Контрснайпер
Шрифт:
— Да, но… Но потом действительно в тебя влюбилась. Действительно, Сереж! Этого ведь не скроешь. Вон, аж светилась вся последнее время… А сейчас Маринка места себе не находит. Я так за нее переживаю…
— А зачем же ты показания давала, если переживаешь?
— Я ж не знала, что случилось, и что так все обернется… Не хотела ее в эту историю впутывать… Ну извини, Сережа! Только не говори ей, что я тебе звонила, ладно? Просто знай, что она — тебя любит. Очень любит!
— Всё?
— Всё. Прости еще раз… Пока!
Отключив связь, Сергей вскочил с койки и подобно Кинг-Конгу
И тут же упал обратно на койку, словно сраженный пулей снайпера. И застонал от досады.
А толку-то? Ведь сказано — никаких контактов.
Никаких…
Наталья же, опустив руку с телефоном, вопросительно посмотрела на стоявшего рядом Олега Паленова.
— Сказала.
— А он что?
— Не знаю. Я ж не Вольф Мессинг, мысли читать не умею. Но голос у него дрогнул.
— Ладно, посмотрим… — Олег огляделся по сторонам, затем протянул Наталье стодолларовую купюру.
— Ты чего? — возмутилась Наташка. — Совсем меня за сволочь держишь? Я Маринке помочь хочу. Чтоб мента этого забыла побыстрей.
— Да помогай ты кому хочешь, — скривил рот оружейный барон, — я ж тебе должен…
Наталья посмотрела на деньги секунду-другую, потом забрала и сунула в сумочку. Действительно ведь должен.
Воронова вошла в кабинет своего непосредственного начальника и остановилась на пороге. Кроме самого хозяина, Виктора Юрьевича Демкина, здесь уже находились Журов и Краснов. По тому, как последний, встретившись с ней глазами, быстро отвел взгляд, она сразу поняла, с чем, скорее всего, связан этот вызов на ковер. Однако виду не подала.
— Здравствуйте, господа.
— Проходите, Светлана Петровна, присаживайтесь! Вы принесли дело?
— Да. Пожалуйста… — Воронова протянула шефу тонкую папку.
Тот взял ее, некоторое время молча листал, потом, подняв строгие глаза, не очень приветливо спросил:
— Скажите, а почему вы не допросили ближайшие связи Елагина?
— Связи?.. — Следователь повела плечами. — Почему же? Я допросила его коллег, участвовавших в операции.
— Ну, коллеги… Этого ведь недостаточно. А друзья? А знакомые? Одноклассники, например, или сослуживцы по армии?
— Видите ли, Виктор Юрьевич, Елагин вырос в детском доме, и…
— И что — у тех, кто вырос в детском доме, не может быть друзей? — перебил Демкин. — Вы ведь понимаете, что нам следует не только расследовать сам инцидент, но и, кроме всего прочего, выявить обстоятельства, которые привели к нему. А для этого надо допросить всех, кто знает Елагина лично… — Начальник пролистнул еще пару страниц. — Далее. Почему не дали поручение милиции провести обход территории? С работниками депо кто-нибудь встречался?
— Время было позднее, и там никакие работы уже не велись.
— Это не аргумент. Кроме рабочих, там могли быть и другие люди. Вам хорошо известно, что в списанных пассажирских вагонах иногда ночуют бомжи. Вполне возможно, что кто-либо из них мог видеть, как все происходило.
Воронова не очень уверенно согласилась:
— Хорошо, я дам поручение, если
вы считаете это нужным.— Простите, Светлана Петровна, но это должны считать нужным вы.
— Скажите, — раздался бархатный голосок Журова, — в каких отношениях вы с Елагиным?
— В каком смысле?
— В прямом. Есть информация, что вы поддерживаете с фигурантом отношения, далеко выходящие за рамки процессуальных.
— Мы с Сергеем давно знакомы, в детстве были в одном лагере отдыха…
— Речь не о детском лагере, — перебил подполковник. — Речь идет, например, о недавнем визите подозреваемого к вам домой.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что сказал, Светлана Петровна. Разве Елагин не приходил к вам домой пятнадцатого августа, после двадцати двух часов? Или вы вызвали его на допрос? В квартиру?
Воронова опешила:
— Откуда вы знаете?
— Случайно проходил мимо и заметил, — невозмутимо пояснил Журов. — Давайте не отвлекаться от темы. Вам не кажется, что проведение допросов на дому, к тому же в ночное время, не слишком вяжется с буквой Уголовно-процессуального кодекса?
— Он приходил не для допроса. Допросы я провожу в кабинете.
— Я тоже думаю, что в одиннадцатом часу ночи мужчина приходит в гости к женщине с совсем иной целью…
— Ему нужны были лагерные фотографии.
— О как!
— Извините, Кирилл Петрович, — поморщился Демкин, — мне не хотелось бы обсуждать подобные вопросы. Особенно — в широком кругу. Личная жизнь следователя меня мало интересует. Но я вынужден согласиться, что производство по делу Елагина целесообразно вернуть Евгению Борисовичу. Возьмите! — Он протянул папку Краснову. — Прошу вас подготовить план первоочередных мероприятий с учетом высказанных только что замечаний и сегодня же представить его мне. Можете идти…
— Хорошо, Виктор Юрьевич!
Краснов встал со стула, взял дело и, стараясь не смотреть в сторону Вороновой, вышел из кабинета.
— Я тоже могу идти? — холодно взглянула Светлана на Демкина, когда за коллегой закрылась дверь.
— Светлана Петровна, — мягко проговорил тот, — вы не хуже меня знаете наши неписаные правила. Я бы ни за что не поручил это дело вам, если бы знал о вашем близком знакомстве с фигурантом. Даже несмотря на загруженность Краснова. Объективность — прежде всего.
— По роду службы я знаю практически всех сотрудников в райотделе.
— Вы прекрасно понимаете, что мы имеем в виду, — возразил со своего места Журов. — Не надо ёрничать.
— Вы свободны, Светлана Петровна! — торопливо проговорил Демкин.
Воронова кивнула, поднялась со стула и вышла из кабинета, чувствуя на себе взгляд московского гостя. Насмешливый и презрительный одновременно.
Сверив номер на двери с указанным в повестке, Марина осторожно постучалась.
— Войдите!
В кабинете следственного отдела при прокуратуре находилось двое уже знакомых ей мужчин: следователь, фамилию которого Марина позабыла, и второй — приезжий, из Москвы. Вот его фамилия почему-то врезалась девушке в память: Журов. От слова «журить». И имя запомнила — Кирилл Петрович. Как Троекуров, у Пушкина.