Копье Нептуна. Арабская весна. Первая и вторая книги

Вертолет продолжал обстрел…

Лейтенант выстрелил, чтобы привлечь внимание. Замахал рукой — идите сюда…

Вылез еще кто-то — слава Богу, значит, как минимум двое на ногах…

Под прикрытием стрелка — один из выживших в танке три один потащил ко второму танку того, кто вывалился из танка первым. Дотащил. Лейтенант узнал его — невысокий, задиристый паренек, он родился уже в Израиле, а родители — откуда-то из республик бывшего СССР. Прямо на лице — рана, как от осколка, но кровь не течет — видимо, горячим…

— Что с ним?!

— Дело дрянь! Нас подорвали фугасом!

— Фугасом?!

— Подобрались вплотную! Смертник! Где колонна!?

— А черт ее знает!

Колонны не было. Они были одни.

— Лейтенант Шимон мертв! Он в танке! Надо его вытащить!

— А это кто?! С автоматом!

— Это Бени! Наш наводчик!

— У нас один раненый! Прикроешь меня?!

Лейтенанту было стыдно за минутную слабость. Стыд просто жег его изнутри — и чтобы компенсировать, чтобы затушить его — он был готов в полный рост идти на пулеметные позиции.

Но парнишка мотнул головой.

— Не надо. Это мой лейтенант. Прикрой!

Лейтенант сменил магазин. Замахал рукой, чтобы Ари сделал то же самое.

— Иди!

Сектор Газа. Центральная часть города Газа

На подступах Кэмп-Джабалия

Ночь на 24 июля 2014 года

— Твою же мать… — обессилено выругался сапер и бросил пульт.

— Что?! — заорал давно оглушенный командир.

— Робот уничтожен. Я ничего не вижу. Впереди до черта гранатометчиков, простреливается все…

Спецназовцы — пользуясь минуткой затишья — пока робот проводил впереди разведку, набивали магазины патронами. В реальном бою — никто не стреляет бесконечно как в кино или компьютерной игре, бой идет волнами. В магазинах — находится только четвертая часть боезапаса или даже меньше, остальное — пачками в рюкзаке. Поэтому — приходится пользоваться каждой свободной минуткой, чтобы перезарядиться. Давно сбитыми и ничего не чувствующими пальцами заталкиваешь в магазин патрон за патроном и стараешься ни о чем не думать. Совсем ни о чем.

В углу — радист надрывался, вызывая позывные Гура — такие позывные были у танков, попавших в самое пекло и оказавшихся в окружении. Ни один из позывных не отвечал.

— Ну?

— Ни хрена.

Радист смертельно устал, как и все — но продолжал долбить.

— Да нет там ни хрена! — взорвался один из разведчиков — нас просто бросили сюда, чтобы пробить проход. Им, наверное, давно головы отрезали…

Сольное выступление прерывается звуком удара.

— Заткнись.

Всем понятно, что это косяк. Израильтяне не бросают своих — ни мертвых, ни тем более живых. Ради того, чтобы собрать разорванного на куски фугасом бойца — могут бросить роту биться несколько часов в полном окружении. Ради того, чтобы освободить одного — из тюрем могут выпустить тысячу. Никто не смеет утверждать, что это неправильно, потому что может прийти день и час — когда спасать придется тебя.

Командир Яэля отполз от пролома.

— Надо подорвать стену. Там можно продвинуться дальше.

— А если вся эта халабуда грохнется на нас же?

— Другого выхода нет. Через улицу — не пройти.

В дыму пожаров, в раскаленном даже ночью воздухе — плывет гнусавое завывание муллы — ублюдки сразу в нескольких местах врубили магнитофоны на полную громкость. На всех частотах открытой связи — все диалекты арабского, африкаанс, сухахили, сомалика, чеченский, дагестанский, черкесский. Кажется, что ворота ада отворились — и зло хлынуло в мир. Кого тут только нет…

— Готово… — доложил один из саперов.

— Так… отходим. Всем отойти.

— Отошли. Кто-то — от непривычки сжался, проглотил комок. Кто-то — даже сигаретку прикурил…

— Взрываю.

Хлопок. Дым, пыль. И словно отвечая одиночному хлопку — где-то впереди, с оглушительной слитностью рвутся поставленные на воздушный подрыв снаряды. Дрожит земля, содрогается воздух.

Решение возникает у всех одинаковое — шанс! Пока идет артобстрел — боевики без лишней нужды не высовываются.

— Дым! Дым и вперед!

Под веселое шипение шашек — дым еще не успел застелить пеленой всю улицу — они несутся через улицу к следующему, подходящему для временного опорного пункта зданию. Впереди — рвутся тяжелые снаряды, после каждого удара вздрагивает земля. Обычно — артиллерийские удары по городам, по городской застройке запрещены за исключением точечных. Очевидно — озверев от потерь и отсутствия результатов, командование решило воевать по-настоящему.

Под сапогами хрустит кирпичная крошка и битый бетон. Все вваливаются в проломы, на мины не проверяют — мин здесь нет. Просто не успели заминировать…

— Чисто! Пошли!

Дом — наверное, каждый дом здесь — наполовину разрушен, всего три этажа — но теперь это сплошная развалина как в Бейруте. Непонятно даже, что это такое, что вообще здесь было, для чего это строилось. Школа, что ли…

— Командир, гражданские…

Шамир, командир группы — а вместе с ним и Миша, который держался рядом с ним — идут на крики. В еле держащейся комнате — черные, полыхающие ненавистью глаза…

Шамир, потерявший за последние два дня двоих своих друзей — молча смотрит на набитую мирными комнату. Затем — молча отстегивает флягу, бросает им, поворачивается и уходит.

— Зачем ты это сделал?

— Не знаю…

— Контакт! Контакт! — откуда-то спереди раздается крик и его прерывает грохот очередей.

Боевики — видимо, они просто не успели из-за обстрела, и израильтяне оказались в этом здании, большом, крепком, лучшем в округе — первыми. Первые из бородатых, не зная о наличии израильтян, попали под обстрел и полегли на ровном месте, но остальные — рассыпались и открыли огонь. Не меньше двадцати АК-47, есть и пулеметы…

— Цви! Давай наверх! Попробуй занять позицию! Миша, прикрой его!