Конунг 3: Я принес вам огонь!

Остальные в это время наслаждались скандалом. Судя по всему, они, как и девушка в той давней истории, обманулись отсутствием знака свободного статуса на поясе Катрин, и приняли ее за избалованную купеческую наложницу, или кого-то еще из рабынь.

– Ты что же это, псица брехливая, назвал меня «продажной старухой»?!

Неизвестно что больше зацепило Катю – обвинение в «проституции» или намек на неподходящий для этого возраст, – но все эти месяцы жизни у подножия трона для нее не могли пройти бесследно. Отсветы власти Игоря падали и на нее тоже, тем более что у нового правителя официально были лишь четыре наложницы-горянки, но не было свободной женщины-спутницы или жены. А слухи об их совместном прошлом ходили.

Поэтому Катя не только «вернула» насмешки сторицей, обозвав болтуна «пустым лжецом» и «бабой-псицей». Судя по продолжению, на этом она совсем не планировала останавливаться, решив применить еще и «административный ресурс»:

– …а велю-ка я сейчас отвести вас всех к городскому судье! Не знаю, как в ваших собачьих краях, но у нас прилюдные оскорбления свободных женщин так просто не проходят!

Последняя реплика вызвала куда менее уверенный смех чужаков. А вынырнувший через мгновение из толпы, и замерший за спиной у девушки рослый хирдман в цветах местного ярла, заставил кое-кого из весельчаков даже испуганно побледнеть. Дружинник не сказал ни слова, но почти тут же над Гостевым кварталом раздалась призывная треть его свистка…

* * *

Цитадель Нойхофа, начало последней вечерней стражи (около 22.20)

В отсутствие ярла вечерние пиры отменялись.

Выдача пива, вина и стоялого меда сокращалась до минимума, а несколько сотен воинов, придворных и слуг Верхнего города, разбредалась по своему усмотрению. Это был давний и нехитрый способ вызывать у ближайших подданных и слуг искреннюю радость, от возвращения правителя домой.

Но Игоря ждали не раньше, чем через полгода – год, а потому стоило отзвенеть третьей вечерней страже, семейные – стали привычно собираться. Им предстояло вернуться в свои квартиры, дома или поместья, выданные большей частью в Храмовом квартале или в самой цитадели. Те из придворных, кто не достиг таких карьерных высот или был пока одинок, шли в казармы или во временно закрепленные за ними комнаты здесь же, в самом сердце Нойхофа. Но перед тем как отправиться спать или за приключениями, каждый мог получить свою долю с господского стола. Все – согласно званию, должности, ну и умению ловчить…

Нет, кормили-то при дворе вволю всех. И сытно, и обильно. Скрытое соперничество шло лишь за всевозможные ништяки: выпивку получше, еду посвежее да подороже. Но в местной «табели о рангах» именно воины занимали первые строчки, а потому именно дружина в таких вопросах стояла на первом месте.

Членам военных корпораций вообще «только дай повод». Особенно, если самое Высокое начальство отбывает по делам, а остальное руководство тоже не против «пошуметь». Так что в свой клуб по интересам оставшаяся на хозяйстве «придворная военщина», превращала любое сборище. В том числе и чисто служебное.

Например, сегодня коронный тысячник и предводитель ополчения Эгир Лысый собирал всех уездных полковников, чтобы спланировать первые настоящие маневры.

В ближайшие дни в марке должны были закончить с уборкой, отгулять один из двух годовых Праздников Урожая, и собраться на один из двух тингов. После которого пройдет и первый полноценный сбор воинов по новым законам.

Полгода назад уездные воинские начальники ограничились лишь подсчетами, да составлением списков и прочей возню. Сейчас же нужно было наконец-то заняться настоящим делом.

Полковники, кстати, не обязаны были учить большую часть ополченцев умению держать оружие в руках. Этим каждый тревер должен был озаботиться сам. Но вот объяснить, как действовать вместе, понимать те же самые команды, что и дружина…

Именно все это и превращало толпу вооруженных мужчин в армию (Приложение 3). В реальную военную силу, способную, как отбиться от соседей, так и успешно наведаться в гости к ним самим. Если появится такая необходимость…

В течение дня все вопросы решились, и сейчас должна была закончиться небольшая – чисто местная вечерняя планерка. К ее началу с верхних – спальных, – этажей спустятся рядовые хирдманы, после чего оставшиеся в дружине ярла и ушедшие «на повышение» боевые товарищи «уездные полковники», планировали просто и без затей напиться. Столы в большом соседнем зале уже ломились от еды, а слуги вскрывали бочонки с выпивкой.

В хорошо настроенной военной машине все вопросы решаются, словно сами собой. Командир, обнаруживший какую-нибудь проблему лично, или получивший предварительно втык от начальства, встает, коротко рассказывает «что было, что стало», и если вопросов нет, вставал следующий.

Эгир хорошо понимал эту «мелодию порядка», поэтому часто оставлял возможность вникать в нюансы старшими из своих подчиненных. Сам же предпочитал в такие моменты, оценивать происходящее, скажем так, в целом. Поэтому-то уже в конце совещания тысячник сразу заметил, как в небольшой зал, выбранный для докладов, просочился кто-то из городской стражи.

Пока все бурно обсуждали очередной затык с ремонтом самого большого требюше в порту (установленного на стенах Крабьего форта, и способного держать под обстрелом, как гавань, так и прилегающие воды), гонец принялся что-то шептать на ухо своему старику-командиру, отчего тот резко переменился в лице.

– …Думаю, пора заканчивать это обсуждение, – заговорил Эгир. – Предлагаю попросить Эрфара-зодчего прислать кого-то из мастеров, и пусть те на месте глянут, что можно сделать, чтобы канаты перестали отсыревать, а боевые метатели – ломаться. Ну, или пусть сделают, чтобы с ними это происходило пореже… – взмахнув останавливающе рукой, тысячник дал понять заулыбавшимся воинам, что рваться к столам еще рано. – Перед этим, только хочу уточнить в Городской страже: что там сегодня за «шум» был в Гостевом квартале?

– …вот об этом я и хотел бы поговорить, господин. Мне кое-что стало известно прямо сейчас… – судя по голосу, хэрсир (18) был и правда, взбудоражен, а при его обычной флегматичности это внушало серьезное беспокойство.

(18) Хэрсир – предводитель ста, сотник.

– Слушаю тебя!

– Сигнал призыва подавал телохранителей госпожи Катрин. У нее случились какие-то не горазды с заезжими хирдманами, но когда дежурная дюжина прибыла, все уже разрешилось, и вроде даже к всеобщему удовольствию…

– «Вроде»?

– Она даже не захотела «помотать им нервы», – сотник ввернул запоминающуюся фразу ярла. – Сам понимаешь, дежурный десятник, конечно же, знал кто она, поэтому хотел польстить воспитаннице, и немного пригнуть их… в рамках Закона. Осмотреть там корабль, повыяснять кто они, откуда, нет ли среди них кого их наших же изгнанников… Но госпожа Катрина вдруг довольно доброжелательно «заступилась». Ответила, что этого, мол, не нужно. Зачем, мол, такие неудобства добрым гостям… Повода поступить иначе у десятника не было, и он отступил.

– …но? – снова поторопил Эгир.

– Да, мы с ним служили еще при прошлом ярле, выпили ни одну чашу и знаем друг друга хорошо. Поэтому он сразу же пришел рассказать мне об этой непонятной истории. И да, я решил присмотреть за гостями. Приставил людей. Из портовых. И вот сейчас, пришел мой человек, и сообщил: уже по темну на корабль чужаков поднялась женщина в богатом плаще, лица которой он не рассмотрел, и судно тут же отплыло. Как раз перед закрытием гавани на ночь…

В зале повисла тишина: за окном была тьма, а значит, кнорр чужаков сейчас мог быть очень далеко.