Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования
Шрифт:
Эти новые структуры кристаллизуются очень медленно, и даже те из русских, кто различает их становление, в нынешние дни то и дело шепчут: «День бы простоять, да ночь продержаться». Но если в будущем «прорезающийся» порядок сложится вполне, переопределив евроазиатское положение России, то среди факторов, которые помогли ей выстоять, она должна будет вспоминать героический выбор дагестанцев, благодаря которому Россия сохранила позиции у Каспия. Ибо именно вокруг этого моря-озера сейчас решается участь пояса земель от Прибалтики до Кореи, а значит, и всего пересеченного им материка.
IV
ЭТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ГЕОКУЛЬТУРНЫЙ ВЫБОР, РОССИЯ?
Данный текст был размещен на сайте журнала «Полис» в ноябрьском выпуске 2001 года раздела «Виртуальное эссе» . В основе текста – переработанное в отдельную статью данное в октябре 2001 года интервью сайту «Русский Архипелаг» под
Публикации интервью предшествовал небольшой текст «От редакции»: «Интервью с Вадимом Леонидовичем Цымбурским планировалось “Русским Архипелагом” еще до трагических событий 11 сентября. Нас интересовала в первую очередь трактовка виднейшим отечественным геополитиком понятия “геокультура”, а также его мнение о том, какую геокультурную стратегию должна развивать Россия в XXI веке. Дополнительную актуальность разговору о геокультуре придал выход в свет первого на русском языке сборника статей “Анализ мировых систем” американского ученого Иммануила Валлерстайна, введшего понятие “геокультура” в лексикон социальной науки <…>. Но после нью-йоркской трагедии и начала контртеррористической операции США и их союзников обойти вниманием в разговоре с Цымбурским нынешние геополитические перспективы России мы, разумеется, не могли. Тем более что события сентября-октября 2001 года оказались напрямую связаны как с неизбежной трансформацией геокультуры мировой системы (каковую еще в 1991–1992 годах предсказывал Валлерстайн), так и с будущим геокультурным положением нашей страны в этой системе». – Прим. ред.
…Понятие «геокультура» – достаточно новое для российской науки. Между тем, если вглядываться в прошлое отечественной геополитики, то можно увидеть, что геокультурные критерии на протяжении ее истории были едва ли не доминирующими.
Что мы называем геокультурой? Давайте обратимся к Валлерстайну, который впервые ввел этот термин. Под геокультурой Иммануил Валлерстайн понимает культурный способ организации мирового пространства с выделением обществ, входящих в цивилизационное ядро существующего мира, обществ, оказывающихся периферийными, изгоями, и обществ, занимающих позиции так называемой полупериферии. При геокультурном конструировании пространства речь идет о геополитике, строящейся на культурных основаниях и критериях, то есть на различении «своих» и «чужих». Подчеркну, не политических «друзей» и «врагов» по К. Шмитту, а именно культурно «своих» и культурно «чужих», усваивающих те или иные ценности и не усваивающих их. Геокультурной субъектностью обладают, на мой взгляд, те из государств, которые способны самостоятельно выбирать себе «своих» и отличать их от «чужих», а также реализовывать политические проекты, основанные на такого рода различениях.
Обратим внимание также и на другие моменты рассуждения Валлерстайна о геокультуре. Во-первых, на его указание, что расизм является постоянной изнанкой либерализма, что этот принцип дискриминации, выделения включенных и отличения их от исключенных – фундаментальная черта либеральной геокультуры. И, во-вторых, – на его точку зрения о страшной подвижности этого критерия, в силу которой скандинавы, являющиеся сейчас естественной частью западного мира, в какое-то время могли рассматриваться жителями Западной Европы как варвары и когда-то могут снова оказаться в таком же положении (этот пример со скандинавами промелькнул в одном из реферативных изложений Валлерстайна, выполненном А. И. Фурсовым; на мой взгляд, он прекрасно отражает релятивность геокультуры как формы геополитического проектирования).
Мы увидим, что в конечном счете каждая цивилизация, каждое цивилизационное сообщество располагают собственной геокультурой, собственной техникой геокультурного проектирования. Если исходить из данного понимания геокультуры, рассматривая ее как форму геополитики, основанную на различении культурно «своих» и культурно «чужих», и более тонко – на различении включенных в цивилизационное ядро, исключенных из него и находящихся в промежуточном пространстве – на цивилизационной периферии, то необходимо будет признать, что практически вся российская геополитическая история основана на сложнейшем манипулировании геокультурными критериями.
Достаточно вспомнить, например, какое исключительное значение (как показал Андрей Леонидович Зорин в своей книге «Кормя двуглавого орла…» [8] ) имели в конце XVIII века для русского геокультурного самоопределения греки, которые к середине XIX века уже не представляли для России никакого интереса. К тому времени константинопольская проблема начала рассматриваться в нашем Отечестве в связи не с греческой, а славянской
темой, совершенно не актуальной для России XVIII века. Иными словами: кто для России свой, кто для нее чужой – каждый раз определялось заново с утилизацией совершенно особого набора культурных (вероисповедных, лингвистических и т. п.) критериев.8
См. развернутую рецензию на эту книгу в наст, изд. (с. 114) – «Геополитика как машина времени». – Прим. ред.
Подобная интерпретация геокультуры отличается от той, которая предложена Валлерстайном, в одном существенном пункте. Дело в том, что Валлерстайн игнорирует тот факт (представлявшийся совершенно очевидным Фернану Броделю), что цивилизация не тождественна мир-экономике, и потому в мире существует не одна цивилизация. Бродель исходил из того, что любое сообщество, являвшееся в какое-то время обособленной геоэкономикой, в последующие века, даже интегрировавшись в большое геоэкономическое пространство, сохраняет потенциал особой цивилизации и обособленного самосознания. Валлерстайн же, напротив, объявил, что в сегодняшнем мире существует столько же цивилизаций, сколько в нем мир-экономик, то есть одна. Поэтому и геокультура, по его мнению, тоже одна – планетарная, тогда как прошлое народов никак не влияет на их нынешнее положение в мировой системе. Если бы Валлерстайн учел принципиально иной подход своего учителя, то он должен был бы признать и возможность альтернативной точки зрения, согласно которой геокультур в мире может быть значительно больше.
Сейчас на Западе действительно идет конкурс на господствующую в рамках мировой системы геокультуру. Но я полагаю, что для контекстно встроенных цивилизаций существуют свои разновидности такого конкурса. Валлерстайн, конечно, прав в своей констатации, что в эпоху, когда Запад в самом деле пленил весь мир идеей развития, почти во всех цивилизациях действительно взяли верх конвергентные варианты геокультуры, идеологии ускоренного развития и сближения, а по мере того как такого рода идеологии теряли свое лидирующее положение (что мы и видим сейчас), в этом конкурсе закономерно начали побеждать другие варианты геокультур.
Поэтому Валлерстайн просто абсолютизирует в своей теории определенный момент развития мир-системы, когда существовала только одна абсолютно контекстно свободная цивилизация, действовавшая в соответствии со своей собственной контекстно свободной логикой. Однако он не учитывает, что в рамках мир-системы продолжает сохраняться масса контекстно связанных, контекстно встроенных цивилизаций со своей исторической памятью и со своим геокультурным конкурсом.
В ряде случаев геокультура порождается какой-то конкретной цивилизацией. В то же время геокультуры могут и выходить за цивилизационные рамки, выступая как большое предложение со стороны цивилизации многоцивилизационному человечеству. Таким глобальным предложением была и геокультура «девелопментализма», в том числе в ее русской (ленинской) версии. И тем не менее надо признать, что иногда в качестве геокультурных субъектов способны выступать народы и страны, хотя и не входящие в ядро той или иной цивилизации и в том числе принадлежащие к цивилизационным лимитрофам, но, тем не менее, отстаивающие программу разделения мира на «своих» и «чужих» и, по возможности, политику, вытекающую из такой программы.
Кризис «девелопментализма», отмечаемый Валлерстайном с конца восьмидесятых, выразившийся в общем (и в мировом центре, и на мировой периферии) недоверии к идеям догоняющего развития и породивший на Западе новую геокультуру постмодерна, имел важные последствия для России. Ленинский вариант «девелопментализма» оказался наиболее чутким к мировым переменам, создававшим в СССР ощущение страшной зашлакованности империи неинтегрированными, рвущимися в разные стороны элементами. Реакцией на это новое сознание стало сжатие России до континентального острова.
Что же мы видим сегодня? С одной стороны, отчаянные попытки на либеральной основе реанимировать идеи догоняющего развития, в том числе развития срезающего, то есть надежды срезать очередную историческую петлю и вырваться сразу туда, где на очередном витке окажется Запад. Люди, развивающие эти идеи, не учитывают того, что формирующаяся в мире идеология «клуба господ» обрекает Россию в случае преследования этой стратегии, при наилучшем варианте, на участь Японии 1998 года, жертвы целенаправленно организованного банкротства. А при варианте наихудшем – на то, что предсказывают Михаил Делягин и некоторые эксперты из его института: чем быстрее будет возрождаться экономическое самостояние России, тем вероятнее применение против нее прямой силовой деструкции – по югославскому сценарию – под предлогом защиты прав человека, прав национальных меньшинств, прав центральноазиатских наркоторговцев или еще чьих-то прав.