Контрольная молитва

* * *

На следующий день, в понедельник, без пяти одиннадцать отец Василий уже стоял на пристани. Вокруг лениво шныряли загорелые мужички, предлагая немногочисленным зевакам прокатиться на острова, но настоящей работы для них сегодня не было – по понедельникам усть-кудеярцы большей частью работали. Отец Василий заметил здесь и Петра, с которым не так давно штурмовал теплоход, а расстался всего-то сутки назад, и приветливо ему улыбнулся. Петр радостно улыбнулся в ответ, обнажив щербатый рот на черном от загара лице, и что-то сказал своему товарищу. Теперь уже оба они пялились на священника, отчего отец Василий чувствовал некоторую неловкость. Он понимал, что тогдашние события с теплоходом давно и весьма активно обсуждаются местным населением, а такая слава лично ему была не нужна.

«Хорошо еще, что они про субботние события ничего не знают!» – попытался утешить себя священник. Но успокоиться не удавалось, после «рыбалки» с Костей все, связанное с рекой, вызывало в нем только тревогу. Он понимал, что это глупо. Жизнь волгарей, хочешь не хочешь, насквозь пропитана этой великой рекой, и бояться Волги только потому, что с ним здесь что-то случилось, глупо и нелогично. Но сегодня он был как раз глуп и нелогичен.

Где-то на горизонте раздался мерный рокот, затем среди бескрайних водных просторов появилась серебристая точка, ровно в одиннадцать ноль-ноль превратившаяся в роскошную моторную лодку, причалившую к пристани. По правде говоря, выросший на реке отец Василий такую лодку увидел впервые. Сверкающие перламутром борта плавностью своих линий напоминали бедра прекрасной женщины, а пульт управления – не приборная доска, нет, именно пульт управления – чем-то отдаленно напоминал кабину авиалайнера.

– Батюшка, милости просим! – раздался голос из лодки.

Отец Василий вгляделся. Капитан – а рулевым его и язык не поворачивался назвать – приветливо кивнул. Священник на всякий случай, словно на пристани мог скрываться еще какой-то «батюшка», оглянулся по сторонам, подошел к лодке и, подобрав полы рясы, осторожно ступил на сверкающую поверхность.

Капитан улыбнулся.

– Смелее ступайте, батюшка! Это же титановый сплав, ничего ему не сделается!

Отец Василий вздохнул, спустился вниз и уселся в ласково принявшее его в свои объятия кресло.

– Ну вот и все. Поехали! – залихватски распорядился капитан и увеличил обороты.

Лодка заурчала, и слышалась в этом звуке такая мощь, что отец Василий ощутил восторженный холодок в спине. Он глянул назад. Потрясенные лодочники сгрудились на пристани. Урчание немного изменило тембр, и уже в следующий миг и пристань, и лодочники, и весь Усть-Кудеяр остались далеко позади.

«Вот такими удобно устроенными вещами и прельщает моих прихожан все мирское, – подумал священник. – Человеку, управляющему такой мощью и красотой, трудно представить себе, что наступит момент, когда от его мнимого всемогущества не останется ничего. И будет он беззащитен и наг, как в день своего рождения».

Они мчались достаточно долго, пока справа не появился тот самый остров Песчаный, с которого чуть более суток назад в такой панике бежали и сам батюшка, и главный врач местной больницы.

«Этого мне еще не хватало! – ужаснулся священник. – Да нет, вряд ли мы едем сюда… не может этого быть!»

И тогда капитан сбавил ход и начал аккуратно подводить чудо-лодку к небольшим, ярко окрашенным мосткам пристани острова Песчаный.

«А что я, собственно, волнуюсь? – подумал отец Василий. – В конце концов, здесь много разной публики отдыхает, но никто ведь не говорит, что все они имеют отношение к той ночной погоне!» Но спокойствие не приходило.

Отец Василий ступил на мостки, огляделся и сразу же увидел на берегу министра. Он узнал его по жесткому изгибу губ и характерным, прекрасно заметным на всех фотографиях морщинам на лбу. Некоторое время они изучающе всматривались один в другого, а потом, когда отец Василий подошел поближе и спрыгнул на мелкий чистый песок, министр подошел и протянул руку. – Ну здравствуйте, батюшка!

Ладонь Козелкова была маленькой, сухой и крепкой.

– Здравствуйте, Вадим Николаевич, – ответил священник. – Вы приглашали, я приехал.

– Тогда не будем терять времени, – понимающе кивнул Козелков. – Идемте.

Отец Василий прошел вслед за Козелковым мимо густых зарослей ивняка и вскоре оказался на большой песчаной поляне у самого Дома рыбака. Он впервые видел это известное еще со времен развитого социализма сооружение и поразился его современному евроамериканскому дизайну. Страшно было подумать, какие деньги были затрачены, чтобы партэлита могла полноценно отдохнуть в конце напряженной трудовой недели. Теперь здесь отрывались все, у кого были деньги, и большей частью всякая полукриминальная, а то и вовсе откровенно уголовная шваль вроде того же Парфена.

Они не стали заходить внутрь, а прошли дальше, на ту сторону острова, туда, где на бугорке виднелась небольшая березовая роща. Видимо, паводок не заливал остров Песчаный, только поэтому здесь и могли уцелеть и великолепное здание, и эти деревья.

Здесь, в роще, было практически пусто, и только под огромной березой стояли столик и два плетеных кресла, а чуть поодаль виднелись силуэты обслуги.

– Присаживайтесь, батюшка, – тепло предложил Козелков отцу Василию.

– Спасибо, Вадим Николаевич.

Они одновременно сели за столик, и министр опустил руку в стоящую рядом красиво сплетенную корзинку и вытащил темную бутылку причудливой формы.

– Неплохое винцо, – пояснил он. – Южная Франция…

– Угу, – кивнул священник и отметил, как легки и свободны движения этого, в общем, немолодого человека.

– Знаете, батюшка, я много думал о вас и, честно говоря, так и не понял, что заставило вас так резко изменить свою судьбу.

«Э-э… да ты и справки уже навел!» – мысленно усмехнулся отец Василий.

– Сами понимаете, я не мог не навести справки о человеке, спасшем мне жизнь, – тут же пояснил министр.

Священник уклончиво кивнул. Он не знал, нормально ли наводить подобные справки?.. Наверное, для Козелкова нормально.

– Ваши характеристики с прежних мест работы великолепны, есть награды, – протянул священнику бокал Козелков.

Отец Василий проглотил слюну. Он сам никогда не видел своих характеристик, хотя полагал, что в личном деле они быть должны. Впрочем, он и своего личного дела-то ни разу не видел.

– И вдруг такое радикальное изменение судьбы, – пожал плечами Козелков. – Почему?

– А зачем вам это знать? – наклонив голову, поинтересовался отец Василий.

– Позвольте быть откровенным, – министр поставил бокал на столик. – Я привык понимать, с кем имею дело. В вашем случае все иначе. Признаюсь честно, я не понимаю, ни кто вы, ни что вас подвигло на такой риск.

– Я – православный священник, – честно объяснил отец Василий. – И единственное, что мной двигало в тот момент, это – любовь к ближнему, ровно в той мере, в какой я способен на эту любовь – ни больше ни меньше.