Конвой PQ-17. Смертельная битва в Северной Атлантике

По распоряжению Гамильтона капитан Дон Мун, старший офицер группы эсминцев, шедший на «Вэйнрайте», построил эсминцы в две флотилии, которые двигались развернутым строем, чтобы иметь возможность дать по врагу торпедный залп из всех аппаратов с «минимально возможного расстояния» — то есть примерно с двух тысяч ярдов. «В случае неожиданного контакта с врагом на близкой дистанции атакуйте, не дожидаясь приказа; старайтесь использовать элемент неожиданности к своему преимуществу»⁵⁹. (Мун как-то упустил из виду, что два эсминца из флотилии Бруми относились к эскортному классу «Хант», торпедных труб не имели и предназначались в основном для борьбы с подводными лодками и бомбардировщиками.) Слух о том, что их кораблю предстоит принять участие в большом сражении, мгновенно распространился среди команды «Кеппела». Матросы торопливо поели, после чего принялись готовить оружие к бою⁶⁰. Гамильтон потребовал от кораблей своей эскадры соблюдения строжайшего радиомолчания. Вскоре после полуночи корабли эскадры Гамильтона вошли в полосу густого тумана и двигались в сплошной белесой мгле на протяжении последующих шести часов.

Моряки на других кораблях эскорта были поражены и обескуражены ходом событий, тем более что оставленные им флагманом инструкции назвать исчерпывающими было трудно. Танкер конвоя «Алдерсдейл», имевший на борту 8000 тонн топлива для военных кораблей, попытался связаться с Бруми, когда его эсминцы проходили мимо. Капитан Хобсон хотел знать, поворачивать ли ему назад или следовать, подобно торговым кораблям, в Архангельск⁶¹. Коммандер Бруми, однако, так и не удостоил его ответа.

Лейтенант Градвелл, командир тральщика «Айршир», не мог не вспомнить слова Гамильтона, произнесенные им на совещании офицеров эскорта неделю назад. Тогда адмирал говорил, что из-за конвоя может разгореться большое морское сражение, «возможно, даже новый Ютландский бой». Видя уходившие на запад крейсера, Градвелл пришел к единственному представлявшемуся ему возможным выводу. Он полагал, что не пройдет и нескольких часов, как на горизонте появятся тяжелые германские корабли во главе с «Тирпицем». На этот случай он велел матросам привязать к бочкам с нефтью остававшиеся еще на тральщике глубинные бомбы. План у него был такой: при появлении «Тирпица» сбросить в воду у него на пути эти заряды, а потом попытаться их подорвать. Да что глубинные бомбы! Он даже собирался таранить «Тирпиц», если бы ему удалось к нему подобраться⁶². Капитан корабля ПВО «Паломарес» предложил капитанам двух корветов открыть по «Тирпицу» огонь и устремиться на него в атаку, представив все так, как если бы они были крейсерами или эсминцами. Таким образом капитан надеялся отвлечь на себя внимание и, пожертвовав собой, позволить торговым кораблям скрыться и избежать уничтожения. Чтобы матросы «Паломареса» могли набраться сил перед боем, он отправил всю команду, за исключением вахтенных, отдыхать⁶³.

6

Было ли распоряжение Первого морского лорда относительно отхода крейсеров мотивировано тем, что половина эскадры адмирала Гамильтона состояла из американских кораблей? Трудно сказать… По крайней мере, мистер Черчилль в своих послевоенных мемуарах, впервые увидевших свет в 1950 году в газете «Дейли телеграф», высказывал именно такую точку зрения. Тем не менее, в анналах флота нет никаких документов или записей, которые бы это подтверждали. Мистеру Черчиллю в описании превратностей морской войны, в частности, эпизода с PQ-17, в числе многих и многих других людей «помогал» капитан Г.Р.Г. Аллен. Так вот, капитан Аллен мне говорил, что подобное не слишком удобоваримое объяснение действиям Первого лорда мистер Черчилль привел в своих мемуарах только потому, что «пытался обелить своего старого друга в глазах общественности»⁶⁴. Он также сказал, что мистер Черчилль вообще имел обыкновение преуменьшать ошибки своих приятелей или протеже и всегда находил те или иные оправдания их поступкам.

В противоположность тому, что пишут официальные историки, вовсе не факт, что мистер Черчилль знал о решающей роли адмирала Паунда в принятии рокового решения о судьбе конвоя PQ-17. Аллен сказал: «Когда в одно прекрасное утро 1949 года я сообщил ему (мистеру Черчиллю), что, согласно проведенным мной изысканиям, ответственным за рассредоточение конвоя PQ-17 является адмирал Паунд, я заметил, как на лице у него проступила глубокая печаль; похоже, он ничего об этом не знал». В мемуарах «Черчилля» рукой Аллена были записаны такие слова: «Приказы по конвою PQ-17, изданные Первым морским лордом, обладали такой высокой степенью секретности, и Адмиралтейство так ревниво эти секреты охраняло, что я узнал о них только после войны»⁶⁵.

Что бы потом официальные историки ни писали о принятых тогда Адмиралтейством решениях, их последствия были катастрофическими, и это неоспоримый факт. Адмирал Гамильтон впоследствии по этому поводу говорил:

«Хотя у меня не было намерений вступать в схватку с „Тирпицем“, тогда представлялось вполне вероятным, что избежать этого не удастся. Очевидно, что Бруми оценивал ситуацию подобным же образом, и его намерение присоединиться к моей эскадре было основано именно на этом. В самом деле, рассредоточение конвоя в водах, где кишели подводные лодки противника, а над головой кружили вражеские самолеты, могло быть оправдано только в том случае, если бы ожидалась атака тяжелых вражеских кораблей. А при таких условиях эсминцам разумнее всего было находиться при эскадре, которой, вполне вероятно, предстояло вступить с этими кораблями в бой. Тем более что оказать действенную помощь рассеявшимся по поверхности моря судам конвоя они не могли»⁹.

Гамильтон замечал, что предлагал двенадцати противолодочным кораблям остаться при судах конвоя, вопреки намерению Бруми их распустить. «Но относительно правомерности присоединения эсминцев к моей эскадре сомнений у меня не было».

Адмирал Товей в своем рапорте Адмиралтейству указывал, что действия Гамильтона и эсминцев являлись следствием неверной оценки обстановки со стороны вышестоящих начальников. «Таковы были тон и буква приказа, что адмиралу (Гамильтону) ничего не оставалось, как увериться в неминуемом нападении „Тирпица“». Далее Товей добавлял, что при таких обстоятельствах его решение присоединить к своей эскадре эсминцы выглядит вполне логично.

«Однако, когда подтверждений относительно выхода „Тирпица“ в море не поступило, ему (Гамильтону) следовало вернуть эсминцы эскорту. Так как даже в случае рассредоточения конвоя они могли принести существенную пользу отдельным судам, отгоняя от них немецкие подводные лодки. Даже при условии появления вражеских кораблей, эсминцы могли сыграть роль сил сдерживания, особенно в условиях плохой видимости»⁶⁶.

Мистер Черчилль в своих мемуарах тоже критикует действия Гамильтона и Бруми, правда, довольно мягко: «К сожалению, — пишет он, — эсминцы из эскорта тоже покинули конвой». Коммандер Бруми, которому представляется, что всю вину за отход эсминцев пытаются свалить на него, по этому поводу пишет следующее:

«После такого рода заявлений может сложиться мнение, что эсминцам было предоставлено право выбора. Дескать, хочешь, оставайся с конвоем, а хочешь — уходи с крейсерами эскадры — но это не так. Отход эсминцев, которыми я командовал, явился результатом полученного из Адмиралтейства приказа о рассредоточении конвоя. Этот приказ мог быть оправдан только близостью неприятеля, а при таких условиях мне ничего не оставалось, как присоединиться к крейсерской эскадре» [38] ⁶⁷.

38

Бруми в своей книге «Поднять сигнал» на с. 149 пишет: «Что значит рассредоточение конвоя, в сигнальной книге подробно разъясняется. Но там — ни где-либо еще — нет ни слова о том, как снова собрать конвой после его роспуска». По поводу полученной из Адмиралтейства радиограммы он с большим чувством замечает, «что для конвоя PQ-17 было бы куда лучше, если бы в дни его проводки радио вообще не было изобретено».

Когда Бруми окончательно осознал, какая ужасная ошибка была допущена флотом, то впал в депрессию, в каковом состоянии и находился весь обратный путь до Лондондерри.

Но в то время Гамильтон и его офицеры свято верили, что «Тирпиц» вышел в море и движется наперерез конвою. По этой причине боеготовность на кораблях не отменяли; они мчались на запад на полном ходу, «рискуя напороться в непроницаемой туманной мгле на льды или айсберги». События нескольких последних часов сказались на людях не лучшим образом: по их мнению, в тот момент, когда немцы готовились обрушить на конвой всю мощь своих орудий, они уходили от врага на «большой скорости»³ — как им было велено в радиограмме адмирала Паунда. До получения приказа из Адмиралтейства Гамильтон считал, что «Тирпиц» не сможет атаковать конвой ранее полуночи, а если бы с ним шел более медлительный «Шеер», то не раньше 2 ночи 5 июля. «Когда же мы получили радиограммы с пометкой „Чрезвычайно срочно“, то подумали, что Адмиралтейство получило наконец ту самую „дополнительную информацию“, на которую оно намекало в радиограмме, полученной нами за два часа до этого, и что „Тирпиц“ давно уже вышел в море и находится в непосредственной близости от конвоя⁹. Исходя из этого соображения я и действовал»³. Другими словами, если бы не это, адмирал не торопился бы так с отводом крейсерских сил и находился бы при конвое как минимум до двух часов ночи, как ранее и намеревался. «Полагаю, — говорил он два дня спустя Товею, — наш поспешный отход самым ужасным образом сказался на моральном духе моряков»³⁵.

Так оно и было. Офицер плохо вооруженного американского транспорта «Джон Уитерспун» в ту ночь написал в своем дневнике следующие строки: «Получили приказ о роспуске конвоя. Невероятно, что они бросили нас на произвол судьбы — ведь на некоторых кораблях нет вообще никакого вооружения. Корабли один за другим скрываются за горизонтом. Некоторые идут группами — по два, по три судна. Мы пойдем в одиночестве…»⁶⁸

Посмотрим, что произошло с двенадцатью эскортными кораблями, которые Бруми оставил с конвоем. Именно эти небольшие суденышки должны были, по мнению контр-адмирала Гамильтона, защитить если не все, то хотя бы часть транспортов конвоя.

Корвет «Дианелла» (лейтенант Рэнкин) истолковал приказ коммандера Бруми буквально и прямиком двинулся в сторону Архангельска⁶⁹. В 11.00 вечера корабль ПВО «Паломарес» (капитан Джей X. Дженси), который после ухода «Кеппела» стал старшим судном эскорта, передал на военные корабли следующее сообщение: «Рассеяться и следовать в Архангельск своим курсом»⁷⁰. Потом, правда, Дженси сообразил, что защищать его от атак подводных лодок будет некому, и передал на противолодочный тральщик «Бритомарт», следовавший от него на расстояние семи миль к северу, только два слова: «Подойдите поближе». Сочтя это недостаточным, через 10 минут он передал на тральщик более пространные инструкции: «Займите положение с левого борта от меня и идите на расстоянии мили. Курс 077°, скорость — 11,5 узла». Вскоре после этого «Паломарес» приказал минному тральщику «Халкион» занять место справа от него. Позже командир «Бритомарта» лейтенант-коммандер Стаммвиц по этому поводу заметил: «Как-то странно было сознавать, что противолодочный тральщик используется только для того, чтобы охранять хорошо вооруженный корабль ПВО. Но как кажется, „Паломарес“ был озабочен собственной безопасностью больше, нежели безопасностью транспортов»⁷¹. Впрочем, Стаммвиц не мог не понимать, что в случае воздушного нападения немцев он сам будет находиться под надежной охраной зениток «Паломареса».