Контрольный выстрел

— Вполне. Вопрос первый: у тебя имеются какие-нибудь данные на подпольные казино?

— То есть? Говори конкретнее.

— Мне надо знать, кто туда ходит и прочее.

— Ах, вон ты о чем!.. Погоди, я сейчас факса дождусь… Нет, давай-ка лучше ты подваливай ко мне в офис, и мы, возможно, что-нибудь похожее сумеем найти.

— Отлично. Но сейчас ко мне придет один свидетель, я думаю, свидание больше часа не займет, и тогда я…

— Устраивает.

Во второй вопрос Турецкий не стал посвящать Грязнова. Дело в том, что в настоящий момент он ожидал свидетеля женского пола. Того самого, которого вчера, в наступающей темноте, так лихо вычислил Славка.

Татьяна Грибова оказалась точна и прибыла минута в минуту. А когда вошла, Александр Борисович не мог не залюбоваться ею. При дневном свете она выглядела гораздо моложе и выигрышнее. Нет, конечно, вынимать у Грязнова изо рта такую роскошную мозговую косточку может решиться только самоубийца. Это в том случае, если Славка уже положил на нее свой глаз. А ну как нет? Однако лучше пока не рисковать…

Здороваясь и протягивая повестку, Танюша не могла удержаться от кокетства. Но Саша понял его лишь как желание избавиться от смущения: все же не каждый день девушка-заочница в столь высокое учреждение попадает.

Как будущий юрист, Танечка, конечно, понимала всю ответственность этой вполне официальной встречи, и поэтому что-то в ее облике неуловимо изменилось, и она вмиг посерьезнела. Затем слово в слово повторила то, о чем рассказывала вчера, потом охотно приняла предложение собственноручно записать свои показания.

— Александр Борисович, — сказала Татьяна и так проникновенно поглядела на него, что у Турецкого перехватило дыхание, — а ведь мне придется как-то объяснять, почему я не вызвалась в свидетельницы сразу же, едва примчались оперативные работники. Но мне совсем не хочется подводить своего шефа, который мне помогает и разрешает, ну, я ведь вам уже рассказывала… Может быть, мне стоит написать, что я думала… ну, что не только я одна видела взрыв, поскольку там ведь десятки окон… И люди бегали. Вы меня понимаете?

— Воля ваша, Татьяна Павловна, — почти севшим голосом отозвался Турецкий. Ну а что на самом деле он мог бы ей присоветовать? Заложить своего шефа? И чтоб тот ее сразу же уволил?

Грибова, вздыхая и обдумывая каждое слово, вписала еще несколько строк.

— Можно еще, Александр Борисович? Только не для протокола…

— Вообще-то, как вам должно быть известно, следователь обязан вносить в протокол допроса свидетеля все, что тот скажет. Неужели я должен объяснять столь элементарные вещи вам, будущему юристу?

— Да, это я знаю… Но то, о чем я хотела вам сказать, может быть, даже и не свидетельство, а… Ну как сказать? Мое воображение? Как будто во сне видела. И поэтому я, честно говоря, не уверена, что вообще следует об этом говорить… Знаете, а мне сегодня Вячеслав Иванович звонил, — неожиданно переключилась она на проблему, которая, похоже, волновала ее теперь больше воспоминаний о взрыве.

— Это все хорошо, Татьяна Павловна, — поморщился Турецкий и постарался вернуть девушку в нужное русло. — Давайте договоримся так: если ваш, как вы уверяете, сон может представить интерес для следствия, тогда…

— Я поняла, правда, поняла! Александр Борисович, знаете, мне кажется, что та машина уже останавливалась раньше, то есть за углом. Вспомните, какая панорама видна из моего окна… Мне кажется, что все происходящее я как будто увидела боковым зрением… но вспомнила только потом, позже. Я же говорю, что это как сон.

Ну, попробуйте все еще раз себе представить и расскажите мне, что вы там увидите. А я готов вас слушать.

Он и сам не знал, зачем ему нужен этот совершенно идиотский эксперимент. Но привычка обращать внимание на всякий, даже незначительный, фактик сработала помимо желания.

Грибова прикрыла глаза и откинула голову.

— Вот… черный предмет выскочил из-за угла и замер, — заговорила она, будто кем-то загипнотизированная. Это у нее получилось настолько натурально, что Турецкий невольно оглянулся, но никого, естественно, за своей спиной не обнаружил. — Я вижу только часть его. И не уверена, что это машина. Пауза. Наконец предмет начинает двигаться и поворачивает в наш переулок… — Она открыла глаза. — А здесь, Александр Борисович, я уже точно знаю, что выехал большой темный автомобиль, я его вижу в упор, потому что он теперь единственный предмет, который движется, а все остальное замерло. Или просто вымерло. А потом… дальше вы сами уже все знаете…

Бог ты мой! Да ведь это показание может стать ключевым в деле! Ведь если все это — не досужая выдумка, а действительно божественное наитие, то тогда действия сидевших в машине приобретают четкую логику… которая до сих пор никак не просматривалась Турецким.

— Танюша! Золото вы мое! Вам говорили, что вы чудо?! — Турецкий не мог сдержать себя, и его понесло. Еще миг — и он бы ринулся целовать свою свидетельницу, но… та готовность, которую он мгновенно прочел в ее вспыхнувших глазах, немедленно остудила его. И, с трудом переведя дыхание, он продолжил, стараясь, чтобы его волнение не было ею истолковано превратно: — Самое поразительное, Танюша, что ваш сон, или видение, как хотите назовите, может обернуться явью, которая многое поможет решить и понять. Но вы знаете… Словом, давайте я пока не стану вносить эти ваши наблюдения — так? — в протокол. Пусть это до поры останется вашей фантазией. Но у меня к вам будет огромная просьба: при первой же нужде, то есть когда мне это позарез понадобится, вы повторите свой рассказ?

— Да ну что вы, Александр Борисович! Конечно! И когда вам будет угодно. И — где угодно…

«Вот же зараза какая!» — ворохнулось у него в груди.

Нет, конечно, он ей верил, хотя, пока идет следствие, по идее не должен верить никому. Он обязан лишь оценивать показания. Но ведь следователь — тоже человек, хоть и звучит это по-дурацки. А раз так, то и он обладает все тем же стандартным набором достоинств и недостатков, присущих остальным смертным. Разница, пожалуй, лишь в том, что в данный момент перед следователем сидит вызывающе броская женщина, и щеки ее алеют от его похвалы. Или от других, ведомых только ей одной желаний. А Турецкому, разумеется, неведомых.

— А что, Александр Борисович, — спросила она, и глаза ее снова заискрились, — у вас тут не курят?

Турецкий несколько суетливо подался к ней через стол с пачкой сигарет и зажигалкой. Закурив и выпустив тонкую струйку дыма в потолок, Татьяна откинулась на стуле и с явным вызовом закинула ногу на ногу. Модный плащик ее висел на крючке у двери, а узкая короткая юбка и такая же кремовая кофточка не столько одевали ее, сколько продуманно и ловко оголяли. Турецкий, как ни старался, не мог отвести глаз от ее коленей, чувствуя, что и Татьяна не хочет отступать с занятых ею позиций. Видимо, поэтому и последовал «неожиданный» вопрос:

— А вы женаты, Александр Борисович?

Он понял, что смысл вопроса заключался не в сказанной фразе, а в ее подтексте, как тест на вшивость: «Ну, чего ты ждешь?» Потому и любой его ответ уже ничего бы не значил. Для окончательного решения ему оставался миг, а что он сумел бы ей немедленно предложить? Славкину квартиру, если там никого нет, или свой раздолбанный автомобиль с выездом куда-нибудь в ближайшие кусты? Она бы, вероятно, сейчас не стала возражать, но ведь даже и не представишь себе масштаба этакой срамотищи! И Александр собрал в кулак свою волю.