил: залезла в паровоз девка в штанах, с пистолетом, с мешком заграничным. В топке паровозной папки жгла. Сколько папок? Десять-пятнадцать. И стреляла, падла,
в кого ни попадя. Взбесилась. Глаза как у ведьмы.Одно Насте спасение: к Сталину идти. Но на дорогах сейчас Бочаров засады выставит и кордоны. И во всех деревнях. На всех станциях и пристанях. Оповестит Бочаров все почтовые отделения, телеграфные и телефонные станции. Нет у Насти возможности со Сталиным связаться. Радиостанции нет, а телефон, телеграф и вообще все системы связи известно в чьих руках.
Еще доложили Бочарову: поезд, проломив ворота, прошел девять километров и сошел с рельсов. Причина катастрофы непонятна. Железнодорожное полотно в районе катастрофы повреждено, но не в этом причина катастрофы: не оттого крушение поезда произошло, что путь поврежден, а путь поврежден оттого, что поезд переворачивался и под откос летел. Поврежденный путь — не причина катастрофы, а следствие.
Причину катастрофы пока выяснить не удалось. Из-под обломков извлечено сто тридцать два обезображенных трупа. Нет ли женского трупа? Нет, женского нет. Но работы продолжаются. Под обломками явно есть еще трупы. Девятнадцать раненых найдены в районе катастрофы и добиты. Есть предположение, что не менее сорока заключенных с легкими ранениями и ушибами сумели уйти в разные стороны. Поиск и преследование организованы.
Молча Бочаров доклады слушает. Церковь он сам обследовал. Сейф вскрыт. Не взломан, но вскрыт. Чисто вскрыт. Профессионализм за пределами возможного. Много на своем веку Бочаров вскрытых и взломанных сейфов видел, а такой чистой работы не встречал. По долгу службы старший майор государственной безопасности Бочаров лучших медвежатников страны по почерку знает. Всех в памяти перебрал. Нет сейчас в Союзе такого мастера. Голову на отгрыз: за последние десять-пятнадцать лет так чисто медведя никто в Союзе не вскрывал. Понятно, это не Жар-птица работала. Работал профессионал самого крупного калибра. Но откуда он взялся? Медвежатников старой классической школы всех извели, вымерли они, как динозавры. Точнее — истребили их, как волков в Германии, как горностаев на Руси. В будущем они снова появятся, но на данный момент, на октябрь 1938 года, их пусть временно, но извели. Похоже, вынырнул великий медвежатник из прошлого, вскрыл сейф и снова в прошлое ушел.
Гуталин сам урка. Тифлисское казначейство с партнерами курочил. Вся Европа восторгом изошла бы, если бы узнала, как товарищ Сталин банки грабил. За что ни возьмется, все у него получается. Гуталин к мастерству вскрытия сейфов явно неравнодушен.
Может, где-то держал Гуталин медвежатника высшего класса для такого случая? А как тот медвежатник на спецучасток пролез? И куда девался? Был когда-то на Руси легендарный Севастьян, так нет его давно. Пропал еще в Гражданскую. Вот только Севастьян один так и смог бы сработать. Больше некому.
Но странно повел себя Севастьян. В сейфе не тронута коллекция орденов, не тронуты бриллианты, монеты, слитки и самородки. Севастьян хоть горсть бриллиантов в карман да сунул бы.
Но главное пропало. Пропали папки на Гуталина и на Дракона. Пропал «Контроль-блок». Без него двадцатисемикаратовый голубой бриллиант Бочарову не в радость.
Сидит Бочаров, думает. Машинист уверяет, что одна она в паровозе была. А где же тот медвежатник, который сейф ковырнул? Черт с ним, с медвежатником. У нее с собой были папки и что-то тяжелое в мешке. А в лес она уходила с легким мешком. Следовательно, все силы только на поиск девчонки. Куда она может пойти? Может пойти на восток. Откуда-то с Урала может вызвать самолет, и ее заберут. Может пойти на запад. Но на запад — Волга. Волгу надо переплыть. В октябре дураков нет через Волгу плавать. А все причалы, пристани, все лодки — под контроль! Мост через Волгу тут один. Железнодорожный. Мост и так под полным контролем. Мост ей не перейти. Еще есть мост железнодорожный под Ульяновском — это сто пятьдесят километров вверх по течению. И мост железнодорожный под Саратовом. Это триста километров вниз по течению. Но все мосты под контролем. Железнодорожным мостом не пройдешь и поездом не проедешь. Проверяются все поезда.