Копьё Света

— Значит с рассветом, мы покидаем Хварн и держим путь в Зандр! — сказала Жрица, убирая карту в пространственный карман, — благодарю всех за участие в Турнире, а сира Риата за выигрыш, — легкий поклон с ее стороны, мой в ответ, и мы с Айоном, а также с Ильтиримом, покинули группу светлых первыми, ведь у нас есть что обсудить, для их ушей не предназначенное.

Переговоры решили провести в моей комнате. И как только за эльфом закрылась дверь, и им же была начертана на деревянной поверхности рунная связка «Тишины», в комнату, в специально раскрытое окно влетел Дриз, принимая свой истинный облик: черные волосы с челкой на бок, закрывающей отсутствующий глаз, в темном одеянии, с плащом и капюшоном, в походных ботинках и парными клинками с короткими лезвиями за спиной.

Весь его вид — это облик странствующего мечника, немного мага, готового прийти на помощь нуждающимся людям. На деле же он — шпион, как и я принимающий на различные амплуа, с легкостью вживаясь в роль. Тайны и загадки, скрывающиеся за семью печатями и коваными замками — хобби Дриза. Как и их раскрытие. А вот слежка за потенциальными противниками и врагами, постоянно тянущих свои загребущие лапы к его владениям, оправдываясь речами: Во имя Пресветлого! — его непосредственная обязанность. И первым делом, только вступив в комнату, Дриз доложил:

— Господин, рыбка клюнула на наживку…

15 глава «Дорогой слез выложен путь...»

Шадар

Почти весь путь до Зандра, в компании авантюристов, выдался спокойный, непринужденный, не обремененный неожиданностями и сюрпризами. Но вот Айону он давался тяжело. Эмоции его, до этого топи подобные, поднимались на поверхность вулканическими пузырями и опаляли темное, вот уже более ста лет сердце тоской и печалью, отражаясь в глазах витиеватой, ведущей в никуда тропой, готовой разломиться под ногами, утягивая вниз. Он был почти одного оттенка с гнетущим небом, готовым вот-вот обрушить водопад на наши головы.

— Айон, — моя рука ложиться на плечо мальчика, вздрогнувшего, как только я назвал его по имени, — может, ты вернешься в гильдию?

— Нет, Шэд. Я должен этот страх преодолеть. Сто лет прошло, а я все никак не могу забыть тот день… — криво улыбнулся дьяхэ, временно отгоняя наваждение, вызванное пасмурным небом и налетевшими с гор ветрами.

Айон — один из сильнейших и опаснейших темных созданий северного государства. Ему не страшны даже Непревзойденные звери, как моя Нарисса, дракон громового принца, или феникс Этиора. В списке Светлого Храма на уничтожение, он пятый, за его голову назначена баснословная награда с семью нолями, за которой гоняются его же подчиненные. Дьяхэ не ведом страх перед ликом Жрецов, будь они хоть трижды высшего уровня силы. Он не ведает поражения и всегда находит выход даже из патовой ситуации, а тут… хандра и тоска в глазах, полных печали и обиды.

— Не грусти, мальчик, — вмешалась в наш заглушенный заклинанием разговор Жрица, давая ему наставление: — отринь страх в твоей душе, дай золотому лучу света, дарованному благодатью Пресветлого, наполнить твою душу и указать путь!

Руки ее, как и всегда, сложены в молитвенном жесте, взгляд устремлен в серое, заволоченное тучами небо. Она чувствует его дыхание и слышит речи даже сквозь занавес дождя и раскаты грома. Чистая вера, но слепая, не видящая оттенков и полутонов, разделяющая все на черное и белое. А в этом и проблема. Истинный Светлый, а не воспитанный лишь на пении птиц, благоухании цветов и журчании горного родника, видит всё так, как оно есть, может различить оттенки и не разделяет всех по противоположным сторонам. Поэтому:

— Луч света, майнэ Жрица, не пробьет сталь туч по одному вашему желанию, — мои слова для нее — режущая ладонь трава, когда собираешь цветы в венок, или упавшая за ворот одеяния капля, опалившая теплое тело неожиданной прохладой, выводит из привычного мира, нарушает равновесие, погружает на миг в темноту тоннеля. Одним словом — бесит. Но она воспитанная, наученная учеными мужами дева, не поддающаяся на провокации.

— Сир Риат, вы хотите сказать, что вера в Пресветлого, молитвы к нему, это пустая трата сил, слов и времени? — вот тот самый вопрос, который я ожидал от нее слышать. Ведь я так давно хотел дать на него ответ. Только планы мои были услышать его не в таком тоне.

— Я хочу сказать, майнэ, что вера — это удел избранных. Или воспитанных, как вы, в чертогах, наполненных Его… — палец мой указал вверх, имея в виду Светлого Владыку, — …благодатью и вниманием. Простым смертным, варящимся в суете дней, не до слов и молитв.

На каждое мое слово, бьющее, словно разрядами молний, тело Жрицы содрогалось, руки, сложенные в молитве, оцепенели, а губа все сильнее поджималась, что еще чуть-чуть и хлынет алая кровь. Казалось, еще немного или меня испепелят светлой энергией, или пошлют в мои же земли. Но я ошибся. Жрица, пусть и желала обрушить на меня весь свой праведный гнев, все же держалась, сказав фразу:

— Дорогой слез выложен путь, шагами скорби отмерено время, ударами боли окутано сердце, таков путь!

И на этом все. Слова ее, призывающие к вере всех рядом находящихся, больше не сотрясали воздух, ладони, сложенные у груди, опустились на колени, а взгляд серебряных омутов, смотрящих в душу, направлен вперед. Привал закончен, ноги, гудящие от долгого пути — отдохнули, а это значит, что мы двигаемся дальше. И на пути, в трех часах пешей ходьбы, у нас первый населенный пункт — Миршта.

Городок небольшой. Всего тысячи три жителей. Промышляют местные умельцы рукоделием, вышивками и росписями по ткани. А так же выделкой и отделкой кожаных изделий. Именно мастера Миршта приглашались на ярмарки в главные города Сетии. Даже участвовали в конкурсах дельцов, занимали призовые места и были на слуху статных вельмож. Кроме вышивки по коже и росписи шелка, жители этого городка известны «любовью» к поэзии. Говорят здесь только стихами. Виноват в этом недуге, один заезжий, но ставший давно местным маг, экспериментировавший над разными заклинаниями и связками. Он вот уже пять лет пытается снять с города это, своего рода проклятие, но пока тщетно.

— Шадар, а Ильтирим, как проводник, в курсе местной особенности? — спросил меня Айон, смотря при этом на эльфа, с упоением рассказывающего о местных изысках и красотах, мастерах и рукодельницах.

— Без понятия, — развел руками и пожал плечами, — узнаем.

Благо, от влияния стихотворной речи можно избавиться, поставив магический блок на восприятие. Кроме блока спасает еще уровень маны у путников. Если он выше уровня виновного в беде, то заклинание не возымеет эффект, а если ниже, то увы. Будешь плести речи только рифмующиеся. Жители города, страдающие рифмоплетством, предпочитают молчать. А если есть необходимость о чем-то поговорить, изъясняются или жестами, или обмениваются записками. А так, словно каждый из них воды в рот набрал.

Как знающий, и не переживающий за привычное изложение мыслей, не отказал себе в удовольствии лицезреть выражение лица светлых авантюристов, когда речь их обратится стихами. Айону, как и мне, не грозит недуг местных земель, так как он на целую ступень выше горе-мага. Что уж говорить о светлых. Поэтому, войдя в город, пройдя пункт досмотра, пошли с дьяхэ дальше, на поиски постоя.

— Шадар, разреши задать терзающий мои мысли вопрос? — в глазах мальчика, идущего рядом со мной, даже несмотря на предстоящие возгласы и негодование светлых, по-прежнему отражалась тоска и печаль, но улыбка все же тронула его губы, плечи чуть расправились, а вопрос обжог воздух: — С какой целью ты пытаешься сбить нимб с головы Жрицы? Что тебе с этого?