Копье Пустыни

Аббан покраснел, и Джардир сразу понял почему, как и все остальные. Не назвав отцовского имени, Керан, считай, объявил, что отец Аббана принадлежал к хаффитам – самой жалкой и презираемой касте красийского общества. Хаффиты – трусы и слабаки, неспособные идти путем воина.

– Ха! Ты привел жирного сына пожирателя свинины и тощую крысу? – крикнул самый высокий из най’шарумов. – Вышвырни их на улицу!

Остальные мальчишки засмеялись. Наставник Керан зарычал и ударил наглеца кулаком в лицо. Парень грохнулся на каменный пол и сплюнул кровью. Смех умолк.

– Смеяться будешь, когда снимешь бидо, Хасик, – прошипел Керан. – До тех пор вы все – тощие крысы, хаффиты, пожиратели свинины.

С этими словами они с Кавалем развернулись и покинули казарму.

– Вы за это заплатите, крысы. – Хасик странно присвистнул. Он вырвал изо рта шатающийся зуб и швырнул его в Аббана. Толстяк вздрогнул. Джардир заслонил его и оскалился, но Хасик и его прихлебатели уже отвернулись.

Вскоре после их прибытия раздали миски и выставили котел похлебки. Джардир проголодался и направился прямиком к раздаче, а Аббан заспешил еще пуще, но один из старших мальчиков преградил им путь.

– Вперед меня собрались? – Он толкнул Джардира на Аббана, и оба мальчика упали на пол.

– Вставайте, если хотите есть, – посоветовал наставник, который принес котел. – Похлебки на всех не хватит.

Аббан взвизгнул, и мальчики кое-как встали на ноги. К котлу уже выстроилась очередь. Вперед протиснулись ребята постарше и покрупнее. Первым стоял Хасик. Малыши в конце очереди отчаянно дрались за места, чтобы не остаться голодными.

– Что нам делать? – спросил Аббан.

– Встать в очередь. – Джардир схватил товарища за руку и потащил в середку, где стояли ребята помельче откормленного Аббана. – Мой отец говорил, что испытывать слабость не страшно – страшно ее выказывать.

– Но я не умею драться! – Аббан дрожал.

– Нужда научит. Я собью кого-нибудь с ног, а ты падай на него всем весом.

– Это можно, – согласился Аббан.

Джардир подвел его к намеченной жертве. Паренек оскалил зубы, надулся и повернулся к Аббану, поскольку тот был крупнее.

– А ну пошли в конец очереди, крысы новые! – тявкнул он.

Джардир молча ударил мальчика в живот и пнул по коленям. Паренек упал, и Аббан послушно рухнул сверху, как колонна из песчаника. Когда Аббан поднялся, Джардир уже стоял в очереди. Он обернулся, оскалил зубы, и Аббану тоже освободили местечко.

Наградой послужили два черпака похлебки – по одному в миску.

– Это все? – ужаснулся Аббан.

Раздатчик злобно посмотрел на него, и Джардир поспешно отвел товарища в сторону. По углам уже расселись мальчишки постарше, и они приютились у стены.

– Так я с голоду помру. – Аббан помешал ложкой водянистую похлебку.

– Другим и того не досталось. – Джардир указал на пару избитых мальчишек с пустыми руками, но Аббана это не утешило. – Могу поделиться. Я и дома ненамного лучше ел.

Они спали на полу казармы из песчаника, укрытые от холода лишь тонкими одеялами. Джардир привык делиться теплом с матерью и сестрами и пригрелся под боком у Аббана. Вдалеке прогудел Рог Шарак – началась битва. Мальчик долго не мог уснуть, мечтая о славе.

Он резко очнулся, когда его лицо накрыли еще одним тонким одеялом. Джардир боролся что было сил, но одеяло закрутили у него на затылке и крепко держали. Рядом приглушенно визжал Аббан.

Удары посыпались со всех сторон. Кулаки и пинки вышибли из него дух, в голове зазвенело. Джардир отчаянно размахивал руками и ногами и пару раз попал в цель, но ярость нападающих только усилилась. Вскоре он обмяк и мог бы упасть, если бы не удушающее одеяло.

Когда силы покинули его и он решил, что умрет, не познав славы и не отыскав пути в рай, знакомый голос произнес, присвистнув через дырку в зубах: «Добро пожаловать в Каджи’шарадж, крысы». Одеяла убрали, мальчиков швырнули на пол.

Мучители засмеялись и отправились спать, а Джардир и Аббан съежились и заплакали в темноте.

– Выпрямись, – прошипел Джардир на утреннем построении.

– Не могу, – захныкал Аббан. – Ни минутки не спал, болит каждая косточка!

– Не подавай виду, – посоветовал Джардир. – Мой отец говорил, что волки выбирают самого слабого верблюда.

– А мой – что надо спрятаться и подождать, пока волки уйдут.

– Молчать, недоноски! – рявкнул Каваль. – Дама идет.

Дама с Кераном прошли мимо, не заметив царапин и синяков новичков. У Джардира заплыл левый глаз, но наставники обратили внимание только на позу Аббана.

– Смирно! – рявкнул Керан, а Каваль вытянул Аббана по ногам кожаной плеткой. Аббан завопил от боли и едва не упал, но Джардир успел его подхватить.

Раздались смешки, и Джардир зарычал на Хасика, но тот лишь ухмыльнулся.

По правде говоря, Джардир тоже едва держался, но скрывал это. У него кружилась голова, болели руки и ноги, но он внимательно следил единственным здоровым глазом за приближением дама Хевата, выгнув спину. Наставники расступились перед священником и почтительно поклонились.

– Прискорбно видеть, как выродились воины Каджи, потомки самого Шар’Дама Ка, Избавителя, – фыркнул дама, сплюнув в пыль. – Должно быть, ваши матери мешали мужское семя с верблюжьей мочой.

– Неправда! – вырвалось у Джардира.

Аббан неверяще посмотрел на него, но Джардир не мог снести такого оскорбления. Керан бросился на него с пугающей скоростью, и мальчик понял, что совершил ужасную ошибку. Наставник вытянул его плеткой, сбив на землю. Голая кожа горела огнем.

Но даль’шарум на этом не остановился.

– Если дама говорит, что ты верблюжий ублюдок, значит так и есть! – приговаривал он, охаживая Джардира плеткой. Мальчик был одет только в бидо, ему было нечем защититься от ударов. Он вертелся, прикрывая больные места, но лишь подставлял Керану свежую кожу. Джардир голосил, но наставник распалялся все больше.

– Довольно, – произнес Хеват.

Избиение мгновенно прекратилось.

– Ты верблюжий ублюдок? – спросил Керан.

Джардир заставил себя встать. Его ноги подгибались, как размоченный хлеб. Мальчик не сводил глаз с занесенной плетки. Он знал, что, если не уймется, наставник убьет его. Он погибнет бесславно, и его дух тысячелетиями будет слоняться у врат рая вместе с хаффитами, завидуя праведникам в объятиях Эверама и ожидая перерождения. Подобная судьба страшила его, но отцовское имя – единственное, что у него осталось, и он от него не откажется.